Наталья Корнилова - Шестое чувство

Я перевалилась на бок. Так оказалось немного легче: уменьшилось давление на позвоночник. Теперь следовало избавиться от наручников. Я знала безотказный способ избавиться от наручников практически любого типа, за редкими исключениями. Это следовало делать резким – молниеносным – движением, рывком! Боль, конечно, жуткая, но иначе никак. Никак.

Но самая большая сложность была в том, что, кроме наручников, я была ограничена в движениях злополучной «ласточкой», отсюда следовало: любое непродуманное резкое движение грозило мне переломом позвоночника.

Впрочем, риск стоил того. Что они там говорили про моего босса?.. Эх, Родион Потапыч, Родион Потапыч!

Я выгнула спину, чтобы получить больше возможностей для рывка. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать – боль была такая, что казалось, будто меня проткнули раскаленным шампуром. Я сделала несколько пробных движений кистями рук, и у меня перед глазами замерцали мутные белые пятна… А после того, как я сильным рывком сбросила наручники, мне понадобилось около двух минут, чтобы прийти в себя после невероятной боли в перегруженном позвоночнике.

Но у кошки девять жизней, это известно всем.

Теперь руки мои были свободны, наручники болтались на веревке, стягивающей мои ноги, а спину я могла наконец разогнуть. О-о, какое это было наслаждение!

Освободиться от пут на ногах и липкой ленты, залепляющей мне рот, было делом еще нескольких минут. После этого я осторожно высунула голову из-под брезента, которым меня предусмотрительно накрыл ушлый Гена на тот случай, если джип остановит милицейский патруль и захочет поинтересоваться самочувствием водителя и пассажиров.

Гена говорил:

– Выпить что-то охота. А у Уса не больно-то…

– Ладно, уже минуты через три подъедем! (У меня екнуло сердце, когда было определено столь точное время.) У Уса перекантуемся минут десять, не больше, он надолго не тормозит. А там в клуб закатимся или в сауну.

Гена спросил:

– А что с этой бабой будет?

– А как Ус скажет. Она, сука, нас в Воронеже попалила. Если бы я ее сегодня не выловил, мне самому яйца бы праздничным бантом завязали.

– Замочат ее, – сказал Гена. – А красивая. Пусти ее к пацанам – распишем перед смертью на троих. А то мочилово – это тупо, если в расход такое сладкое мясо идет.

– Подохнешь ты через баб-то, – сказал Митрохин с места водителя. – Помяни мое слово.

Гена и не подозревал, сколь скоро и сколь точно сбудется прогноз его подельника. Я выждала. Машина вошла в поворот, взвизгнули тормоза – верно, Митрохин спешил. Момент был прекрасный. Прогноз Феликса сбылся в одно мгновение, потому что я, сложив вместе вытянутые и напряженные пальцы правой руки, резким движением вонзила их в бычью шею под правое ухо Гены. Синхронно вторая рука ударила под левое ухо. Титановые накладки ногтей, тонкие, изящные и острые, как бритвы, легко пропороли кожу и мышечные волокна, я с силой рванула на себя, рассаживая шею, и Гена хрипнул и стал заваливаться на бок. Я отстранила еще живого бандита и, переместившись на заднее сиденье, выхватила из кобуры Гены его пистолет и приставила к подголовнику Митрохина. Он еще ничего не знал. Свое счастливое неведение он подтвердил фразой:

– Ну что, практически приехали. Вон фонарик перед дачкой Уса. Н-да… А что, Гена, она мне тоже нравится, эта телка, которую ты «ласточкой» захомутал. Я люблю ершистых бабцов… не как желе под пальцами чтоб колыхались, податливые такие, а чтоб с перцем!

– Рада за тебя, – тихо сказала я.

Он даже не обернулся. Надо отдать должное его самообладанию, он сразу все понял, он даже не дернулся.

– Как это тебе удалось? – выговорил он.

– Это очень сложно, а если объяснять на словах, то еще сложнее. Без фокусов, Феликс. Спокойно-спокойно, тихонько доедем до места. Ты лучше тут притормози, дорогой. Вот так. Отлично.

– Что ты собираешься со мной делать? – выдохнул он.

– Не повторять ошибок.

В тот момент, когда я договаривала слово «ошибок», пуля из пистолета в моей руке, легко прошив подголовник кресла, вошла в голову Митрохина, и на лобовое стекло веером брызнули кровь и мозг.

Я вышла из остановившейся машины и медленно, придерживаясь обочины дороги, направилась к дому, который так опрометчиво (а куда он делся бы?) указал Митрохин. Уже покойный Митрохин. Сванидзе, будь он здесь, незамедлительно упрекнул бы меня в кровожадности и развил очередную свою пышную теорию, но… во-первых, никакого Сванидзе и близко нет; а во-вторых, если бы не я их, то они бы меня. Их разговор не оставлял никаких иллюзий. К тому же, кажется, они собирались не просто меня убить, а перед этим еще и… Ладно. Не будем о грустном. Хотя и после того, как я чудом высвободилась, положение не из веселых. Что предпринять? Здравый смысл диктовал вполне естественное решение: руки в ноги (пока целы), и убираться подальше от этого проклятого джипа, весь салон которого залит кровью. Моих отпечатков там вроде остаться не должно, а где могли быть, я стерла платком. Тщательно протерла.

Впрочем, благоразумию уже не было места: кровь пенилась в моих жилах. Ведь во мне сидел зверь. Пантера. И стоило судьбе поставить меня в шаге от смерти – и эта кошка пробуждалась. Да, как всегда, раз за разом: вспыхивали желтоватые глаза, из мягких подушечек на лапах выныривали смертоносные когти, и звериный нюх неотвратимо подхватывал летящий по ветру запах борьбы и крови. Я боялась и одновременно ждала этих мгновений. Акира… о, Акира хорошо потрудился, он сумел сделать меня той, кем наметил, даже если это шло вразрез с моей собственной волей.

Я была сильно задета за живое. Сначала меня задел Родион, мой собственный босс, а потом оскорбили эти двое, и нелепое, грязное оскорбление это умылось кровью.

…Дом Усова светился окнами. Фонарь отбрасывал на землю желтое пятно. Я вскинула на плечо свою сумочку, сжала рукоять пистолета в левой руке и решительно шагнула к дому. И тут услышала за своей спиной шум мотора приближающегося автомобиля. Я встала за придорожное дерево, и тут же в лицо бросился прохладный вечерний воздух: мимо меня проехал и у самой ограды остановился автомобиль. Захлопали двери. Та-ак! По всей видимости, прибыли еще какие-то люди Усова. Я рассмотрела четверых, один за другим выходящих из машины. Причем, если не ошибаюсь, среди этих людей была одна женщина.

…Нина Алексеевна?

– Очень просто открывается, – выговорил незнакомый мне ровный хрипловатый голос. – Вот… раз, и готово. Идем.

Я выглянула из-за дерева и увидела, что, миновав калитку усовской дачи, к дому идут все четверо: первый высокий, второй – пониже и пошире, кажется, с бородой, третий… точнее, третья – женщина, и не Нина Алексеевна. Нина Алексеевна была повыше. А четвертый человек, низенький и плотный… четвертый человек шел, широко ставя ноги, как краб, и сильно прихрамывал.