Наталья Александрова - Рыжий кот в темной комнате

Они перешли к следующим гравюрам.

На ней те же суровые монахи наблюдали с берега за тонущей женщиной. Из воды торчали только открытый в немом крике рот и вытянутая в умоляющем жесте рука, но никто из присутствующих не спешил на помощь несчастной.

– Это так называемый суд Божий, – пояснил экскурсовод. – Женщину, подозреваемую в сношениях с самим Сатаной, бросали в воду и смотрели, что произойдет. Если она тонула – значит, невиновна, все обвинения с нее снимались, и ее хоронили на кладбище, в освященной земле, как порядочную христианку. Если же ей удавалось выплыть – считали, что дело не обошлось без колдовства, что ей помог сам Дьявол и что для подсудимой остался один путь – на костер… Бывали и другие варианты испытаний – например, обвиняемой давали выпить яду… если умерла – значит, невиновна, а если уцелела, ее ждал костер…

– Ужас какой! – поразилась Надежда. – Выходит, у несчастной женщины не было никаких шансов – так или иначе, ее ждала смерть или в воде, или от яда, или в пламени…

– Именно так! – подтвердил Луций Ферапонтович с непонятным энтузиазмом. – А вот здесь мы видим последний, завершающий акт трагедии…

На последней гравюре те же инквизиторы с довольным и торжествующим видом стояли перед огромным костром, в пламени которого корчилась несчастная женщина. Перед самым костром стоял священник в длинной сутане, с высоко поднятым распятием и открытой Библией в свободной руке. На заднем плане виднелись многочисленные зрители, любовавшиеся казнью.

– И находились же желающие смотреть на такое ужасное зрелище!

– Еще как находились! – подтвердил экскурсовод. – Жизнь в те времена была скучной, однообразной, ни театра, ни кино не было, а тут все какое-то развлечение, так что посмотреть на казнь нередко собирались тысячи людей, все жители города, а иногда и из других городов приходили любопытные! Предприимчивые горожане торговали хорошими местами, откуда мучения жертвы были особенно хорошо видны. Здесь же торговали разносчики всяких лакомств и мелких товаров, водоносы, промышляли фокусники, балаганные шуты и карманные воры, здесь же назначали встречи влюбленные… в общем, публичная казнь была настоящим событием в жизни города.

– Какая дикость! – ужаснулась Надежда. – Смотреть на человеческие мучения и получать от этого удовольствие…

– Вы правы. И искусство палача заключалось в том, чтобы заставить жертву мучиться как можно дольше. Правда, иногда палача удавалось подкупить. Если у жертвы или ее родственников были деньги, палачу тайком передавали некоторую сумму, и он подбрасывал в костер ядовитые травы, чтобы осужденная умерла быстро, без мучений. Или незаметно передавал ей яд…

– Значит, и тогда была коррупция! – вздохнула Надежда. – А я-то думала, что это болезнь только нового времени.

– Увы, это зло было всегда. Все семь смертных грехов сопровождали человека с первых дней истории…

– Вы сказали, что это завершающий акт трагедии, – напомнила Надежда экскурсоводу. – Но вот здесь же есть еще одна картинка…

Действительно, на той же стене, где висела гравюра с изображением казни, находилась еще одна картина – именно не гравюра, а небольшая живописная картина, сильно поврежденная временем. Картина явно нуждалась в реставрации, она была темной, закопченной, но все равно от нее исходило ощущение какой-то мистической жути.

– Да, вы правы! – подтвердил Луций Ферапонтович. – Все вовсе не заканчивается казнью. Как считали в средние века, да и не только, после смерти грешников – и грешниц – ожидают новые муки, еще более страшные. Поэтому инквизиторы говорили, что действуют исключительно из человеколюбия, земными мучениями пытаются освободить их от куда более страшных и, что самое главное, вечных страданий. Пламенем костра пытаются очистить их души, чтобы они пришли в иной мир без груза своих грехов…

– Вы хотите сказать, что здесь изображен ад? – спросила Надежда, поближе подойдя к картине.

– Совершенно верно! – Экскурсовод потер руки. – Хотя эта картина не входит в цикл гравюр, который мы с вами только что осмотрели, и попала к нам в музей случайно, мы решили, что она хорошо впишется в нашу экспозицию и логично завершит описание трагической судьбы нашей, так сказать, героини…

Надежда внимательно вгляделась в этот экспонат.

Действительно, здесь был изображен ад.

Но в отличие от той картинки, которая висела над рабочим местом кассирши, в этой картине не было ничего смешного или пародийного. Сквозь копоть, сквозь напластования времен на Надежду смотрели немыслимые, кошмарные чудовища, словно порожденные тяжелым, кошмарным сном. Свиная голова с огромными окровавленными клыками передвигалась на коротких кривых ножках, преследуя бородатого карлика с тремя ногами, громадное насекомое разевало львиную пасть, пытаясь проглотить двухголовую женщину, жуткий пузырь без рук и ног пожирал создание из одной ноги и огромного розового уха. В центре картины ворочалось в грязи нечто невообразимое – клубок извивающихся червей с одним вылупленным кровавым глазом, злобно взирающим на окружающую нечисть. Все эти чудовища терзали, пожирали, мучили друг друга, и картина словно сочилась страданием, ненавистью и злобой…

– Ужасная картина! – проговорила Надежда вполголоса и невольно передернулась как от озноба.

– Не столько картина ужасна, – возразил экскурсовод, – сколько ужасны сам ад и населяющие его твари. Но эти ужасные твари – лишь мелкие прислужники того, кто…

– Луций Ферапонтович! – послышался вдруг из коридора приглушенный женский голос.

Надежда Николаевна оглянулась и увидела в коридоре кассиршу музея, ту самую, похожую на раскормленную жабу особу. Кассирша делала руками какие-то странные знаки и подмигивала экскурсоводу поочередно обоими глазами.

– Что случилось, Марфа Матвеевна? – осведомился престарелый экскурсовод.

– Кровопийца пришел! – прошипела кассирша трагическим шепотом.

– Анатолий Васильевич?

– Он, он, злодей! Сейчас сюда заявится… только на вас вся надежда, только вы с ним можете сладить!

– Как, разве сегодня вторник? – Экскурсовод заморгал, зашевелил губами, будто что-то подсчитывая.

– Вторник, вторник! – закивала кассирша.

– Прошу извинить! – Луций Ферапонтович галантно поклонился Надежде. – Дела, знаете ли! Но я надеюсь управиться быстро, так что вы не уходите, мы с вами еще не закончили осмотр экспозиции, можно сказать, впереди самое интересное…

– А кого это ваша кассирша называет кровопийцей? – заинтересовалась Надежда Николаевна.

Ей казалось, что, учитывая специфику музея, это должен быть какой-то особенный персонаж.

– Да вы не относитесь к этому всерьез! – усмехнулся экскурсовод. – Это у Марфы Матвеевны с ним какие-то сложные отношения, а так это самый обычный человек, начальник административно-хозяйственного отдела ВНИИПНЯ господин Беневоленский… между прочим, милейший, очень воспитанный человек…