неизвестен Автор - Убийство в 'Долине царей'

- Работа - не волк... - сказал я. - Ладно, еще раз пораскинь мозгами, как себя вести, я тебя повесткой вызову, и хлопнул дверцей...

Квочкина я встретил в дежурной части.

- Примешь пятьдесят капель? - спросил он, пока мы поднимались в кабинет.

- Рано еще, - попытался я сопротивляться.

Он неожиданно согласился:

- Тебе рано, а мне уже поздно.

Видимо, Квочкин насмотрелся американских боевиков, где выпивают раз десять по ходу фильма, и решил вести себя соответственно, чтобы стать лихим парнем.

В кабинете я протянул ему пятитысячную бумажку.

- Что это? - не понял он.

- Навыдов дал взятку, чтобы я от него отвязался.

- Кто такой? - спросил Квочкин.

Я объяснил.

- А-а, это хорошо. Ерунда, а приятно, потому что с неба, - сказал он и сунул купюру в кобуру.

Совершенно непонятно, что он будет доставать при аресте бандитов. Тем более денег у них все равно больше.

- Тут еще такое дело, - сказал я, - Размахаева, экс-любовница Шекельграббера, хочет меня нанять. Якобы ее утомил некий югославский подданный по фамилии Терентьевич. Проходу не дает простой советской шлюхе, обещает жениться при случае.

- Это уже интересно, - решил Квочкин. - Они в тебя поверили.

- То есть?

- То есть поверили, что ты всерьез можешь выйти на убийцу, и морочат тебе голову, - объяснил Квочкин. - Вот что: денег ты у нее не бери, скажи, мол, есть данные о невиновности Терентьевича, а женихов пусть сама разгоняет. Будет настаивать - отключим газ. Нет, перекроем кислород, - и захохотал.

- Может, все-таки намекнешь, кто тут действующие лица? спросил я.

- Намекаю: сиди до первого апреля дома, выключив телефон, а второго позвони мне пораньше и поезжай к Поглощаеву за деньгами.

- Осталось три дня, - сказал я.

- Вот и ладушки.

- Приказ понял, - я поднялся.

- Кстати, - на прощание сказал Квочкин, - приехала жена Шекельграббера, я дал ей ключи от его квартиры. Это я сообщаю для информации, а не для того, чтоб ты мучил бедную женщину допросами...

Я вышел из отделения милиции в расстроенных чувствах. Кому приятно ощущать себя болваном? Только на углу вспомнил, что забыл пожаловаться на несправедливый штраф. Но черт с ним. Все равно платить не буду. В повестке написано, что в случае неуплаты взыщут по месту работы. Бог в помощь! Взыскивайте!

До вечера я решил посидеть дома в тишине и спокойствии и зашел в магазин, чтобы купить каких-нибудь продуктов из наличного ассортимента. В голове почему-то гулял стишок Михалкова "Ищут пожарные, ищет милиция"... Непонятно, с чего вдруг вспомнил? Там вроде искали героя, а не убийцу. Там герой был приметный: плечистый и крепкий, в футболке и кепке и еще со значком ГТО. Полгорода его искало, но так много героев тогда расплодилось, что один, конкретный, как сквозь землю провалился. Теперь убийц и потенциальных убийц больше, чем героев тогда. Но самое смешное, что этих убийц никто и не ищет. Хватают мелочь на бытовой почве, а чуть что серьезное - ищут, где самим спрятаться. Се ля постсоветская ви!.. Исходя из этого, можно заключить, что с мафией Шекельграббер не был связан, иначе бы Квочкин закрыл его дело для собственной безопасности. Это упрощает поиски... А если Шекельграббер все-таки был связан с мафией и поэтому Квочкин прикрылся мною?..

Едва разогрел какое-то подобие котлет, кашей расползшихся по сковороде, едва открыл банку сока, как в дверь позвонили. Я почему-то опять открыл без всяких предосторожностей. На пороге стоял мужчина.

- Я - Терентьевич, - объявил он.

- Хоть Петрович, - ответил я.

- Нет, я все-таки Терентьевич.

- Вы мне не интересны.

- Но я хочу объясниться.

- Вы уже объяснились пару дней назад.

- Это не совсем то, что я хотел сказать.

- Конечно, вы сделали без слов. Ладно, заходите, смирился я. - Котлеты есть будете?

- Нет, спасибо.

- Вы знаете, что в русском доме нельзя отказываться от "Демьяновой ухи"?

- Хорошо, - согласился он. - Покушаю. Немного.

Мы сели за стол.

- Выпьете? - спросил я, хотя знал, что в доме нет ни капли.

- Не пью.

Я испытывал какое-то злорадное удовольствие, когда кормил Терентьевича котлетами из плесневелого хлеба и протухших жил. Он-то привык к другой кухне. Теперь пусть знает, во что обходится аборигенам растаскивание России - банановой республики мирового сообщества в недалеком будущем.

- Я люблю Марину, - сказал он, расправившись с котлетой. Вероятно, только эта мысль и удержала его от рвоты.

"Мне вас жаль", - хотел сказать я, но передумал.

Вместо этого я сказал:

- Любовь - святое и тонкое чувство, а вы отстаиваете ее кулаками. Причем чужими.

- Мне очень неприятно, - извинился он. - Я поступил необдуманно. Просто отстранял от нее мужчин, которые могли напомнить о Шекельграббере. Первый месяц после его смерти она была сама не своя, я боялся за ее здоровье. Только все успокоилось, улеглось, полезли вы с педиком. Мне бы сначала переговорить, а потом действовать, но я человек импульсивный. В голову лезут черт знает какие подозрения. Каждую ночь снится, что она мне изменяет.

- А она приносила вам обет верности?

- Я могу только об этом мечтать.

- Почему вы не натравили своих орлов на Поглощаева?

Он замолчал и надолго.

- Признайтесь, что это вы убили Шекельграббера, потеряв над собой контроль в припадке ревности, и я дам вам три дня, чтобы уехать из России, - предложил я.

- Я уже давно никого не убивал, - ответил он.

- Зачем же вы пришли?

- Кажется, вы ничего не поняли, - сказал он. - Я пришел извиниться.

- И все?!

- Все, - ответил он и хлопнул входной дверью.

Дурак! Мог бы по телефону извиниться. Интересно, почему его так смутил вопрос о Поглощаеве? Зачем меня нанял этот счетовод, торгующий содой и соком редьки? От кого он хотел избавиться моими руками? Пока у меня один ответ - от всех сразу...

Ближе к вечеру я собрался с духом, позвонил Поглощаеву и спросил в лоб:

- Несколько дней назад вы ездили к Размахаевой. Зачем?

- Она просила, чтобы я вас уволил под каким-нибудь благовидным предлогом.

- Ну а вы?

- Сказал, поздно, теперь это будет выглядеть подозрительно. Да и договор подписан.

- А какая причина?

- Не знаю. Что-то тут нечисто, по-моему.

- Да все вы знаете! Не пойму только, зачем вам надо, чтобы я до всего докапывался сам.

Он в ответ тоже замолчал, как Опрелин и Терентьевич. По-моему, они сговорились играть со мной в молчанку.

- Дайте мне телефон в ту квартиру, где жил Шекельграббер. Надо побеседовать с его вдовой.

- Разве она уже приехала?

- Разве вы не знаете?

- ... Она поселилась не там, а у своей, можно сказать бывшей матери...

Я позвонил вдове и спросил, не пересылали ли в посольство документы Шекельграббера по почте. Она ответила, что давно пришли и даже сейчас у нее в руках. Я повесил трубку. Выходит, в словах Заклепкина есть какая-то правда. Выходит, он с Опрелиным, действительно, два мелких пакостника и никто больше. Это не радует, особенно когда знаешь, что Квочкин уже раскрутил дело, а ты только копаешься то ли в детской песочнице, то ли в чужом грязном белье, и все без толку. Неужели интеллигентная Размахаева дала Шекельграбберу по кумполу? Чем же он ей так досадил? Тем, что звал Мунькой? Но это не вяжется с показаниями Терентьевича. месяц проболела, сказал он. Хотя какой нормальный человек после убийства будет чувствовать себя в родной тарелке? Значит, все упирается в Размахаеву. Ну что ж, пойду побеседую с ней. Глядишь, и уговорю сдаться на милость нарсуда...