Наталья Корнилова - Чужая душа

– Ты не так поняла… все дело в том, что Куценко… знаешь ли… работает в бане. Он – банщик. В смысле – директор. Баня эта женская, два отделения, на общих основаниях и коммерческое. В общем, такое вот дело. Я так полагаю, что лучше выдернуть его… на работе, а не дома. И без предварительного телефонного звонка.

– Гм… это называется: взять тепленьким. В бане-то, верно, жара, – произнесла я, с трудом удерживаясь от глупого смешка. – И вообще, вы, босс, умеете задавать наводящие вопросы. «Давно ли ты была в бане?» Ничего не скажешь. Ладно. Оставляйте данные по этому вашему Куценко. Если вы так упорно не хотите говорить – это ваше решение. Давайте адрес квартиры и работы банного воротилы.

Наутро я отправилась на розыски Георгия Куценко, касательно которого загадочно темнил мой босс. По месту жительства я данного гражданина не обнаружила, и потому пришлось ехать к нему на работу. Если бы я только могла предполагать, чем все это закончится…

Женская баня номер тридцать оказалась неподалеку от нашего офиса, и я даже подумала, что не следовало брать автомобиль. Пешком я нашла бы нужное заведение куда быстрее.

По крайней мере не пришлось бы полтора часа стоять в грандиозной пробке.

Баня оказалась внешне достаточно страшненьким краснокирпичным, старинного образца зданием, разве что одна массивная мраморная табличка с надписью «Муниципальная помывочная баня № 30», сильно смахивающая на мемориальную доску, производила впечатление. «Помывочная баня, – усмехнулась я про себя. – Звучит исчерпывающе. Вроде «мертвого трупа» или «говорящего спикера». Да уж…»

Баня оказалась закрыта.

У входа стояли несколько агрессивного вида почтенных пенсионерок, громко распространявшихся на темы своей молодости, мол, тогда бани в положенное время были открыты, а в них было лучше и чище. Надо полагать, в середине рабочего дня только вездесущие пенсионерки могли выкроить время на то, что называется «помывкой».

Одна из старушек призывала громы и молнии на головы представителей коммунальных служб, отключивших горячую воду, работников бани, до сих пор не открывших своего заведения, и в целом на антинародный режим, который не обеспечил достойных условий для существования народа, зато способствовал размножению блох, вшей и микробов.

В этом народном трибуне я не без трепета признала нашу грозную соседку Ариадну Никифоровну, которая накануне громила асоциальные элементы общества в лице нетрезвого деда Кирилыча. Я медленно вышла из машины и, придав лицу озабоченное выражение, приблизилась к группе пенсионерок и произнесла, обращаясь к соседке:

– А что, Ариадна Никифоровна, не знаете, директор, этот Куценко, не скоро должен приехать? Я смотрю, тут все закрыто. Вы не знаете?

Бойцовая старушка повернулась и воззрилась на меня с таким видом, с каким лет шестьдесят назад, должно быть, Лаврентий Павлович Берия смотрел на врага народа, обвиненного в поклейке обоев на явочной квартире троцкистско-зиновьевского блока. Впрочем, ее лицо несколько смягчилось, когда она меня признала.

– А, Маша? А кто его знает, чего он не открывает. А вот не открывает, и хоть те кол!.. Говорят, уехал куда-то. И с концами. И все! А я сегодня пришла, как на грех. Дома-то у нас отключили, и вот тебе!

– А мне мыться сегодня, завтра у мене сын приезжает с невесткой, вот! – подпрыгивая ко мне, заорала еще одна злобная старушка. – И где он ошивается, этот Куценко? Мне еще в собес и челюсть менять у зубного!

– Да! – поддержала вторая. – Как вот, значится, когда к нему эта банкирша на «Мерседесе» приезжала, так у него всегда все открыто! А нам вот, простым, без инпортных машин, тут торчать надо невесть сколько, ждать!

– Какая еще банкирша? – спросила я.

– А которую убили. Это ж по телевизору даже показывали, вот так. А не слышали, что ли? Позавчера.

– Нет, не позавчара, Антонна! Третьево дню ее угрохали! Говорили, что любовник у нее, хахаль молодой, вот он ее и угрохал.

– Одну минуту, – выговорила я, начиная тонуть в информационных потоках, извергаемых старушками, – сюда ездила Таннер, которую недавно убили? Точно?

– А ить куды ж точнее? Ездила. Ездила! – грудью пошла на меня одна из немытых бабулек. – Сюда ж, к этому Куценке, да-а! – Она выпятила губы колечком, а ее товарка, которая первой завела разговор про покойную Таннер, подбадривающе ткнула ее локтем в бок: дескать, давай, покажи этой любопытной дамочке на иномарочке, где, собственно, ракообразные отдыхают от курортного сезона. – А вы кто такой будете, мадмазель? Ась? Мыцца пришли? Али из тепловых сетей? Из ЖСК? Может, ремонтная служба? Дак откуда?

– Нет, – произнесла я, – не из ЖСК.

Пенсионерки загалдели, и не берусь предполагать, чем бы все это закончилось, не подрули к зданию темно-зеленая «Мазда»; дверь машины распахнулась, и из нее показался низенький тридцатипятилетний мужчина, с большой, несмотря на относительную молодость, лысиной и столь же приметным пивным брюшком, и решительно направился к входу в помывочный комплекс, никак не реагируя на реплики осиного роя старух.

Я сразу же узнала этого человека: Родион Потапович показывал мне фото, это был тот самый Куценко, которого я искала и из-за которого едва не попала в плен к пенсионеркам. Я споро догнала его и бросила в спину:

– Георгий?

Куценко замедлил шаг и глянул на меня через плечо. Потом развернулся всем телом. Он окинул меня пристальным взглядом с головы до ног (стало достаточно неприятно) и только после этого проговорил:

– Да, это я. А вы?..

– Георгий, я хотела бы пройти в кабинет. У меня к вам несколько вопросов, если не возражаете. А тут, видите сами, не место.

Он сощурился на меня, кажется, слащаво, а потом хлопнул пухлой ладонью по своему толстому бедру и бросил:

– Ну что ж… извольте. Пройдем. Только не оборачивайтесь на этих мегер: порвут. Быстрее, а то они мне тут сейчас такую баню устроят! – вторично упредил он, хотя у меня и мысли не было еще раз насладиться зрелищем из серии «народ не безмолвствует».

Мы прошли в распахнутую перед нами массивную дверь прямо перед носом ринувшихся вдогонку старушек с мочалками, полотенцами, тазиками и чистыми намерениями. Всполошенный дежурный в белом халате едва успел захлопнуть дверь. За дверью послышался ропот множества голосов:

– Козел!

– Опять шалаву повел, урод!

– Осьпи-и-иди, да ка-ада ж кончитси-и!..

– Безобразие, я буду жа-ло-ва…

Голоса отсекло упругим выстрелом металлической двери. Дежурный банщик доложил:

– Не открывал никому, как и было согласно вашему распоряжению, чтобы…

– Очень хорошо, – прервал его Куценко. – Но чтобы ни одной ноги в моем кабинете, все равно не стану их слушать! – косноязычно добавил он. – Сколько можно!