Марина Крамер - Визит с того света, или Деньги решают не все

Все чаще перед глазами возникал образ мужа, и это тоже сводило с ума. Марина видела Женьку молодым и полным сил, со звериным блеском в серых глазах, с волчьей ухмылкой. Она вспоминала, как безотчетно, бессознательно тянулась к нему, дразнила и испытывала на прочность, как ей хотелось посмотреть, на что способен такой человек, если вдруг обезумеет от желания. «Господи, как он не убил меня тогда, в Египте? Я никогда не видела такого темперамента, такой мощи и силы. И как я все-таки подчинила его, обуздала, выложила ковриком у своих ног. А зачем? Ведь он уже тогда меня любил. Какая я сволочь…»

Среди ночи ей вдруг почудилось, что во дворе происходит что-то. «А, опять небось Мишка решил охрану самолично проверить на вшивость», – вяло подумала Марина в полудреме и, перевернувшись на живот, снова уснула. Однако спустя какое-то время в дверь постучали, и она, щелкнув кнопкой настенного светильника, села и потянулась за халатом:

– Ну, кому не спится опять?

– Это я, Наковальня, открой, – раздался голос Ворона, и Марина, сунув ноги в тапочки, побрела к двери.

Выражение лица стоявшего на пороге с костылем Ворона ей совсем не понравилось. Сон сняло как рукой.

– Что-то случилось? – Внутри гулко ухнуло что-то, и сердце заколотилось, и к горлу подкатил противный комок.

– Ты это… не дергайся… но…

– Бля, да говори! – взревела она, хватая Мишку за полу халата. – Что?!

– Привезли их, Маринка, – тусклым голосом проговорил Ворон, пряча глаза.

– Привезли… и?.. – чувствуя, как останавливается дыхание, прошептала она, прижимаясь спиной к дверному косяку.

– Иди вниз, короче… там они… оба…

Марина поняла, что идти не может – в тоне Мишки было что-то такое, от чего вдруг отнялись ноги.

– Скажи… скажи мне…

– Да не могу я! – взвыл Ворон, здоровой рукой вцепляясь в волосы и едва не роняя зажатый под мышкой костыль. – Иди сама…

С трудом заставив себя собраться, Коваль, шатаясь, пошла к лестнице. Ухватившись за резные перила, постояла на площадке, словно решала, надо ли ей идти вниз. Надо… что-то случилось, что-то такое, что даже Ворон не смог выразить словами…

Шаг… второй… третий… еще ступенька, еще. «Господи, какая длинная лестница, сколько же в ней ступеней? Почему в голову лезет такая чушь?»

В дверях просторной гостиной на первом этаже толпились охранники, где-то совсем рядом причитала Лена, и это еще сильнее испугало Марину. Но она справилась со страхом и, решительно толкнув в спину загораживающего ей проход парня, пошла вперед. Человек восемь охраны расступались перед ней, образуя коридор, по которому Марина и вошла в комнату. На полу, прямо на любимых Мишкиных персидских коврах ручной работы, лежали Леон и Хохол. Первое, что бросилось Марине в глаза, было лицо Мишкиного телохранителя. На месте правого глаза была совершенно бурая от крови повязка, переходившая на голову и правую половину лица. Руки, одна из которых была вытянута вдоль туловища, а вторая небрежно положена на грудь, представляли собой обгорелые останки со скрюченными пальцами. Грудь тоже была забинтована, но бинты уже настолько пропитались сукровицей, что напоминали коричнево-бурый панцирь. Вздрогнув от картины, Марина даже боялась взглянуть в ту сторону, где лежал ее муж. Голова отказывалась повиноваться, шея словно налилась чугуном и перестала поворачиваться. Но тут раздался хриплый стон:

– Пииить… – и она словно очнулась, рванулась туда, на звук родного голоса.

Хохол, весь в таких же коричнево-бурых бинтах через всю грудь, с наполовину сгоревшими волосами, с ожогом на лбу, открыл глаза, с которых пламя снесло ресницы, и снова хрипло попросил:

– Воды… дайте…

Марину словно окатили из шланга ледяной водой. Уперев руки в бока, она развернулась к молчаливо стоявшим охранникам и заорала так, что те дружно присели:

– Суки, какого хрена?! Где врачи?! Где, на хрен, хоть какой-то мудак в белом халате, а?! Они же живые!!!

Метнувшись к Леону, она приложила пальцы к шее – пульс был.

– Вашу мать!!! Вы чего ждете?! Вызывайте реанимацию, его в ожоговое надо! Они же оба живые, что ж вы делаете, уроды?!

«Уроды» заметались, понимая, что появился человек, способный отдавать более четкие приказы, чем совершенно растерявшийся при виде Хохла и Леона Ворон. Кто-то вынул мобильный и начал звонить в «неотложку», кто-то побежал за водой… Мгновенно дом ожил, как в детской игре «замри – отомри». Марина опустилась на пол возле Хохла, взяла его руку в свои и поднесла к лицу:

– Женя… я с тобой, Женечка… я здесь… Ты меня слышишь, родной?

Хохол сомкнул веки, давая понять, что слышит, и ей стало легче.

– Сейчас, мой хороший, приедут врачи, все сделаем…

– Что ты собралась «Скорой» брехать, дура?! – зашипел спустившийся со второго этажа Мишка.

Марина накрыла его крепким матом, не смущаясь тем, что вокруг люди:

– Ты, сука, совсем поплыл?! Ты что же хотел – умирать их тут на ковре бросить, быдло неблагодарное?! Свали отсюда, потеряйся, пока я тебя твоим же костылем не отфигачила! – Она сжала кулаки.

Ворон захлопал глазами, и тут все услышали хриплое бульканье – это смеялся Хохол, захлебываясь кашлем:

– Ну ты… даешь, котенок… некрасиво… женщина же…

– Молчи! – совершенно другим тоном попросила Марина, прикасаясь кончиками пальцев к его запекшимся в коросту губам. – Молчи, не разговаривай, я тебя умоляю… Сейчас все будет хорошо. Так, всем слушать меня! – встав на ноги и развернувшись к совершенно ошалевшим от ее тона Ворону и охранникам, заявила она. – Леон с Хохлом в сарае что-то делали, там стоял баллон с газом, они не видели. Рвануло, ясно?

– Так сарай-то… – нерешительно выдавил кто-то из охраны, и глаза Коваль блеснули опасным светом.

– Ну, так не стойте – подожгите изнутри! Быстрее, ну?!

Ворон только рукой махнул, признавая ее право распоряжаться:

– Делайте, что велено, только быстро!

– Врачи определят срок давности по повязкам, – проговорил кто-то у Марины за спиной, и она, повернувшись, бросила:

– Молодец, соображаешь. Все бинты, какие есть в доме, несите сюда. Перекись мне и что там еще есть – фурацилин, физраствор? У меня в комнате на подоконнике три флакона стоят, все сюда!

Ворон не смог вынести того, что делала эта женщина, опустившись на колени сперва около Леона, а потом и около Хохла. К своему счастью, Леон был без сознания, а потому боли не чувствовал, зато Хохол испытал все в полной мере, когда Марина, поливая сверху на присохшие повязки раствором, почти рывками отдирала от ран бинты.

– Терпи, Женя, я тебя прошу… – цедила она сквозь зубы, – я не могу аккуратнее, милый, хотя очень стараюсь. Нужно быстро все убрать, очень быстро…

Ей вызвался помочь молоденький парень, оказавшийся фельдшером по образованию. Вдвоем они справились с импровизированными перевязками достаточно быстро, и Марина, велев собрать и сжечь все окровавленные бинты, почувствовала, что все теперь пойдет по ее плану. «Подсвежив» таким образом раны, она немного успокоилась. Хохол тоже впал в забытье, и это было даже к лучшему. Закурив прямо здесь, Марина тихо сказала вернувшемуся в комнату после «экзекуции» Ворону: