Татьяна Степанова - Валькирия в черном

Верхушку кола, вонзенного в холм… в эту безымянную могилу, венчала полинявшая от времени, от дождей, от вьюг, от бесчисленных лет игрушечная стеклянная «звезда» – из тех, что украшают верхушки новогодних елок.

Кладбище Катя покинула через «хозяйственные» ворота, не через главный вход. До остановки трамвая – ой как неблизко.

Она шагала по обочине шоссе. Внезапно рядом остановился «Форд» с синей полосой и мигалкой, электрогорская ППС.

– Вас подвезти? Добрый день, вы из опергруппы? Мы вас узнали, в прошлый раз видели вас с главковскими, – оба патрульных далеко не юнцы безусые, а здоровые «робята» в бронежилетах. Таким сам черт не брат.

– Куда вас подвезти?

– Ой, спасибо, только я не в отдел, – Катя села в «Форд». – Мне кое-что проверить надо, связанное с одним старым делом.

– Убийствами? – спросили патрульные почти синхронно. – Уже весь город гудит, мол, Пархоменки с Архиповыми счеты сводят за убийство своих мужиков. Вы по этим прошлым убийствам уже работаете, да?

– Мне надо увидеть место, где когда-то находился пионерский лагерь «Звонкие горны».

Патрульный, сидевший за рулем, уже протянувший руку к ключу зажигания, опустил ее. Его напарник обернулся.

– Там ничего нет.

«Они даже не спросили: а зачем вам туда? А что это за место? Что вам в нем?» Катя молчала, ждала, что они все-таки скажут еще.

– Там ничего нет, – повторил патрульный. – Только лес.

– Если можно, отвезите меня туда. Мне нужно увидеть это место. Это далеко отсюда?

– Нет, совсем недалеко. Это был летний лагерь от завода. Моя бабушка в нем девочкой отдыхала.

– Подбросьте меня туда, пожалуйста. Можете даже не ждать, возвращайтесь в город.

– Мы вас там одну не оставим, – сказал патрульный-водитель. – Ладно, скатаем ненадолго, все равно это по маршруту.

– Там ничего нет, – упрямо повторил его напарник. – Лагерь закрыли еще в пятьдесят пятом.

И «бронежилеты» не соврали. На том самом месте , куда они приехали через четверть часа, обогнув кладбище и заводские корпуса по дуге, свернув в сторону Баковки – в поля, мимо дачных поселков… мимо реки, блеснувшей сквозь лес… На том самом месте не сохранилось ничего из того, что запечатлела кинохроника учебного фильма киностудии МВД.

Ни ворот, ни вывески, ни строений. Лес, гнилье, заросшая травой дорога, битый кирпич, черные от дождей столбы и груда трухлявых досок – все, что осталось от трибун небольшого спортивного стадиона.

Захламленный мусором пустырь среди леса.

И сколько Катя ни пыталась сориентироваться на этой свалке, понять, где располагалась летняя столовая, где корпуса, где жили дети и пионервожатые, где плац, на котором проводились пионерские линейки, где поляна для вечерних костров, она не смогла.

Только зыбкие контуры старого заброшенного стадиона.

Один из патрульных – они наотрез отказались остаться в машине, вылезли и пошли вместе с Катей, словно и правда опасались оставить ее, приезжую, коллегу из Главка, на этом месте одну, – внезапно на что-то наступил, и это что-то хрустнуло.

Точно треснула старая кость.

Патрульный наклонился и поднял с земли опутанный травой заржавевший металлический обруч. Из тех, что так любили крутить на талии спортсменки пятидесятых.

И словно какая-то тень надвинулась, закрыла собой солнечный свет.

И нестыковки сразу явили себя в деле.

Патрульные довезли Катю до УВД, развернулись и уехали снова на маршрут. А во дворе руки в бока стоял полковник Гущин и вроде как ничего, совсем ничего не делал. Мрачно созерцал запыленный внедорожник, который только что по его приказу сыщики пригнали с полицейской автостоянки.

Катя, остававшаяся в мыслях своих еще там, на тех «остановках», которые она только что проделала, догадалась, что это «сохраненный вещдок» – машина майора Андрея Лопахина, в которой тот и нашел свой конец на дорожном перекрестке.

Полковник Гущин обошел машину, распахнул дверь со стороны водителя и, наклонившись, просунулся в салон своим тучным негибким телом.

На асфальт полетели резиновые коврики для ног, которые он сдернул. Катя смотрела на тонированные стекла внедорожника.

Гущин, сопя, обыскивал салон лично. Вот снова обошел внедорожник и взгромоздился на пассажирское сиденье. Склонившись неуклюже вбок, он шарил по полу, как слепец, словно больше доверяя пальцам своим, чем глазам.

– Федор Матвеевич, что вы ищете? – спросила Катя.

Нет ответа.

– Федор Матвеевич, давайте я вам помогу.

– Много вас… тут… помощничков…

Гущин уже злился – в честь чего это, интересно?

– Нажмите кнопку, багажник откройте, я там пока посмотрю. – Катя решила не отлипать, а приклеиться со своими неуместными вопросами намертво. Гущину еще предстояло узнать самую «первую» историю. Быть может, он и кинохронику успеет посмотреть, если та уже не превратилась в пепел.

– Это не в багажнике… не может быть это в багажнике, если все же это тут… то оно… оно должно быть…

– Что вы ищете в его машине?

– А вот что, – просипел Гущин.

Он распрямился и показал Кате шариковую ручку. Именно так она решила сначала – полковник Гущин нашел на полу под сиденьем водителя шариковую ручку.

Но вот он осторожно снял колпачок, и она увидела иглу шприца.

– Ой!

– Вот тебе и ой. Это ручка-шприц, вот тут написано «маде ин Холланд», голландская поделка для диабетиков. А вот и осадок есть, – Гущин близко поднес трофей к глазам. – В такие шприцы набирается инсулин и возится с собой, как в контейнере, а когда надо, делают укол, тут вот и кнопка, дозировку можно установить какую хочешь.

– Это тот самый шприц, что вы искали? – Катя разглядывала «ручку». – Но ведь машину обыскивали.

– Значит, так обыскивали. Вот тут на полу, под сиденьем, эта фиговина лежала, чуть усердия надо было лишь приложить. Они обыскивали! Так обыскивали, нагнуться лень, задницу свою чугунную со стула оторвать лишний раз, – полковник Гущин одновременно кипел, негодовал и ликовал. – Вот я приехал, решил сам проверить, и пожалуйста. Вот он, его шприц, лопахинский. Немедленно это на анализ – что там они найдут.

– Но если тут яд, то, значит, он сам с собой покончил? – спросила Катя. – Неужели сам? Выходит, это все-таки самоубийство?

Гущин на это ничего не ответил. Осторожно держа ручку-шприц, он направился в отдел – по коридору мимо дежурной части, прямо в экспертно-криминалистическую лабораторию.

– Кое-что новое тут у меня для токсикологической экспертизы, – зычно объявил он прямо с порога. – Эй, народ, есть кто живой?

– И у нас для вас новости, Федор Матвеевич, – эксперт-криминалист из тех, кто остался в Электрогорске дежурить, а не подался в Москву в экспертное управление «с образцами и анализами», оторвался от телефона. – Неожиданные новости.