Марина Крамер - Визит с того света, или Деньги решают не все

– Думать не смей, – буркнул Мишка, и она поняла, что последнюю фразу произнесла вслух. – Здесь народу полно, а в гостинице одна будешь – мало ли что.

– Кому я нужна…

– Опять рамсишь? – Он метнул в нее довольно выразительный взгляд, и Марина махнула рукой, смирившись.

К Хохлу она помчалась, едва закончив завтракать, и тут Ворон уже не возражал, дал машину и трех охранников, которых лично проинструктировал, как себя вести, и особенно – как не вести.

– Дама с характером, коленом меж ног засадит – всю жизнь фальцетом петь будете, – предупредил он, и Марина фыркнула:

– Ну, что ты гонишь, когда я так делала?

– Да вот когда бы ни делала, лишь бы не сегодня, – отбрил Мишка. – Все, валите уже – шуму от вас, как от восточного базара!

Женька чувствовал себя значительно лучше, чем вчера, сидел в постели, укрытый до пояса, и листал какую-то газету. На второй кровати у окна спал Леон, тоже видимо находившийся вне опасности. Марина остановилась в дверях, прижавшись плечом к косяку, и Хохол даже не сразу понял, что происходит:

– Ты как здесь? В ожоговое вроде как не пускают.

– Попробуй меня не пустить, – улыбнулась она, подходя к кровати и целуя его в щеку. – Ну, как ты тут?

– Жив, как видишь. Рожу вот всю опалило, будь оно неладно, – пожаловался Женька, пальцем трогая заклейку во весь лоб.

– Ничего, родной, все будет хорошо, это заживет – мелочи такие. Главное, что сам живой, все цело, а это – ерунда. Ты лучше скажи – как все… случилось? – запнувшись, попросила она, перейдя на шепот.

Хохол тяжело вздохнул, схватившись за правый бок:

– Ребро, черт… вроде сказали, что перелома нет, но, видно, трещина – как резкое движение сделаю, болит, зараза. Как случилось, как случилось… Мы его три дня пасли по всем заведениям, куда только не ездили. В конце концов поняли, что не подобраться, решили в наглую – стрелку забили. Ну, он приехал – с охраной. Пока базарили, Леон тихонько машину отреставрировал. А этот прочуханый такой, знаешь, как в кино раньше – братва в машине, стволы из окон выпялили и сидят, а он – царь такой в белой дубленке, стоит среди пустыря, уверенный, что при таком раскладе ничего не случится, я ж вроде один, и чувачок этот при мне, я его за руку держал. Ну, вроде слово за слово, я пургу какую-то гоню, аж сам удивляюсь – откуда что берется, – Женька облизнул губы, и Марина подала стакан:

– Ты попей и постарайся спокойнее немного разговаривать.

Он выпил воду, помолчал, как будто вспоминая что-то, снова вздохнул:

– А потом Леон подтянулся, вроде как только подъехал. А через пару минут кнопочку в кармане нажал – тачка на воздух, кругом вонь. Ну, я Зелю этого подмял под себя, чтоб в бега не кинулся. Прикинь, у него даже ствола при себе не было – такой уверенный был. Тут он, конечно, помягче стал – понял, что помощи ждать неоткуда, заговорил. Планов у него – громадье. Хотел и Беса подтянуть, и бабло у его сынка вымутить, а потом и Гриню, и Глеба этого – айда на тот свет. Ну, и с тобой у него счет имеется – сука Бес все-таки ему шепнул, кто ты такая, а он Кадета хорошо помнит. Чтит, так сказать, память наставника, – хмыкнул Женька, покашливая. – Короче, я вызверился слегка, уж прости – вмакарил ему чуть-чуть. Видно, вот тут и проглядели мы, что подопечный наш из кармана гранату какую-то самопальную вынул… Леон первый засек, ко мне кинулся, да рвануло прямо сразу. В морду как веник горящий сунули, а Леон вообще лицом оказался, на него основная часть пришлась. Мы чуть дальше стояли, Глеб два шага к Зеле сделал, ну вот так и вышло… Очнулся – темно, у лесочка тачка догорает уже, рядом куски человечины валяются и Зеля – полбашки нету… Я давай Леона тормошить, а он в отключке, уха нет, глаза нет, руки обгорели – он их вперед, видно, вытянул, думал лицо закрыть, да не успел. Как еще сумел так развернуться, что меня спиной закрыл, я ж и ростом повыше, да и так пошире вроде, – Хохол сокрушенно покачал головой, переведя взгляд на кровать, где лежал Леон. – Ты посмотри тихонько, котенок, он спит?

Марина подошла к кровати и заглянула Леону в лицо, почти наполовину скрытое повязкой. Левый глаз был закрыт, но веко подрагивало.

– Леон… Леон, ты меня слышишь?

– Да, – хриплым голосом отозвался он, – здравствуйте, Марина Викторовна.

Коваль вздрогнула, а Леон продолжил:

– Если бы мне сразу знать, кто вы… я ведь много о вас слышал.

– Забудь все, что ты слышал, как забудь и то, что видел, – произнесла она четко. – Нет никакой Марины Викторовны, уже много лет нет. Все. И спасибо тебе… за Женьку.

– Перестаньте. Вы вчера спасли мне жизнь… я ведь слышал сперва, что вы хозяину кричали, но потом снова как-то отключился. Если бы вас не было, он бы никаких врачей не вызвал, я это знаю. Кто я – так, телохранитель. А теперь и на это не гожусь – без рук, без глаза.

– Перестань. Женька руки сжег азотом, говорили, что вообще гнуться не будут, сухожилия повреждены, подвижность пропала. Но он разработал же. И ты разработаешь. А работу можно другую найти – ты ж не без ног. Преподавать пойдешь в какую-нибудь охранную школу – у вас, смотрю, их как грибов после дождя. Знания-то не исчезли. У меня охранник был – Генка, тому вообще кисть топором снесли, правую. И ничего – он у меня еще несколько лет работал, потом у племянника моего, а потом вообще у Беса. Так что не переживай, поправляйся – образуется все.

Она чувствовала, что Леон не верит ей, но ничего другого предложить ему, к сожалению, не могла. Марина тоже хорошо знала Ворона – заподозрить того в альтруизме было довольно сложно, и в том, что уже сегодня он ищет замену Леону, она не сомневалась. Женька делал ей знаки рукой, давая понять, что хватит бередить свежую рану у парня, и она отошла назад, села возле мужа и шепотом спросила:

– Ну, и как жить? Как жить, когда кругом не люди, а дерьмо неблагодарное? Леон решил все проблемы Ворона – и теперь все? Я не понимаю!

Хохол взял ее руку в свои и поцеловал запястье:

– Ты не можешь этого изменить. Не все такие, как ты…

Марина заплакала, и Женька испугался:

– Ну, что ты, милая? Зачем? Не надо… все закончилось, поверь – закончилось. Хочешь, я прямо сейчас отсюда уйду? Я на самом деле себя хорошо чувствую, лежать все равно не могу… Мы уедем домой – прямо завтра утром, хочешь?

– Хочу, – всхлипнула она, размазывая по лицу слезы. – Только…

– Со мной все в порядке, я тебе клянусь. Иди к врачу, пусть напишет, чем лобешник мазать, ты же врач у меня, сама все сделаешь. А мне в сто раз приятнее, когда ты руками касаешься, чем кто-то еще. Все, иди.

Марина так и не высказала Ворону всего, что хотела, к чему, когда человек все равно не поймет, не оценит, не изменится? Только воздух сотрясать. Но она сделала другое. В одном из банков открыла счет на имя Леона, стянув его паспорт из тумбочки перед уходом из больницы, и положила туда ощутимую сумму, а документ и банковскую карту отправила с курьером прямо в больницу. Женька, узнав об этом, одобрительно кивнул, но промолчал – знал, что Коваль терпеть не может, когда кто-то замечает за ней такие вот порывы, как будто стыдится того, что сделала. По дороге в аэропорт она все-таки попросила водителя заехать на кладбище и одна, заставив Хохла остаться в машине, пошла к могилам. Внутри все молчало, как будто не было до этого таких мучительных моментов у могилы первого мужа, как будто ее сердце не сжималось при взгляде на собственную фотографию на черном памятнике рядом, как будто все это было не с ней. Оставив на могиле Егора традиционные белые розы, Коваль вышла из ворот кладбища и, не оборачиваясь больше, пошла к машине. Все дела в этой стране у нее были закончены…