Барбара Вайн - Роковая перестановка

Руфус сел за стол. Его вещи были собраны, ключи от машины лежали на столе перед ним. Он уже вытащил продукты из холодильника, упаковал их в коробку, вытащил вилку из розетки и открыл дверцу. Кто-то успел помыть посуду, оставшуюся после завтрака. Наверное, Шива. Он же собрал эссенции Вивьен в ковровую сумку. С завтрака никто ничего не ел. Пройдет еще немало времени, прежде чем кто-либо из них сможет нормально есть, подумал Эдам.

Он сказал:

— Послушай, Руфус, что нам делать с Татианом? Он сегодня будет ждать Вивьен. Она не придет, и он станет ее разыскивать, так? То есть вряд ли он решит, что Вивьен передумала.

— Но и в полицию он не обратится, — произнес Руфус.

— Вполне возможно, что в полицию он обратится. — Еще утром кожа на его лице приобрела болезненный желтоватый оттенок. Он выглядел так, будто приходил в себя после болезни или заболевал. — Ведь это у его друзей пропал ребенок. Если Вивьен не придет, они могут связать ее с похищением.

Эдам сел напротив Руфуса. Он чувствовал себя слабым и опустошенным. В окно, как плети, ударили струи дождя, и от неожиданности он издал звук, похожий на всхлип.

— Успокойся, — сказал ему Руфус вполне доброжелательно.

— Я в порядке. Со мной все будет в порядке.

— Не сомневаюсь. Придется звонить Татиану.

— Господи, нет!

— Я сам позвоню, — поспешно сказал Руфус. — А что еще можно сделать? Придется сказать ему, что Вивьен заболела или что-нибудь в этом роде. Он, видишь ли, знает, где она живет.

— Он знает, где она живет?

— Она дала ему адрес: Отсемондо, Нунз, Суффолк. Он тут же его вспомнит, когда она не появится, а так как в полиции, когда его допрашивали, его наверняка попросили сообщать обо всем странном и необычном, он наверняка расскажет о Вивьен. И полицейские примутся обходить местные дома. А домов в Нунзе — раз-два и обчелся, поэтому много времени на это им не понадобится.

— Так я и говорил, — сказал Шива. — Я говорил, что его будут допрашивать.

Руфус изогнул обе брови.

— Ты действительно говорил.

— Кто будет звонить?

— Не ты, — сказал Эдам. — У тебя акцент. У тебя речь, как у индуса или у валлийца. Он сразу заподозрит что-то неладное.

— Эй, я позвоню, — сказал Руфус.

— А ты не мог бы… ну, это вообще реально, чтобы Зоси вернулась домой? Она хочет вернуться к родителям в Нунз.

— В Нунз?

— Да, знаю. Она спрашивала, не смог бы ты отвезти ее домой. Я сказал ей, что это невозможно, но какая у нас есть альтернатива?

Зоси нашла эту альтернативу сама, когда, одетая в бирюзовое платье Вивьен, тихо вошла на кухню и остановилась на пороге.

Едва услышав Эбигаль, Эдам вскочил с кровати, прошел в ее комнату и взял девочку на руки. Он приготовил для нее апельсиновый сок, поменял подгузник. Ему нравилось все это делать, и сейчас Эдам спрашивал себя, сколько еще дней у него будет такая возможность.

Принесли газету. Он услышал, как она шлепнулась на коврик у двери, при этом дважды звякнула крышка. Точно так же, как тогда, когда почтальонша принесла счет за свет и налоговое уведомление. Мелькание красного за окном, звяканье крышки почтового ящика…

Держа Эбигаль одной рукой, другой Эдам поднял газету. Желудок скрутил спазм, сердце показало ему, что оно есть в грудной клетке. Отныне все эти ощущения он испытывал каждое утро. Эдам открыл газету на развороте с местными новостями, пробежал обе страницы глазами. Ничего, опять ничего. Ничего нет с воскресенья.

Письма его не интересовали. Ему их на дом не доставляли, они хранились на почте. На дом приносили только счета, какие-то открытки и прочий мусор. В это утро именно Энн забрала с почты письма и молча, с ледяным выражением на лице, положила конверт рядом с его тарелкой. Он как раз кормил завтраком Эбигаль, поэтому распечатал письмо только через десять минут.

Руфус как раз жал руку миссис Шоу, которая выражала восторг по поводу успеха замещающей гормональной терапии, когда появился курьер. Адрес на конверте был написан небрежно, но Руфус сразу узнал почерк Эдама, хотя и не видел его десять лет. От него потребовалось все самообладание, чтобы продолжить дружескую беседу, и он продолжил ее. Его губы будто парализовало в улыбке, лицо превратилось в маску. Наконец она расплатилась и ушла, и он смог вернуться с конвертом — и его содержимым, что бы там ни было — в свой кабинет. До следующей пациентки оставалось десять минут.

Нельзя отмахиваться от того, что тебе угрожает, из-за того, что ты этого боишься. Руфус стал придерживаться этого правила после Отсемонда. Заставляя себя делать мерные вдохи и выдохи, он разрезал конверт ножом для бумаги. Увидев внутри газетную вырезку, испугался, но все же достал ее и развернул. Над текстом дрожащей рукой было написано: «Человек-коипу».

Руфус увидел Эдама, который сидел в углу, помахал ему и прошел к бару, а потом вернулся, неся два стакана. Миновала почти неделя. Манеры Руфуса стали доверительными, и это проявлялось в отсутствии приветствия или каких-либо формальных вопросов, а еще в крайней небрежности.

— Я могу выпить оба, если ты не хочешь, — сказал он.

— О, я ничего против выпивки не имею, — возразил Эдам.

Руфус поднял свой стакан.

— За отсутствующих друзей!

Этот тост показался Эдаму верхом безвкусицы. Он не повторил его. И сказал:

— Большая часть всего этого была у нас в головах, правда? Газеты никогда много не писали — так, крохотные сообщения в пару строчек. Да, еще по телевизору показали один репортаж — я тогда был в отпуске, — но это все. Думаю, в полиции с самого начала поняли, как все было. По сути, они не подозревали ни нас, ни моего двоюродного деда, ни Лангана. Они с самого начала знали, что это человек-коипу.

Руфус странно посмотрел на него.

— Но ведь это не он.

Качая головой так, будто прогоняя иллюзию, Эдам продолжил:

— Я не об этом. Я о том, что все их вопросы сводились к тому, чтобы собрать информацию не обо мне, а о человеке-коипу. А я воспринимал их задом наперед. — Он тихо добавил: — Чувство вины заставило меня воспринимать их задом наперед.

Выглядит он ужасно, подумал Руфус, зная, что сам выглядит отлично. Только сегодня утром миссис Лльюэллин (полипы и частичный пролапс) сказала ему, что он выглядит слишком молодо для консультанта с Уимпол-стрит. Эдам сильно похудел, у него запали глаза, кожа стала серой. И он постоянно дергался. Вместо того чтобы расслабиться после известия о том, что все кончено, он переставлял стакан по столу, оставляя за собой влажные окружности, которые сплетались в ту самую цепочку.

Руфус достал из бумажника вырезку из «Ист Энглиэн Дейли Таймс», развернул ее и положил на стол. Его взгляд выхватил несколько ключевых слов, которые он успел выучить наизусть: «Зое Джейн Сигроув…», «…несовершеннолетняя дочь…», «…отчим Клиффорд Уильям Пирсон, скончавшийся в ноябре 1976 года. Следствие пришло к заключению, что это было самоубийство, вызванное несбалансированным состоянием его рассудка. Представитель полиции заявил, что дело по Уайвис-холлу закрыто, и дальнейшие следственные действия проводиться не будут».