Андрей Мягков - Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

— А его как?

— Заботкин.

— Забо-о-откин. Ан и не позаботился. Вас эти добры молодцы из местной ментуги сразу сюда доставили?

— Нет, сначала у себя пытали, а потом уж сюда.

— Так прямо и «пытали»?

— Именно «прямо».

— С применением?

Антон не понял вопроса.

— Что вы имеете в виду?

— Ну я имею в виду — с применением орудий-то пыточных?

— Нет, без применений. — Антону не понравился следовательский юмор, и он не счел нужным это скрывать. — Но словесные орудия применялись в полной мере.

— Головотяпы. Платят им с гулькин нос, вот они и мечут икру. — И, заметив изменение в настроении собеседника, «поспешил исправить оплошность». — Вы, случаем, не знаете, кто такая Гулька?

— Не интересовался.

— А я вам скажу — это голубей иногда так называют ласково: гулька. У них носы маленькие. Расскажите-ка поподробней — как это произошло?

— Что именно?

— Ну, убийство это. Это же, насколько я в курсе, на ваших глазах случилось?

— Я вашему сотруднику подробно рассказывал.

— Ну и мне, не в службу, а в дружбу.

Антон нарочитой улыбкой потушил в себе приступ подступающего раздражения.

— Позвольте, я уж лучше «в службу»?

— Ничего не имею против, извольте, коли дружить не расположены.

— Мы ехали в лифте…

— А в лицо смогли бы узнать убийцу?

Антон некоторое время молча разглядывал следователя.

— Нет, я его не видел. Там было много народу… Игорь упал, только когда все выходить начали…

— А до этого — ни звука?

— Нет.

— Странно, не кажется вам? Он ведь не мгновенно умер?

— Нет.

— Вот видите. Я полагал, когда нож в спину всаживают, прежде чем концы отдать, человек как-то реагировать должен. Кричать, на помощь звать. Нет?

— Не знаю, не пробовал. — Антон, в очередной раз силясь улыбнуться, показал зубы.

— За что, как вы думаете, убили вашего друга?

— Не знаю.

— Вы ведь дружили?

— Да.

— Домами?

— Что вы имеете в виду?

На этот раз твеленевскую «непонятливость» широкой улыбкой отметил Трусс.

— Дома ваши я имею в виду. Ваши дома и ничего более.

— Если вас интересует — бывали ли мы в гостях друг у друга, то да, бывали.

— Ну вот, именно это меня и интересовало. С матушкой его, стало быть, знакомы?

Антон неопределенно пожал плечами: мол виделись, конечно, но…

— Понятно — разные поколения. Вам ведь?..

— Сколько мне лет? — уточнил вопрос Твеленев. — Это тоже имеет отношение к убийству Игоря?

— К убийству Игоря до поры до времени, пока мы не нашли убийцу, имеет отношение абсолютно все, — виновато констатировал Трусс. — Итак…

— А лет ему отроду двадцать два, — Антон предпочел не услышать появления стали в голосе следователя, — а на щеке у него бородавка…

— А ему?

— Сколько лет Игорю? — опять уточнил для себя молодой человек.

Трусс молчал.

— Ему, если не ошибаюсь, примерно столько же.

— У него были враги?

— Нет, по-моему…

— А найденные в доме Каликиных драгоценности откуда?

Ответ прозвучал через паузу.

— А у него нашли драгоценности? Откуда же я знаю…

— А то, что они в розыске, это вы знаете?

— Знаю. Мне ваш сотрудник сказал, Мерин.

— А то, что Клавдию Григорьевну тоже зарезали, знаете?

Удар был рассчитан точно, попал в солнечное сплетение и обернулся нокаутом: противник согнулся пополам и никаких десяти секунд, чтобы прийти в себя, ему не хватило. Трусс терпеливо ждал: в его планы входило продолжение поединка, а не его, пусть и победное, завершение. Наконец Антон глухо выдавил:

— Как зарезали?

— Да так, ножом по горлу. Как? Была семья, мать и сын, и в одночасье не стало. В чем провинились эти несчастные, как вы полагаете? Ведь не бывает же — просто, за здорово живешь.

Твеленев закатил глаза и стал медленно сползать в кресле — Трусс успел обежать стол, подхватил его под руки.

— Э, э, э, что с вами? Ну-ка сядем на место, сядем, во-от так. Зеркало дать? — покойников любящие родственники в гроб кладут краше. Может быть, воды? Эй! — он похлопал его по щекам.

Антон зашевелил белесыми губами.

— Отпустите меня домой, пожалуйста, мне плохо, — и добавил через паузу, — я не сбегу.

— Зачем вам сбегать, — майор вставил в его руку стакан с водой, — сбегают преступники, а вам зачем? Оклемайся чуток, расскажи мне — что это тебя так повело, попей водички, — он незаметно, чтобы, как любил выражаться, «размякнуть» собеседника, перешел на доверительное «ты», — все равно до дома в таком виде не доберешься, посиди вот спокойно, о житье-бытье подумай, и мы продолжим с божьей помощью. Глядишь — еще чего интересного друг другу расскажем. Но только без отключек, договорились? Сиди, отдыхай.

Сам он вернулся к столу, повертел диском телефона и, когда раздалось привычное: «Приемная полковника Скоробогатова», сказал приказным тоном.

— Это майор Трусс. Не пускай ко мне никого, меня нет.

И повесил трубку.

Это был пароль.

Это был их с секретаршей Скорого Валентиной Сидоровной «славянский шкаф».

Как у Штирлица, вернее, у писателя Юлиана Семенова, горшок цветов на подоконнике.

После услышанного пароля Валентине вменялось в обязанность минуты через три-четыре перезвонить в труссовский кабинет и после того, как тот поднимет трубку, нажать на отбой. Все. Больше от нее ничего не требовалось.

За эту услугу Анатолий Борисович всякий раз преподносил секретарше начальника коробку любимых ею конфет «Рафаэлло» и ликер «Куантро». Дорого, конечно, но овчинка выделки стоила.

На этот раз телефон молчал непозволительно долго, а когда наконец противно заверещал, Трусс, хватая трубку, успел подумать, что не видать завтра этой шалаве полковничьей французского сорокаградусного, как дырок на мочках своих ушей.

— Майор Трусс, — недовольно рявкнул он в трубку, выключил кнопку обратной связи и тут же перешел на елейно-подобострастный тон. — Слушаю вас, товарищ полковник.

Он удобно устроился на стуле и, украдкой поглядывая на Антона Твеленева, начал «разговор с полковником» (трюк этот назывался «беседой с куклой». Анатолий Борисович гордился изобретением, таил его от сослуживцев не менее тщательно, чем вдревле китайцы от врагов формулу бездымного пороха, не часто доставал из арсенала своих «методов воздействия», а дорогую цену платил Валентине за не бог весть какую услугу еще и потому, что та умела язык держать за зубами.): «Никак нет, товарищ полковник, в Париж я завтра, утренним рейсом. …Бумаги на его выдачу французская сторона уже подписала. …Так точно. …Так точно, товарищ полковник, фактов у нас в достатке. …Никак нет, орудие убийства не обнаружено, но… …Опрошено восемь человек. …Нет, в лифте было больше, но опросить удалось восьмерых… — Он взглянул на Антона, отвернулся к окну, заговорил вполголоса, „неслышно“. — Товарищ полковник, разрешите на этот вопрос я вам отвечу позже. …Да. …Там, на Пресне, много „пальчиков“ обнаружили — и на полу, и на стенах, и на ноже кухонном, не профессионал работал, его хозяйка сама впустила, знакомый, должно быть, так что думаю — вопрос времени… Никак нет, исчезли, версия: из-за них ее и Так точно, скрипач у нас, его Мерин сейчас ведет. …Пока стоит на своем — не знал, для какой цели… Так точно, товарищ полковник, подделок для благих целей не делают. Дожмем без проблем. Так точно, бесе довали. …Это по мужу, а девичья — Тыно. …Нет, с ударением на „ы“ — Тыно. …Так точно, того самого. …Колчев его фамилия. Писатель. …Есть, взрослый сын от раннего брака. …Федором. …Да, по отцу — Колчев. …Пока неизвестно. …Так точно, у нас. …Разрешите, я на этот вопрос позже отвечу? …Никак нет… не знаю. …Нет …Нет…, — Трусс, не спуская глаз с Антона, надолго замолчал. — Я понял вас, товарищ полковник. …Есть — держать вас в курсе».