Ксения Баженова - Убить своего дракона

— Да я его не видела давно. Мне вообще все равно.

— А я вот видела. С одноклассницей своей. — Светка сжала губы, отвела в сторону глаза и вздохнула.

— Понимаешь, — немного помолчав, продолжила она, — потом я рассказала все маме. Ну, думала, все равно они вместе почти не живут. Он же квартиру снимает, так, заезжает иногда. Выпьют, переспят, денег даст мне и опять в туман. В общем, был ужасный скандал, когда я сказала про это. Она нажралась таблетосов каких-то. Еле откачали. Я все время рыдала, а папаша сказал, что это из-за меня мама чуть не умерла. Тут позвонил Вадик, это мой бывший, и позвал в Стоун. Ну я там напилась, нажралась чего-то и вот… Результат.

— Бедная девочка. Ты ни в чем не виновата.

— Слушай, если бы не этот случай, я бы никогда не стала с тобой общаться. А на самом деле ты совсем не такая, какой кажешься. Оказалось, ты классная. Будем дружить? А то у меня вообще ни одной подруги нет. А тебе вот все рассказала, и как-то полегче стало. Без напряга тебе все рассказывать.

Светка была красивая. Денег родители для нее не жалели, компенсировали, видно, чем могли, моральный дискомфорт. Она постоянно ходила по салонам и магазинам, загорала, причесывалась, маникюрилась и наряжалась. Да, красивая и модная, только очень грустная. Потому что больше всего ей хотелось, чтобы ее любили. Любой парень, более-менее симпатичный, если хорошо пел в уши, мог рассчитывать на место рядом с ней. Но вечно ей попадались придурки, иначе она «давно бы осела с каким-нибудь хорошим человеком надолго», по ее же выражению. И вот сейчас попался этот ушлепок Гавр. Лара чувствовала: с ним что-то не так, уверена была, что он все врет. И ей было очень жалко Светку.

— Светка, мне кажется, это Гавр спер деньги.

— Ты дурра, что ли, даже слушать не хочу. Лучше молчи, а то поссоримся.

— Свет, я видела, как он заходил в деканат, когда там никого не было.

— Ну и что? Мало ли зачем он заходил, может, искал кого-нибудь, и вообще откуда ты знаешь, что там никого не было? Может, ты сама туда заходила? А? Когда никого не было. — Подруга скептически и злобно прищурилась.

— Свет, у тебя совсем крыша поехала. Ты чего говоришь такое?

— А ты что говоришь? Ты просто мне завидуешь! В меня все время парни влюбляются, и родители богатые, и все есть. А ты невезучая, шизанутая, — она смерила взглядом Лару с ног до головы, намекая на ее андеграундный внешний вид, — и поэтому завидуешь. И еще ревнуешь, хочешь, чтобы я дружила только с тобой.

— Свет, я просто хочу, чтобы у тебя был нормальный парень.

— Себе сначала найди.

— Я сейчас обижусь.

— Ну и обижайся.

— Слушай, я все равно тебе докажу, что это он сделал.

— Опять ты за свое. Все, с меня достаточно. Я поехала домой.

И она развернулась и пошла к метро. Лара еле сдержалась, чтобы не заплакать. Было невыносимо обидно, она действительно привязалась к Светке и не хотела, чтобы ту обманывали. Вечером она ей позвонила, но та не подошла к телефону.

Утром в институт идти не хотелось совсем. Но Лара пошла. Надо вывести этого урода на чистую воду. Когда к ней с сияющими глазами как ни в чем не бывало подлетела Светка и показала красивое колечко, которое ей подарил Гавр, у Лары не осталось сомнений.

— Родители ему деньги прислали?

— Ага. И он сразу на меня их потратил. Мы вчера еще в ресторан ходили, жутко дорогой. Ты знаешь, Гавр вообще такой хороший.

— Свет, ты что, вообще ничего не понимаешь?

— Знаешь что, Лара. Я хотела с тобой помириться, но зря. Иди ты в задницу. Завидуй молча.

И она снова развернулась и отошла к кучке однокурсниц хвастаться подарком.

После лекций Лара подкараулила Гавра на улице.

— Слушай, я знаю, что это ты сделал.

— Что?

— Не прикидывайся идиотом. Деньги украл.

— Ты чего, охренела, Селезнева? Совсем с катушек съехала?

— Я видела. И если ты не признаешься, я все расскажу.

— Ты меня, может, за руку поймала?

— Не поймала, но видела, как ты входил в деканат. И перестань обманывать Светку.

— Блииин, ну ты вообще… У меня просто нет слов. Я хочу сказать, если ты Светке хоть заикнешься, тебе конец. Я что-нибудь такое придумаю…

— Я уже ей сказала.

Гавр больно схватил ее за запястье.

— Повтори, что сказала?

— Я Светке сообщила еще вчера.

— А… — Он ослабил хватку. — Значит, она не поверила.

— Нет, не поверила. Но я клянусь, слышишь ты, ушлепок, что найду доказательства того, что ты не тот, за кого себя выдаешь.

Гавр оттолкнул ее в сторону:

— Вали отсюда, найдет она доказательства. Да ты ей просто завидуешь и ревнуешь. На тебя-то не встанет ни у кого. Чертова готиха.

Лара пошла, дрожащими руками прикуривая сигарету. Повернув за угол, не выдержала и разрыдалась. От страха, что она ничего не сможет доказать, и от унижений Гавра, а главное, из-за Светки, так неожиданно появившейся в ее жизни и так же неожиданно, но прочно занявшей в ее сердце место близкого человека. А может быть, правда он ничего не брал, и у него действительно родители-художники, и Светку он любит. Нет ведь ни единого доказательства против него, кроме ее невероятной неприязни, основанной на каком-то животном инстинкте. Нет! Никаких самоуговоров! И даже если они больше никогда не будут дружить со Светкой, она все равно разберется с ним. Это уже дело принципа.

В школе, когда его вызывали к доске, он боялся обернуться волчонком и на своей последней парте у окна чувствовал себя более защищенным. Однажды даже побил одноклассника, осмелившегося занять его место. Он был сильным мальчишкой, его побаивались и старались не задирать без нужды. Учителя тоже относились к нему настороженно и уважали: учился он отлично, но был справедлив и прямолинеен до агрессии.

Его хаотичная внутренняя реальность заставляла быстрее колотиться сердце и порождала нездоровые фантазии. До краев наполненный страхами, которые постороннему могли показаться совершенно бредовыми, он методом проб и ошибок выработал поведение, дававшее ему иллюзорную надежду, что если он будет выполнять изо дня в день все ритуалы, то тогда удастся избежать страшного превращения, которое может произойти в любой момент.

Приступы! Они могли случиться от всего: от косого взгляда на улице, от запаха земли после дождя, от увиденного фильма, прочитанной книги, вкуса пищи, от острого чувства вины, которое никогда его не покидало. Появлялся в мозгу какой-то раздражитель, ломал тонкую скорлупку защиты, и мальчишка становился неуправляемым: из отличника превращался в самого отстающего в классе, грубил, оставаясь один, часто плакал, срывался на маму, когда она задавала ему какие-то вопросы, и потом остро переживал.

Тогда она везла его, втайне от всех, к частному врачу, к детскому психиатру, и тот начинал свой занудный допрос: как учится, писается ли ночью, много ли друзей, какие игры предпочитает, какие отношения с матерью, обижен ли на отца, который с недавних пор живет в другом доме, боится ли темноты? Почему этот дорогостоящий подпольный врач не спросит, не больно ли тебе, когда вытягиваются клыки или когда ты бежишь мягкими лапами по колкой лесной тропе; что чувствуешь, когда удается одним прыжком перелететь овраг… Снятся ли тебе кошмары? О, да! Но тебе их, дяденька доктор, не понять. Помолчим об этом… Тебе не понять весь ужас вчерашнего утра, когда берешь чашку с чаем из маминых рук и видишь, как твои ногти превращаются в когти, и кидаешь чашкой в мать и начинаешь раздирать лицо… Или сон снова перемешался с реальностью, ведь мама не ошпарена и лицо не поцарапано…