Нора Дмитриева - Мой личный врач

– Я об этом ничего не знала.

– Об этом никто не знал. Мне это по секрету рассказала сама Галина, развязав себе язык виски, которым она снимала стресс после того, как я извлекла ее из бассейна. Ну, а про загоревшийся в ее руках фен и про испорченные тормоза в машине вы знаете. А два дня назад, когда здесь в нашем присутствии Ксана сказала, что Галина страдает лунатизмом, Агнесса Николаевна смекнула, что сумеет разделаться с соперницей, не вызвав подозрения. Она, как и вы, догадалась, что Галина Герасимовна влюблена в шофера Ваню, что ее, полагаю, страшно оскорбляло и рождало еще большую ненависть к молодой жене вашего сына. Она поняла, что Галина, пользуясь отсутствием супруга, попытается выяснить отношения со своим любовником. Агнесса подстерегла ее, когда она ночью пошла в дом прислуги, оглушила и сбросила в бассейн, предварительно вымазав кровью поручень, дабы все выглядело как несчастный случай: поскользнулась, ударилась о поручень, потеряла сознание, упала в воду, захлебнулась. Слетевшие с ног Галины босоножки она унесла с собой, так как, видимо, полагала, что лунатики ходят босиком, а по поводу своих следов не опасалась, потому что ночью работают разбрызгиватели и всё с травы смоют. Единственное, она не заметила того, что, пока тащила к бассейну Галину, у нее оторвалась пуговица. Агнесса обнаружила это уже после того, как я приходила искать босоножки, поэтому ничего не нашла. Утром в пятницу она, будучи абсолютно уверенной, что тело Галины лежит на дне бассейна, делает вид, что взволнована тем, что молодая хозяйка не отзывается на ее стук. И разыгрывает передо мной пастораль, что, дескать, с тех самых пор, когда, войдя в комнату своей любимой подруги, она увидела ее бездыханное тело, она физически боится заходить в комнату, если не отвечают на стук. Я по ее просьбе захожу к Галине в спальню и сообщаю Агнессе, что хозяйка спит сном праведника. И тут с вашей домоправительницей случается форменная истерика, я накачиваю ее валокордином и феназепамом, будучи уверенной, что этот срыв связан с тяжелыми воспоминаниями о смерти Марии Эрнестовны. И только после того, как в машине Яна мне призналась, что она не имеет никакого отношения к падению молодой хозяйки в бассейн, я заподозрила, что кто-то другой покушался на жизнь Галины. Понять, кто именно, я смогла только после того, как Анюта опознала пуговицу Агнессы, а я вспомнила, где видела фотографию моряка. Кстати, меня насторожило то, что Агнесса вчера утром мне солгала, рассказывая, как она обнаружила тело своей подруги. На самом деле его обнаружила Полина, а Агнесса прибежала на ее крик.

– Но все равно у вас нет никаких прямых доказательств!

– Они появятся, дорогая Вера Дмитриевна, после того как Агнесса Николаевна попытается меня убить… Видите ли, она уверена, что вы больны и я не посмею тревожить вас своими подозрениями. Поэтому постарается ликвидировать меня сегодня ночью, прежде чем я успею оповестить о них Павла Петровича.

Когда я вернулась к себе в комнату, то увидела на столе здоровенный кусок мильфёя. Добрая Анюта обо мне побеспокоилась. Я посмотрела на пирожное, которое на вид казалось необыкновенно вкусным, вздохнула и выбросила его в унитаз, вернув немытую тарелку на стол. Покурила на балконе, глядя на чистое ночное небо, богатое россыпями звезд, потом надела пижаму и легла в постель, где уже на подушке дрых Персик. Спать не хотелось, так как в желудке плескалась лошадиная порция крепкого кофе, предусмотрительно выпитого «на сон грядущий».

В доме было очень тихо, в саду прокричала спросонья какая-то неведомая мне птица и смолкла. Через отворенную балконную дверь в комнату вливался серебристый лунный свет… Я уж начала сомневаться в надежности своих предсказаний, как увидела, что дверь в мою комнату тихонечко открылась, и в нее крадучись проскользнула облаченная в пижаму женская фигура, прошла через комнату и остановилась возле моей кровати. Я не пошевелилась и продолжала дышать глубоко и ровно, изображая безмятежный сон. Когда она уже наклонилась надо мной и я почувствовала на своем лице ее порывистое дыхание, в проеме балконной двери, облитая лунным светом, предстала колеблющаяся тень в развевающейся ночной рубашке и в накинутой на плечи шали…

– Агнешка, – проговорила она печально каким-то странно вибрирующим потусторонним голосом, – не бери еще один грех на душу…

Домоправительница, а это была она, медленно, как сомнамбула, повернулась на голос и рухнула на колени.

– Маша! – вскричала она, протянув руки к полупрозрачной тени. – Прости меня, если бы я знала все, я бы не убила тебя! – И распростерлась перед ней на полу.

Когда мы с Верой Дмитриевной, сбросившей с плеч на кресло розовую кашемировую шаль, уложили бесчувственную Агнессу Николаевну в мою кровать, я включила свет, внимательно осмотрела пол и обнаружила то, что искала: обыкновенный прозрачный пластиковый пакет и шнурок от кроссовки.

– Ну вот, а меня Агнесса Николаевна хотела, судя по всему, удушить.

– Но почему она так рисковала, ведь вы же могли начать сопротивляться?

– Она подсыпала снотворного в мильфёй, который мне принесла Анюта, и была уверена, что я крепко сплю.

– Господи, до сих пор не могу поверить, что Агнеша оказалось на такое способна!

– Недаром же говорят, что в тихом омуте черти водятся…

– Лиза, я вот чего не понимаю: на что она надеялась, ведь, если бы ей удалось вас удушить (не дай бог), приехала бы милиция, началось следствие и ее все равно смогли бы обвинить в этом преступлении.

– А вот и нет! Она справедливо считала, что первым подозреваемым станет шофер Иван, на которого и вы, и Галина Герасимовна подумали, что это он из ревности решил убить свою неверную возлюбленную, дескать, «так не доставайся ты никому». Вы же сами видели, как ваша невестка после моей фразы о том, что ее пытался убить человек, который не хотел, чтобы она была женой Антона Зиновьевича, со слезами и криками выбежала из комнаты, уверенная, что в бассейн ее сбросил Иван. Кстати, держу пари, что этот шнурок Агнесса вытащила именно из его кроссовки… А теперь давайте-ка вернем нашу пациентку в сознательное состояние, – и я поднесла к носу домоправительницы флакончик с нашатырным спиртом.

Когда она открыла глаза и увидела нас с Верой Дмитриевной, она ничего не сказала, только заплакала. Плакала Агнесса молча, без всхлипываний, крупные слезы катились из ее глаз и каплями падали на мою подушку.

Через пару минут она вытерла ладошкой глаза и попыталась сесть на постели, что ей удалось с некоторым трудом.

– Вы сможете дойти до своей комнаты без посторонней помощи? – спросила я.

Домоправительница молча кивнула головой.

– Агнеша, – подошла к ней Вера Дмитриевна, – все, что ты сотворила, это ужасно, это не по-христиански, но ради памяти Маши, которая тебя искренне любила и никогда не хотела тебе зла, я отпускаю тебя и обещаю, что ничего из того, о чем мы узнали сегодня с Лизой, из этого дома не выйдет. Так что у тебя есть шанс уехать отсюда и начать новую жизнь.