Евгений Сухов - Мертвец – это только начало

Вокруг кладбища деньги крутятся немалые, но Шевцова всегда удивлял омерзительно неряшливый облик служителей смерти: в глиноземе, с перемазанными лицами, они напоминали обычных бомжей, проживших половину своей жизни на городских свалках. А церквушка, стоявшая недалеко от входа с небольшим флигельком, больше походила на богадельню, и всякого, кто видел эту картину, подмывало достать припрятанный рубль и с жалостливой физиономией бросить к ногам рабочих.

Единственное, что удерживало от щедрого жеста, так это глаза могильщиков – холодные и очень спокойные, каких не бывает даже у самых заносчивых бродяг. На каждого посетителя кладбища они смотрели как на потенциального покойника, при этом профессионально рыскали взглядом по фигуре, будто уже намеревались брать мерку для будущей ямы.

– Послушайте, ребята, где здесь могила Стася Куликова? – подошел Шевцов ближе.

– Кулика, что ли? – спросил один из них, высохший и черный, как астраханская вобла, так и бросался в глаза мартовский загар.

– Его самого, – ответил Шевцов. – Вместе когда-то парились под Воркутой, хотел могилке его поклониться.

– А-а, – изобразил на лице нечто похожее на сочувствие загорелый и уже бодро, явно принимая Вадима за своего, заговорил: – Пройдешь прямо по этой аллее метров пятьдесят, а там, у бетонного столба, повернешь направо и держись левой стороны. Могила у самой тропы, там увидишь.

– Спасибо, братцы, – с чувством отозвался Шевцов и, не дожидаясь ответного слова, затопал по тропе.

Кладбище было убогим, и такая знаменитость, как Стась Куликов, упокоенная в местном красноземе, значительно поднимала его статус. Таким личностям, как Кулик, пристало быть захороненными не где-то на окраине Москвы, а на Ваганьковском кладбище, вблизи собора, в окружении прочих почивших знаменитостей, а он лежал среди рядовых граждан, ничем особым не проявивших себя при жизни.

Могилу Стася Куликова майор Шевцов увидел сразу. Точнее, каким-то шестым чувством он выделил ее еще издалека среди множества однотипных, густо натыканных крестов. А когда подошел поближе, даже не удивился своему предвидению.

Как ни странно, все очень простенько, без затей. Обыкновенно. Грустный глинистый холмик с дешевеньким, небрежно сваренным крестом, грубоватая пайка выпирала некрасивыми узлами. Если бы не знать, что на глубине двух метров покоится человек, бывший при жизни теневым префектом Юго-Западного округа, чьи возможности распространялись куда шире, чем у его официального коллеги, то можно было бы подумать, что это могила самого заурядного человека, самое большое геройство которого заключалось в том, чтобы не поздороваться со сварливой соседкой на лестничной площадке.

Обычно таких авторитетов, как Стась Куликов, хоронят с большой помпой. На площади перед кладбищем бывает тесно от дорогущих автомобилей, народ на могилу приходит сентиментальный, чувствительный. И никто из присутствующих не осудит, если иной и поморщится плаксиво. Речи на могиле, как правило, всегда короткие, но очень емкие и больше напоминают клятвы, чем слова прощания. Памятники на могилах высокие и капитальные, какие не часто встретишь даже у политических вождей. Иначе нельзя, братва не поймет. Никакая религия не обходится без святых мест, а уголовная и подавно. Ведь должна же куда-то приходить подрастающая молодежь, чтобы совершить обряд причащения и дать клятву на верность братству.

Теперь у Вадима Шевцова не оставалось никаких сомнений по поводу воскрешения Стася Куликова. Не тот он человек, чтобы вот так бездарно сложить буйную головушку и быть упрятанным в сырой осиновый гроб. На кресте даты рождения и кончины. Фотография отсутствовала, что само по себе было очень знаменательно.

Постояв еще немного, майор затопал в обратную сторону. У самого входа ему повстречался все тот же высохший мужичок с несмываемым загаром на впалых щеках.

– Ну как, навестил кореша? – На лице дежурное участие. В умных, слегка прищуренных глазах трудно скрываемый интерес. О нежданном госте он хотел бы узнать побольше.

– Главное наше с ним свидание впереди, – очень серьезно ответил майор Шевцов.

– Это верно, – легко согласился могильщик. – Все мы под богом ходим, кому знать, если не мне. – Ответ майора он принял за глубокую мысль.

По его озадаченному лицу было заметно, что он хотел спросить что-то еще. Но в той среде, где он находился, задавать вопросы было не принято.

Махнув на прощание рукой, Шевцов вышел за ворота кладбища.

– Одна беда: там совершенно невозможно следить. Абсолютно ровное поле с торчащими крестами. Нет ни кустов, ни деревьев, ничего такого, за чем можно было бы укрыться. Я уже думал об этом, – мелко барабанил по столу карандашом майор Шевцов, – так что идея выставить там пост наблюдателей очень неудачная. Если Куликов и в самом деле жив, то сейчас он предельно осторожен, он даже близко не подойдет, едва почувствует для себя какую-то опасность. К тому же я не исключаю, что могильщики могут быть связаны с Куликовым и шепнут ему мгновенно, как только заподозрят что-нибудь неладное. Здесь нужно придумать что-то похитрее. Но вот что?

Вадим в раздражении швырнул карандаш в сторону, и тот зарылся в ворох исписанных бумаг. Тяжело откинувшись на высокую спинку стула, он заложил ладони за голову и устало поинтересовался:

– Может быть, у кого-то есть другие предложения?

– А если устроить на кладбище нашего человека? – предложил капитан Васильчиков.

– Исключается, – после некоторого раздумья ответил майор. – Могильщики – это каста, они хорошо знают друг друга, связаны многолетней дружбой, общими знакомыми, работа там хотя и пыльная, но весьма прибыльная, и поэтому к себе они берут исключительно своих. И если мы будем навязывать им нашего человека, пусть даже через подставных лиц и с хорошими рекомендациями, это может вызвать кривотолки. И это еще не самое худшее! – Поднял палец вверх Шевцов. – Например, на него случайно может обрушиться стенка свежевырытой могилы, а он, будучи пьяным, не сумеет выбраться со дна и задохнется. Кстати, у нас бывали подобные случаи. Или еще пример с края ямы скатится ломик и стукнет его по темечку. Но даже если трагедии никакой не случится, могильщики все равно не допустят его в свой круг. А если Куликов и в самом деле жив, то он в первую очередь узнает о подозрительном пополнении. Нет, здесь необходимо действовать как-то поювелирнее.

И вновь карандаш, оказавшись в его руках, забил беспокойную дробь.

Четыре дня назад майор Шевцов бросил курить. В очередной раз. Для начала он подарил пачку «Бонда» своему водителю и, оставшись без сигарет, сильно страдал. Он мучился даже не от того, что не может закурить, а просто как бывший курильщик не имел права запретить своим коллегам дымить в этой комнате. И сейчас был вынужден испытывать огромные неудобства. Но хуже всего было то, что Шевцов не мог ни о чем думать, кроме как о паре крепких затяжек. Обязательно глубоких, чтобы горячий дым раздирал бронхи и в броуновском движении гулял по лабиринтам легких. Мысль в таком состоянии напоминала хиленького карлика и не желала расти. А следовало придумать что-нибудь нестандартное, отчего даже у хронического скептика полковника Крылова зачесался бы затылок.