Ольга Баскова - Эдем не для двоих

— Не злись. Да, всплыли новые факты. Я попрошу твоего начальника, чтобы он передал дело мне. Никто ничего против не скажет. — Он сунул папку под мышку. — Благодарю за кофе.

Петр только махнул рукой вслед коллеге.

Поселок городского типа под названием Сиреневое находился в двух часах езды на электричке от Южноморска. Сирченко отправился туда, намереваясь поговорить с сестрой пропавшей Клецковой, и был поражен несоответствием названия поселка тому, что предстало перед его глазами. Никаких кустов сирени, в которых должно было — по логике вещей — утопать Сиреневое, там не было и в помине. Наверное, архитектор, давший клятву переделать поселок городского типа в самый настоящий город, именно эти кусты не мог терпеть. Иначе как объяснить, что лишь парочка чахлых кустиков сиротливо приютилась у железнодорожной станции, и на этом господство сирени в окрестностях заканчивалось? Старые и молодые платаны, акации и каштаны горделиво стояли по обеим сторонам поселковых дорог. Квадратные пятиэтажные коробки, окруженные высокими горами, покрытыми крымским лесом, который осень уже начала раскрашивать только у нее имеющимися цветами, смотрелись весьма нелепо.

Родной сестре Лилии Клецковой, Анне Топорковой, по мнению Сирченко, очень повезло. Она жила в частном секторе на берегу озера, заросшего камышом и тиной. Дом Топорковой сразу бросался в глаза. Это был двухэтажный коттедж с колоннами и лестницей, и любой человек, увидевший подобное строение, подумал бы, что сумма на него угрохана немалая. Алексей немного постоял у красного кирпичного забора, опасаясь позвонить, однако наконец решился. Такому особняку полагается охранник или, по крайней мере, злая собака, однако хозяева почему-то оставили эти вопросы без внимания. Дверь капитану открыла женщина лет пятидесяти, в узкой черной юбке, с белыми волосами, повязанными черной лентой.

— Вы ко мне?

Он вытащил удостоверение. Анна удивленно посмотрела на гостя:

— Из Южноморска? Так вы…

Внезапно она схватилась за сердце и упала бы, если бы Сирченко не проявил расторопность. Женщина оперлась на его плечо и тихо сказала:

— Проходите в дом.

Внутренняя обстановка особняка соответствовала его внешнему виду. Такому евроремонту позавидовал бы любой житель Сиреневого. Оперативник осторожно усадил хозяйку в кожаное кресло.

— Может, вам принести лекарство?

Она покачала головой:

— Там, на столике… Графин с водой. Налейте в стакан.

Парень исполнил ее просьбу. Она выпила воды и, тяжело дыша, откинулась на спинку кресла:

— Вы по поводу моей сестры? Ее нашли?

Ее голубые ясные глаза выражали надежду. Алексей почувствовал себя последним негодяем, но он не мог ее обмануть:

— Нет.

Она развела руками:

— Как же так… Но почему тогда вы здесь?

Сирченко примостился на кожаном диванчике.

— Мы решили вновь открыть дело. В поле нашего зрения попал ваш бывший родственник.

Ее бледное лицо стало мраморным.

— Этот негодяй Артур? Скажите, разве так трудно доказать, что он отправил мою сестру на тот свет? — Анна выдавила нечто похожее на улыбку: — Правда, раз вы тут…

— Он попал в поле нашего зрения по другой причине, — разочаровал ее Алексей. — Однако материалы дела вашей сестры оказались отнюдь не лишними. Мы пришли к выводу: в нем много неясностей. Поэтому я и решился вас потревожить.

— Конечно, — откликнулась Анна. — Спрашивайте. Мне сразу не понравился ваш коллега, который допрашивал меня полгода тому назад. Сознайтесь, ему наплевать на мою сестру. Именно поэтому милиция до сих пор не знает, где она.

Алексей пожал плечами:

— Проверим. Вам нетрудно будет повторить мне то, что вы рассказывали ему?

Она устроилась поудобнее:

— Охотно.

— У вас с Лилией были хорошие отношения?

Голубые глаза наполнились слезами. Эта женщина не играла. По всему было видно: она потеряла близкого человека.

— Мы рано лишились родителей, — начала Топоркова. — И остались вдвоем, вот в этом доме. Я училась в институте, Лиля оканчивала школу. По ночам я работала санитаркой в больнице, там и познакомилась с Григорием Топорковым. Он был старше меня на тридцать лет, однако имел хорошую должность, а следовательно, деньги. Когда он сделал мне предложение, я согласилась. — Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Помню, какой скандал закатила мне Лиля, узнав о моей свадьбе. Она называла его чудовищем и расклеила по всему дому плакаты, на которых написала крупными буквами: «Красавица и чудовище». Помню, мне еле-еле удалось ее убедить, что Григорий — моя первая и последняя любовь. В общем, мы поженились, а потом принялись приводить в порядок этот дом. Видели бы вы его тогда! Он грозил в любой момент обвалиться.

— Лиля все время жила с вами? — поинтересовался Сирченко.

Анна покачала головой:

— Она поступила в институт в Харькове и приезжала сюда на каникулы. Мы с Григорием не ждали детей, однако у нас родилась Иришка, и Лиля всей душой полюбила ее. — Она вздохнула: — Помню, Лиля приехала сюда после защиты диплома со своим женихом, выпускником летного училища Павлом Клецковым. Это была красивая пара, о чем я и сказала сестре. Она завела меня в спальню, кинулась передо мной на колени, обняла мои ноги и заплакала. Когда я спросила, что с ней, она ответила: «Ты вышла замуж за Григория, чтобы я смогла построить свою жизнь, как сама того захочу. Вот почему я перед тобой в неоплатном долгу». Я тоже обняла ее и заплакала: «Не говори так. В конце концов, все сложилось хорошо». — «Да, — ответила сестра. — Только помни: ты — мой самый родной человек. Иришка мне как дочь. В любое время дня и ночи вы можете постучаться в дверь моей квартиры, и я распахну вам объятья».

Затем вошел мой муж, и Лиля не стала продолжать. Мы прошли к столу. В тот день нам не хотелось думать о плохом. А плохое, оказывается, уже поджидало нас. Через пять лет скоропостижно скончался Григорий, и после его смерти я почувствовала себя очень одинокой. Иришка училась в Москве, и я стала ездить к сестре в Южноморск. Ее муж Павел испытывал какие-то новые самолеты, сестра каждый день волновалась за него, и не напрасно. Однажды вечером один военный принес Лиле страшную весть… Вы, наверное, догадываетесь, какую?

Алексей наклонил голову.

— Вот так мы обе и овдовели, — продолжала Анна. — Я предложила ей переехать в дом ко мне, однако Лиля не хотела оставлять Южноморск. В свою очередь, она звала меня к себе, повторяя: «Жить у моря — это чудесно! Оставляй дом Иришке. А сама перебирайся сюда».

Я не послушалась — и сделала самую большую ошибку в жизни.

Оперативник мягко дотронулся до ее локтя:

— Не вините себя.

Анна словно не слышала его: