Наталья Александрова - Рыжий кот в темной комнате

– У него в этой клинике есть свой человек! – прошептала Соня, перегнувшись через стол. – И если я что-нибудь сделаю не так или расскажу кому-то – ее убьют! – Она сжала руки и простонала: – А сейчас я все это рассказываю вам! Теперь мамина жизнь висит на волоске!

– Перестань! – резко оборвала ее Надежда. – Он нарочно тебя напугал, сказал, что у него есть свой человек, но не назвал его. Это хитрый психологический ход – ведь неизвестность всегда страшнее, чем известное зло. Теперь ты будешь думать на каждого, перестанешь спать, будешь вздрагивать от каждого звука… у тебя разовьется настоящая мания преследования! Вот, ты уже на посторонних людей смотришь в ужасе! – Она перехватила подозрительный взгляд, который Соня бросила на барменшу.

– Но что же мне делать? – простонала девушка. – Что делать?

– Думать. Думать и не психовать. Скажи, чего он от тебя хочет? Что ты должна для него сделать?

Соня молчала, не в силах ни на что решиться.

– Говори! – подтолкнула ее Надежда Николаевна. – Один ум хорошо, а два лучше. Хуже уже все равно не будет. Тем более что про музей я и так знаю.

– Вы правы, – вздохнула девушка. – Хуже не будет…

И она рассказала, что сначала тот человек велел ей позвонить Анатолию Васильевичу Беневоленскому и сказать, что она – его дочь. Затем он приказал ей договориться с Беневоленским о встрече и попросить, чтобы тот устроил ее на работу в музей…

– В какой-то странный музей… – добавила Соня.

– Музей чертей… – машинально проговорила Надежда Николаевна.

– Так вы и это знаете? – Соня удивленно взглянула на свою собеседницу.

– Это-то я знаю, – ответила Надежда. – Не знаю только, зачем ему этот музей. Вроде бы там нет ничего особенно ценного…

– А вот как раз это я вам могу сказать! – оживилась девушка и рассказала Надежде, как она узнала о картине Иеронима Босха, которую до революции купил в Амстердаме бывший хозяин особняка барон фон дер Везель.

– Так что ему нужна эта картина, – продолжила она. – И он в последнюю встречу велел мне ее несколько раз сфотографировать специальным аппаратом, замерить…

– Все ясно! – воскликнула Надежда. – Он хочет изготовить копию этой картины и заменить подлинник. А подлинник выкрасть из музея – твоими руками, разумеется.

– Я все сделаю, только бы он оставил маму в покое! – слабым, безвольным голосом проговорила Соня. – В конце концов, кому нужна эта картина? Да в этот музей вообще никто не ходит!

– Не спеши принимать решение! – прервала ее Надежда. – Ты думаешь, что, получив картину, он оставит вас с матерью в покое?

– По крайней мере он так обещал!..

– Вряд ли стоит верить его обещаниям! – Надежда внимательно взглянула на Соню. – Ведь ты – свидетель. Если обнаружат, что картину подменили…

– Я к тому времени уволюсь… Я же числюсь в музее под другим именем…

– Вот именно. Но вычислить тебя довольно легко. Я же сумела… Ты от матери никуда не денешься… Нажмут на Беневоленского – что за дочка, какая дочка, откуда она взялась? Ох, Соня, боюсь, что тебя ожидает судьба твоей сестры…

– Сестры? – удивленно переспросила Соня. – Какой сестры? У меня нет ни сестер, ни братьев!

– Была у тебя сестра… – вздохнула Надежда, – ты только не волнуйся, а слушай, разговор будет долгим…

Они разговаривали так долго, что барменша с розовыми волосами стала неодобрительно коситься.

– Я его ненавижу! – сказала наконец Соня.

– Кого – того типа, который тебя шантажирует матерью? Понятное дело, – вздохнула Надежда.

– Да не его, то есть его тоже! – Соня говорила почти спокойно. – Я ненавижу Беневоленского! Он испортил жизнь моей матери, своей жене, кстати, тоже, сделал меня и Веру считай сиротами – а сам прекрасно устроился!

– Согласна, но сейчас тебе нужно думать не об этом, – заметила Надежда, – тебе нужно думать, как вывести мать из-под удара. А для этого нужно вычислить твоего неизвестного злодея. И я, кажется, знаю, как это сделать. Ты когда получаешь от него копию картины?

– Сегодня вечером. – Соня взглянула на часы.

– Тогда нужно спешить. Значит, завтра я иду в бухгалтерию клиники. Клиника частная, дорогая, пребывание пациентов дорого оплачивается. В бухгалтерии наверняка должен быть полный учет – на сколько дней, а самое главное – кто платит, паспортные данные и реквизиты. Это тебе не ларек на рынке, где денежки из рук в руки передают, – тут строгий учет и контроль. А ты завтра сделаешь вот что…

На этот раз Надежда уверенно подошла к воротам клиники.

– Вы к кому? – осведомился голос из динамика.

– К Олегу Ивановичу, – ответила она не раздумывая. – Я – ассистент профессора Дроздовского из Плескова, Олег Иванович хотел со мной поговорить.

– Проходите, пожалуйста. – В механическом голосе прозвучало несомненное уважение.

Надежда вошла в открывшуюся перед ней калитку, быстро прошла по дорожке к нарядному особняку, поднялась на крыльцо. Навстречу ей шагнула молодая женщина в голубом халате.

– Это вы из Плескова? Куда же вы вчера ушли? Олег Иванович хотел с вами поговорить о новых перспективных методиках лечения параноидальных и шизоидных состояний…

– Да-да, при помощи алтайского горлового пения, – добавила Надежда, вспомнив вчерашний разговор. – Видите ли, мне позвонили из Плескова… понадобилась срочная консультация, поэтому я была вынуждена уйти. Но сегодня я готова побеседовать с профессором.

– Только вам придется подождать: Олег Иванович сейчас осматривает нового больного. Там очень сложный случай – пациент считает себя наследным принцем африканской страны, которого младший брат лишил престола…

Надежда вспомнила африканского студента, который заглядывал в деканат, когда она разговаривала с Натальей Филаретовной, и подумала, что случай действительно очень сложный и профессор вряд ли скоро освободится.

– Ничего, – проговорила она. – Я подожду.

– Можете пройти в зимний сад, – предложила женщина. – Это прямо по коридору.

Надежда пошла в указанном направлении, однако, как только сотрудница клиники скрылась из виду, свернула в административное крыло здания.

Достав из сумки белый халат, она надела его и почувствовала себя более уверенно.

Миновав несколько кабинетов, она наконец увидела дверь с табличкой «Главный бухгалтер Сверчок Антонина Никодимовна». Надежда взглянула на часы. На них было двадцать пять минут двенадцатого, до условленного времени оставалось пять минут. Она глубоко вдохнула, придала себе озабоченный и деловой вид и толкнула дверь.

В просторной комнате за компьютером сидела женщина средних лет. Это была плотная, приземистая крашеная блондинка с выражением застарелого переутомления на круглом лице.