Галина Романова - Тайну хранит звезда

Начальник, который уже месяц работал и за бухгалтера тоже по причине болезни последнего, орал на дежурного второй час. Орать было бесполезно, все, что могло случиться, уже случилось. Но он должен был выпустить пар? Должен. Вот он его и выпускал.

– Отвечай! – в очередной раз потребовал начальник.

И в очередной раз дежурный Василий начал мямлить:

– Она вошла, сказала, что хочет поговорить с вами.

– И ты сказал ей, что меня не будет весь день?

– А что я мог еще сказать?

– Дальше! – потребовал начальник, хотя знал всю вчерашнюю историю уже наизусть.

– Дальше она попросила угостить ее чаем.

– Угостил?

– Да.

– Придурок!

– Почему придурок-то? Красивая женщина, уставшая, сильно измученная, попросила напоить ее чаем. Мне не жалко. Я скучал.

– Развлекся? – елейно поинтересовался начальник и, дотянувшись через стол, щелкнул подчиненного по макушке.

– Развлекся? Нет, мы просто говорили.

– О чем? – Глаза начальника гневно сверкнули.

– Обо всем: о жизни, о преступлениях.

– И ты рассказал ей о том, что случилось в нашем доме?

– Ну да. Рассказал ей, что сын одной нашей гостьи убил ее любовника. Что потом тут такое поднялось!!!

– И рассказал, что полиция забрала диск с записью?

– Ну да. А чего за секрет-то, не пойму?! – возмутился дежурный, обиженно сморщив веснушчатое лицо. – Об этом каждая собака знает!

– Да, конечно!!! – Начальник шлепнул себя по толстым ляжкам, бугрившимся сквозь тонкие брюки. – Но далеко не каждой собаке было известно, что ты сделал копию! А ты ее сделал!!! И ты показал ее этой бабе! А что было потом, не расскажешь?

Дежурный чертыхнулся про себя и качнул головой.

Чего пристал?! Чего нового хочет услышать? Все рассказал ему уже не раз. А он все орет и орет.

– Потом я пошел за водой, потому что мы снова захотели чаю.

– А когда вернулся, бабы не было?

– Нет.

– И копии диска тоже? – Грузное тело начальника с трудом согнулось пополам, качнувшись в его сторону.

– Тоже, – шепнул дежурный едва слышно.

– И что твоя гостья как две капли похожа на ту, что ходила к убитому, до тебя дошло, только когда она смылась?! – взвизгнул начальник.

– Да…

– Идиот!!! – выдохнул начальник.

И наконец-то рухнул в свое кресло, такое большущее, такое громоздкое, что заняло площадь полутора столов. Начальник опустил на грудь жирный подбородок, посмотрел какое-то время на понурого дежурного, потом ткнул перстом в его сторону и молвил:

– Ты уволен, идиот!!!

– Вадим!!! – Голос отца звучал из-за двери на высокой ноте, так он привык разговаривать всегда, везде и со всеми. – Вадим, ты почему не отвечаешь?! Ты спишь?!

Даже если бы он и спал, от такого ора давно проснулся бы. Вадим Петровский высунул нос из-под толстого пухового одеяла, ленивым тупым взглядом обвел свою комнату – богатую, просторную, опрятно прибранную.

– Нет, не сплю, папа, – ответил он.

– Что? Что? Говори громче, я не слышу!

– Орать перестань, тогда и услышишь, – проворчал тихо Вадим и добавил: – Сам себя оглушил уже!

– Не хами, – вдруг тихо и вполне миролюбиво отозвался отец.

Он стукнул для приличия костяшками пальцев в дверь, предупредил, что входит, и вошел.

– Не спишь, – зачем-то констатировал Петровский-старший, будто бы и не сын с ним говорил пару минут назад. – Чего тогда к завтраку не спускаешься?

– Не хочу, – буркнул Вадим и отвел взгляд в сторону.

Смотреть на отца – великолепного, холеного, благополучного – было выше его сил. Где-то в городе сейчас скиталась без денег, без жилья и, возможно, без еды его мама. Мать, которую он очень любил, которая запуталась, потому что долгое время считала себя одинокой и никому не нужной. Которая наделала ошибок, а вместе с ней и он сам. И по которой он очень-очень скучал.

– Не хочешь есть или не хочешь спускаться к завтраку? – уточнил как всегда отец.

Он во всем любил ясность. Во всем! И не мог понять пустых женских слез, которым не находилось объяснения. На его взгляд, не находилось. Все претензии к себе как к невнимательному, порой грубому он считал необоснованными и нелепыми. И коротко характеризовал проступок матери:

– Зажралась!!!

Вадим поначалу растерялся, потом негодовал и ненавидел всех троих, перевернувших его жизнь с ног на голову. А потом…

А потом случилось то, что случилось. Он оказался заложником ситуации, отец – обманутым мужем, несчастным человеком, мать – бездомной и никому не нужной женщиной.

Ему она была нужна, конечно же, нужна. Улеглась тупая боль, растворилась обида, пришло понимание. И если бы она сейчас позвонила ему и попросила о встрече, он помчался бы к ней на край света.

Она не звонила. Не просила о встрече. И совсем не хотела его видеть.

– Ты убил человека, который был для меня смыслом жизни, – еле выговорила она в тот день, когда все случилось и когда за ним пришла полиция.

– Мам!!! – закричал он бешено и шагнул к ней – далекой, чужой, ненавидящей. – Мам, нет!!!

– Не смей называть меня мамой.

Она зажмурилась, замотала головой, обняла себя двумя руками. И сказала тогда одну-единственную фразу, от которой ему тут же расхотелось жить. И не хочется до сих пор.

– Я тебя ненавижу!!! – сказала тогда мать и отвернулась от него.

И все! Его арестовали, держали в следственном изоляторе с упырем среднего возраста до тех пор, пока не явился отец с адвокатом и камня на камне не оставил ото всех обвинений. Нет, дело, конечно же, не закрыто. Идет следствие. Но от него мало-помалу отцепились. Пустили в разработку другие версии. Вплоть до той, что мать сама убила своего любовника из ревности, а свалила все на сына. Кстати, эту версию следакам отец и подкинул. И от этой версии Вадиму еще больше не хотелось жить.

– Так что насчет завтрака, сын? – не унимался отец. – Идем, перекусишь что-нибудь.

– Я не хочу. – Вадим сел на кровати, откинул в сторону одеяло, пригладил волосы, глянул на отца. – Я вообще ничего не хочу, пап.

И тут случилось удивительное. Впервые с того страшного судного дня отцу вдруг изменила выдержка. Он перестал быть сильным, великолепным, несгибаемым. Он качнулся, попятился и упал в кресло-грушу, стоящее в углу. Обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону, тихо постанывая.

– Пап?! – Вадим встревожился. – Пап, ты чего?!

– Я… – Он уронил руки, глянул на сына больным зверем. – Я тоже ничего не хочу, сын!!! Без нее не хочу ничего!!!

– Пап… – начал было он, но тут же задохнулся от громадного кома, вздувшегося в горле. – Пап…

– Что, сынок?

– Что делать-то?! Как жить дальше, пап? Без нее???

– Не знаю. – Отец закусил нижнюю губу и отвернулся к окну, тяжело и часто задышав. – Я бы смог… Смог простить ее. И даже забыть бы все произошедшее смог, но… Но она не хочет нас с тобой видеть!!! Ни тебя, ни меня!!!