Алина Егорова - Дар богов

Она работает с детьми, и ей самой присущи детская наивность и то настоящее, которое утратило большинство взрослых. Марина – простая, открытая и понятная. Даже слишком, как учебник для пятого класса. В нем все настолько разжевано и знакомо, что ему, взрослому мужчине, читать его скучно.

Марина – полная противоположность Майи. Майя – интересная, сложная, как многослойный торт с кремом из каких-нибудь экзотических фруктов. Ее принимать нужно маленькими порциями, смакуя каждый кусочек, с глотком хорошего вина, в дорогом ресторане или на палубе яхты. Майя показала ему изысканную сторону жизни, немного гротескную, с богемой и городскими сумасшедшими, с экстравагантными поступками, свободой от условностей и привкусом кофе с имбирем. Она сама – как этот кофе. Постоянно его пить невозможно, ибо он способен приесться и небезвреден для здоровья.

Майя – почти мечта поэта. Почти, потому что она слишком много значения придает материальным вещам, что ее безнадежно заземляет, превращая в обычную, стремящуюся к роскоши женщину.

Тихим утром – капельки росы на острых стеблях лебеды – он зашел к Марине, чтобы проститься. Она, как обычно, собиралась на работу и все делала на бегу: одновременно готовила завтрак, чистила зубы, причесывалась, зашивала колготки.

– Я уезжаю, – произнес он, словно сказал: «На улице дождь».

– Счастливо, – голос ровный, даже холодный, а в глазах – грусть и разочарование. Марина отвела взгляд. Спрятала глаза, чтобы он не видел, как ей горько, но он все-таки заметил.

– Сейчас поеду, чтобы успеть на вечерний рейс в аэропорт или на поезд – это как получится.

– Сейчас? – голос ее дрогнул.

– Да. А зачем тянуть? Попрощаюсь с Варварой Степановной и поеду. Я вчера с мужиком из красного дома договорился, он на мотоцикле до райцентра меня довезет.

– С дядь Пашей? Ну да, он всегда всех выручает.

– Вот. Поеду я, значит, – сказал Иван, абсолютно не зная, что принято говорить в подобной ситуации. Ему было несколько неудобно. Он ей ничего не обещал, но как будто бы что-то был должен.

Бросив на него быстрый взгляд, Марина отставила в сторону тарелку, набросила на плечи куртку, обулась и, не говоря ни слова, выскочила из дома.

Варвара Степановна на известие о его отъезде отреагировала бурно, и было сложно понять, радуется она или грустит.

– Так быстро? Погодь маленько, еду соберу.

Женщина проворно упаковала снедь: с широтой русской души положила в пакет оставшиеся с вечера пироги, вареные яйца, огурцы, котлеты, сделала бутерброды.

– Чаю на дорожку попей, – предложила она.

– Да нет, спасибо. Пойду я. Меня уже дядь Паша ждет.

– Тогда присядь на дорожку.

Варвара Степановна усадила его на тахту и заставила оторвать от пола ноги (на легкий путь!).

– Ну, с богом! – сказала она и обняла его как родного.

Иван шел по дорожке, ведущей на окраину поселка, где жил дядя Паша. Он еще не услышал ее шагов, но почувствовал спинным мозгом, как в тайге чувствовал приближение зверя. Обернулся. Марина быстро переставляла ноги, скрытые неудобной для «марша» длинной узкой юбкой.

– Успела. Отпросилась с урока, – на ее глазах явно собирались выступить слезы.

– Ну, выше нос! Было бы из-за чего расстраиваться, – успокаивающе сказал Иван.

– Есть из-за чего. Я впервые встретила такого, как ты.

– Какого?

– Необычного. Таких, как ты, в нашем поселке нет.

– Да ну, брось. Как я, нет, зато есть другие.

Он все понимал. В Выхине, где «восемь девок, один я», он выглядел первым парнем и завидным женихом.

– Мама говорит, что ты не ленинградец. Она по выговору определила. Мой отец из Ленинграда.

– Не ленинградец.

– И не художник. Ты карандаш не так держишь. Нам в пединституте привили навыки рисования. Художники, когда рисуют, мизинец в сторону отводят, так, что он листа касается.

– Не художник, – согласился Иван. Он не боялся расспросов, кто он такой на самом деле и откуда. Он уезжал, поэтому ему было все равно что отвечать. Но Марина не спросила.

– Оставь мне на память свои рисунки.

– Я же не художник.

– Это не имеет значения. Важно, что нарисовал их ты.

– Хорошо, – Иван открыл сумку и вытащил лежавшие сверху два свернутых листа, которые собирался выбросить, но не в доме Лариных, иначе это выглядело бы нелогично – приехал на пейзажи, а потом свои работы отправил на помойку.

Марина прижала к себе «ели», названные ее матерью огурцами, и еще одно художество, не поддающееся идентификации.

«Ну вот, теперь она будет их хранить как засохший букетик с первого свидания», – грустно подумал Иван. В сложившейся ситуации он чувствовал себя немного мерзавцем. Для девушки он значит гораздо больше, чем она для него.

До двора дяди Паши они шли молча. Иван нарочно ускорил шаг, чтобы быстрее избавиться от взгляда печальных синих глаз. Марина, как собачонка, поспешала за ним. Она не решалась взять его под руку, чтобы потом ее не вынимать и тем самым еще больше не травить себе душу. И только у дяди-Пашиных ворот девушка уткнулась в его плечо и всхлипнула:

– Зачем ты уезжаешь, зачем?!

– Так надо, – погладил он ее по волосам.

– Мы ведь еще увидимся, да?

– Кто знает.

– Я знаю! Мы увидимся. Обязательно увидимся!

Иван трясся в коляске мотоцикла, ехавшего по пыльной грунтовой дорожке. Дядя Паша лихачил, рискуя вылететь в кювет. Иван покидал поселок с тяжелым сердцем. Раньше он менял женщин легко, ничуть не сожалея о расставании. Он знал, что где-то впереди его ждет та самая, его единственная и неповторимая, с которой он захочет остаться навсегда. Все остальные были как бабочки-однодневки, яркими вспышками на какое-то время озарявшими его холостяцкую жизнь. Они проходили по обочине его сердца, не оставляя на нем следа, и не запоминались. С Мариной ему не хотелось провести ни остаток жизни, ни какую-то, даже малую, ее часть. Напротив, хотелось уехать как можно скорее и дальше, чтобы не ощущать себя виновником ее разбитых надежд и не быть должником любви, но почему-то ее образ саднил его душу, как рана от занозы.

Иван, в общем-то, не пил, не считая бокала вина за романтическим ужином или стопки водки для поддержания деловых отношений. А тут ему захотелось залить грусть каким-нибудь забористым пойлом. Он решил так и сделать, когда доедет до райцентра.

Попрощавшись с дядей Пашей на автобусной станции в райцентре, Иван разузнал расписание и купил билет до Петрозаводска. Ему повезло в том, что автобус отправлялся через сорок минут. «Как раз хватит времени, чтобы утолить жажду», – прикинул он, глядя на закусочную, обосновавшуюся на привокзальной площади.

Закусочная представляла собой небольшой замызганный павильон с пластиковыми столиками на открытом воздухе. Торговая точка разнообразием ассортимента посетителей не баловала. Предлагались три вида напитков: водка, пиво и минеральная вода. Публика – в основном зачуханного вида мужики – предпочитала пиво и водку, в зависимости от планов на день и бюджета, минералка спросом не пользовалась и, как перезрелая невеста, стояла в тени.