Марек Харны - Польские трупы (сборник)

История, описанная в «Линиях крови», занимает в этом споре срединное положение, хотя, впрочем, в большей степени подтверждает верность первого варианта, поскольку у читателя после нее остается впечатление, что Джон Донован, по сути, «призвал» зло, как оккультисты призывают демонов и проклятых духов. Зло пришло «извне», вошло в него, овладело им; он передал его сыну, так колдуньи из поколения в поколение передают свою магическую силу. Разница лишь в средствах и ритуалах: вместо пентаграмм, свечей из человеческого жира и латыни — психология патологии, эстетика убийства и монографии по криминологии. Но черная кислота зла разъедает разум с той же неотвратимостью.

Иэн Бэнкс «Линии крови»

перев. Аркадиуш Наконечник

Proszynski i S-ka 2002

Цена: 33 злотых

Перевод Е. Верниковской

Стефан умирал именно так, как Анджей много раз себе это представлял, намечая план действий: на несколько секунд замер в недоумении с пустой рюмкой в руке, подняв изумленный взгляд на приятеля, будто искал ответ на его лице. Не нашел: Анджею казалось, что перекошенная физиономия выражает торжество, а в действительности его злобная гримаса походила на средневековые изображения козлиной ухмылки дьявола. Стефан силился вдохнуть побольше воздуха, взмахнул рукой так резко, что хрустальная рюмка покатилась по ковру, в отчаянии схватился за горло, не сводя взгляда с Анджея, пока не осел с хриплым стоном. Все это длилось считанные мгновения, и Анджей не был уверен, понял ли Стефан, что происходит, хотя твердо и отчетливо сказал, глядя ему прямо в глаза:

— Это цианид, сукин сын. За Марту.

Умирающая жертва опустилась в свое директорское кожаное кресло, а с него сползла на пол. Анджей успел пожалеть, что этих мгновений не хватило, чтобы сказать, как давно и от всего сердца он его ненавидел и как ловко обманул. С другой стороны, время сейчас было слишком дорого, чтобы торжествовать. До возвращения секретарши оставалось еще минут пять, но ведь всегда может случиться что-то непредвиденное.

Молниеносным, многократно отработанным движением он стер свои отпечатки пальцев с нижней части бутылки, которую только что, показывая этикетку, протягивал Стефану таким образом, чтобы тот обязательно взялся за горлышко. Изготовленным две недели назад ключиком отпер бар, единственный ключ от которого, по мнению всех сотрудников, был у Стефана. Затем прошел через секретариат, в коридоре свернул к лифту и подсобным помещениям. Дубликат очередного ключа открыл ему путь на лестничную клетку.

Только здесь он выплеснул в раковину содержимое своей рюмки, быстро надел прямо на костюм рабочий комбинезон и схватил сумку монтера.

Все шло как по маслу: лифт был пуст, никто не крутился у бокового выхода, никто не загородил ему дорогу в переулке, где он оставил машину, в которой, пробив талон автостоянки, якобы уехал с работы домой час тому назад.

Когда он запихивал под сиденье сумку и комбинезон, на лице его все еще сохранялась безотчетная дьявольская усмешка. Он осознал это лишь после того, как ему показали запись видеокамер, скрытых в кабинете Стефана за венецианским зеркалом и ложной картиной.

— Итак, подведем итог: план был опасный, но осуществить его тебе удалось. У тебя нет свидетелей для подтверждения алиби…

— Я счел это слишком рискованным. Ведь пришлось бы кого-то уговорить дать ложные показания.

— Ты решил, что достаточно будет, чтобы никто не знал о твоем возвращении в офис?

— Именно так. Я ушел пораньше, вернулся, переодевшись, по другой лестнице. Секретарша должна была как раз спуститься вниз за почтой. Обратите внимание, я дал ему шанс — принес бутылку «Амонтильядо». Мы оба читали Эдгара По, и если бы Стефан не был абсолютно уверен, что я ни о чем не подозреваю, то мог бы догадаться. Но он дал себя обмануть: решил обмыть удачную сделку.

— Анджей, — деликатно перебил его ведущий, — легко ли это? Убить друга, смотреть ему, умирающему, в глаза?

Анджей надолго задумался.

— Нет, — наконец сказал он серьезно. — Нет, это не было легко. В какой-то момент я усомнился, получится ли…

— И получилось! — разрядил напряжение ведущий. — Получилось! Сейчас ты сидишь в нашем Кресле Убийцы, и мы можем вместе отметить твой успех шампанским! Разумеется, если ты прямо сейчас, публично, перед нашими зрителями подтвердишь, что совершил идеальное преступление.

— Да, — сказал он без колебаний. — Это идеальное преступление.

Публика, скрытая слепящим сияньем прожекторов, ответила бурными аплодисментами. Анджей схватил с протянутого ему подноса бокал и выпил, не дожидаясь, пока то же самое сделает ведущий.

— Анджей, я все-таки должен спросить, на чем основана твоя уверенность?

— Я позаботился обо всем, но рассчитывал в основном на два обстоятельства. Во-первых, все знали, что у него больное сердце.

А дозу я отмерил такую, чтобы на первый взгляд случившееся производило впечатление сердечного приступа. Велика вероятность, что ни о чем не подозревающие родственники дадут кому-то в лапу, чтобы избежать вскрытия. Если же нет, я — последний, кого можно заподозрить. У меня нет мотива. Мы дружили. Да и какая мне выгода? Более того, на его смерти я потерял больше всех: бизнес рухнул, десятки тысяч долга на мне, да еще целая фирма свалилась на мою голову. С рациональной точки зрения, устранив его, я совершил ужасную глупость. Но, как тебе известно, тут вступили в игру соображения иррациональные.

— Ты сказал: «За Марту».

— Ну да. Всякий мужчина это поймет. Я знаю, что они встречались. Мне трудно толком объяснить, откуда знаю, это как-то неуловимо… Раньше мы с Мартой смеялись над его навязчивыми ухаживаниями, а последнее время, когда речь заходила о Стефане, что-то у нее в голосе… Я способен простить ее, но не его.

— Марта не знает?

— Разумеется, не знает.

— А ты случайно не ошибаешься? Так сложилось, что шампанское, которое ты выпил, — именно от Марты. От Марты и кое-кого еще, с кем она решила прийти сегодня в студию. Встречайте наших следующих гостей!

Ведущий с распростертыми объятьями подбежал к раздвинувшемуся занавесу, из-за которого вышла Марта. Улыбающаяся, откровенно насмешливая… и еще более красивая, чем обычно. Но Анджею недостало времени оценить работу телевизионных стилистов, потому что вслед за ней…

— Нет, — простонал он, чувствуя, что ему не хватает воздуха, коченеющий язык присох к горлу и перед глазами становится темно. — Нет, ведь он мертв… Не может быть…

Шквал аплодисментов.

— Я знала обо всем с самого начала, — сказала Марта, грациозно усаживаясь на высокий табурет напротив. — Он не умеет ничего скрывать. А уж когда я проследила, что он побывал на вашем кастинге…