Галина Романова - Тайну хранит звезда

Где-то полгода назад он вдруг посерьезнел, начал приносить работу на дом. Подолгу просиживал у себя в комнате. Потом был период ликования, следом на отца накатила озабоченность, а совсем недавно ей почудился в его глазах страх. И как-то пару раз он вдруг приходил к школе ее встречать вечером после секции. Свою странность в поведении объяснить отказался. На неделю воцарился мир и понимание. Отец шутил, был в приподнятом настроении, но с телефоном по-прежнему запирался в своей комнате почти каждый вечер. И еще начал уходить куда-то. Без объяснений уходил, без объяснений возвращался. Каких-то незнакомых людей стал в дом приводить.

Вот и сейчас его нет. Нина это поняла по тапкам отца, сиротливо жавшимся к стенке прихожей. И даже в комнату не пошла. Зачем? Она переоделась, разложила учебники на столе, показав им длинный язык – учить страшно не хотелось, но надо было. Подружке обещала. Ее подвести она не могла. Подруга – это святое.

Потом приготовила поесть, села к столу, пододвинула к себе тетрадку и учебники и… тут же минуты через две начала болтать по телефону.

Ну не училось, ну! И неохота, и новостей и планов куча, которые надо обсудить, обтрещать с подругой. И душно ужас-то как! Окно, что ли, открыть? Так высоты она боится. Нина покосилась в сторону окна. А что, если открыть, и отойти от окна подальше, и учить уроки не за столом, что рядом с окошком, а на диване? Идет! Подумано – сделано. Она открыла окно, занавесила голый проем, плюхнулась с разбегу на диван и…

И тут же услыхала нечто, заставившее ее швырнуть учебник в сторону. Какое-то странное осторожное шарканье. Что за фигня?! Отец дома? А тапки?

– Па? – снова позвала она, и он снова не отозвался.

Нина встала, рванула на себя дверь комнаты и опешила.

Вдоль стены крался мужик! Он и шаркал, понятное дело! С чего отцу-то ее так ходить – вдоль стены бочком, на цыпочках.

Высокий симпатичный и будто даже знакомый какой-то. Она его точно видела, только где?! На артиста какого-то будто бы похож. Причесан хорошо, одет прилично.

Обо всем этом она успела подумать в первые три секунды, пока не накрыл тихий, свистящий холодом ужас.

– Только тихо, – шепнул мужик ей, глядя прямо в глаза и начав медленно идти прямо на нее. – Только не вздумай кричать, если не хочешь, чтобы твоему папе сделали больно. Не хочешь ведь, нет?

– Папа… – всхлипнула Нина, на мгновение зажмурилась. И тут же замотала отчаянно головой. – Нет, не хочу! Не надо!

– Кричать не станешь? Вот и умница, – с ласковой убежденностью проговорил мужчина, продолжая идти на пятившуюся Нину и при этом потирая руки в кожаных черных перчатках. – Зачем кричать? Разве криком можно что-то решить? Нет, милая… Сейчас мы с тобой…

Перед тем как он выбросил ее в окно, она еще успела подумать, что он решил взять ее. Прямо в ее комнате, прямо не снимая перчаток, прямо на диване, на котором ее еще мама пеленала в младенчестве. А как было не подумать, если он судорожно глотал все время, жадно осматривал ее всю, от растрепанных волос до голых ног, едва прикрытых шортами? А потом потянул к ней руки. Хищно, алчно, жадно. Схватил за талию, потом прижал к себе, ощупав разом спину, зад, бедра. Потом чуть оттолкнул, подхватил, поднимая вверх, и швырнул. Но не на диван, о господи! Он бросил ее в окно!..

Кольская Анастасия Станиславовна влетела в школу на своих тоненьких шпильках привычно легко и стремительно. Старательно поджимая живот, она распахнула легкий бежевый плащик. Быстро осмотрела себя в зеркале, висевшем сразу за дверями. Вздохнула про себя: опять набрала килограмм. Диета не помогала, тренажеры, установленные дома в цокольном этаже, тоже не помогали. Сколько себя ни истязала, не похудела ни на грамм.

– Это, мать, у тебя от сытой, спокойной жизни, – похохатывал муж, нежно шлепая ее по бокам. И тут же щурился хитро и подмигивал. – Может, мне загулять, а, мать? Может, тогда нервничать начнешь и сбросишь килограмма три?

Настя нервно хихикала в ответ, грозила ему кулаком, но всерьез его угрозы не воспринимала. С мужем прожили сто лет, кажется. Любили друг друга искренне и преданно. Растили детей. Долго растили, трудно. Сын часто болел, приходилось ездить с ним за границу на лечение. Дочка оставалась с мужем. И душа у нее разрывалась за них обоих. Потом все пошло как по маслу – цитата ее педагогического состава. Жизнь стала спокойной, размеренной, дети выросли, определились. Муж все чаще время стал проводить дома, назначив генерального – приличного парня из дальней родни. А она вдруг засобиралась на работу, устав скитаться по большому дому.

– Ну вот! – ворчал супруг, встречая ее, уставшую, на пороге дома. – Я в дом, жена из дома. На кой тебе это надо, Настена?

– Похудеть хочу, – шутила она, щурясь от усталости, и с благодарностью влезала в домашние тапки, брошенные мужем к ее ногам. – А то вообще колобком стану скоро…

Честно? Работа ей нравилась. Нравились дети, причем всякие нравились: спокойные и озорные, хулиганистые и воспитанные. Нравился педагогический состав, за исключением одного-двух человек. Она очень мечтала с ними расстаться, очень. Повода все не было к ним придраться. Нравился шум школьной перемены и тишина в коридорах, когда шли уроки. Нравилось, когда каждый, кто встречался с ней, уважительно кивал и быстро проговаривал:

– Здрасте, Анастасия Станиславна.

– Надоест когда-нибудь, Настена. Когда-нибудь тебе это надоест, – обещал муж, наслаждающийся тишиной и покоем их большого уютного дома. – И захочется ко мне под крылышко.

Под его крылышком ей было очень хорошо, очень, но иногда немного душно. И еще был у нее крохотный бабий секретик. Настя Кольская считала, что если постоянно будет мелькать у мужа перед глазами, то очень быстро надоест ему. Она ведь уже не молода, морщинки режутся, как зубки у младенцев, что ни месяц, новые. Раз посмотрит – не заметит. Второй присмотрится, а на третий и пальцем ткнет. А так…

А так он по ней даже скучает. Звонит часто, дома ждет. Хорошо!

– Здравствуйте, Анастасия Станиславовна.

Охранник у входа непривычно резво вскочил с места и вытянулся по струнке.

– Здравствуй, Михалыч, – удивленно заморгала Кольская. – Чего это ты как на плацу? Случилось чего?

Антон Михайлович – бывший военный, исполнительный, внимательный, трудолюбивый и просто хороший мужик – вдруг побледнел.

– А вы разве ничего не знаете? – удивился он.

– А что я должна знать?

– У нас такое ЧП, Анастасия Станиславовна! – Михалыч округлил глаза. – Ужас просто!!!

Кольская насторожилась и быстро осмотрела фойе. Только теперь заметила, что не все так привычно. Дети возле раздевалки шумят, как обычно, но как-то не так. Разбились на группы, шеи вытянуты, глаза страшные. Слухи, стало быть, уже вовсю гуляют по школе. Судя по обстановке, страшные слухи.