Андрей Мягков - «Сивый мерин»

…морг…

…пятна крови на зелёном халате…

…удар: «Отравление ядом моментального действия»…

Дальше провал.

Он закрыл глаза и неожиданно почувствовал острую боль в спине. На него со всех сторон сыпались удары — по голове, по печени, по лицу… Слов не разобрать, но что-то остервенело злобное. Кому-то он не угодил.

Но кому? И чем?

Ещё раз: утром звонил Сомов. Утром звонил Сомов. Утром…

Замелькали, налезая друг на друга: небритое лицо таксиста, освещенный пламенем дом. Нинкина дурацкая улыбка…

Утром звонил Сомов…

Сомов…

…его мёртвые ноги в до блеска начищенных ботинках. То есть — мёртвый Сомов с ногами в ботинках… Стоп… Стоп.

Кораблёв сел на кровати — пружины оглушительно заскрипели — и прислушался. Совсем рядом кто-то царапал железом по железу, послышались осторожные шаги, потом опять всё стихло.

Нервы. Галлюцинации. Ничего страшного. Зато теперь он всё помнит: Женька умерла — её убили или она покончила с собой.

Его тоже хотели убить, это без сомнения.

Квартира его сгорела — он это видел собственными глазами.

Утром звонил Сомов, назначил встречу в «Славянском базаре».

Человек с фотографии мутным пятном — «четверть суммы пеплом по Енисею».

Сомов.

Щукина и Сомов… Однажды лебедь, сом и щука… Нет — рак и щука…

Сомова убили в квартире Щукиной.

Сомова убили…

Короткий металлический щелчок заставил Кораблёва вздрогнуть. Он взглянул на дверь: массивная бронзовая ручка беззвучно поползла вниз.

Крикнуть он не успел. Дверь отделилась от стены.

В образовавшемся проёме с направленным на него дулом пистолета стоял… Сомов.

Машина остановилась возле крошечного, осиным гнездом прилепившегося к стене дома заведения с вывеской «РЕСТОРАН-КАФЕ-БАР». Широкоплечий, грузный водитель выключил двигатель, не без труда выбрался наружу, буркнул: «Жди» и скрылся за дверью.

Сева огляделся. Район был ему не знаком, как однояйцевые близнецы, похожие друг на друга дома могли принадлежать как Тёплому Стану, так и Южному Бутову, северу Москвы и востоку Санкт-Петербурга…

«Сплошная „Ирония судьбы“, — невесело подумал Мерин. — Никакого мало-мальски примечательного ориентира, никому не расскажешь, куда ехать. Убьют и никто не узнает, где могилка моя».

Он вышел из машины — в пределах видимости ни одной живой души, ни одного автомобиля, никакого движения, ни одно окно, кроме ресторана, не освещено признаком жизни, хотя время не позднее — мёртвый город.

ЧТО ЭТО?

Видимо, сказались бессонница и усталость последних дней, потому как понимание того, что находится он в ещё не заселённой новостройке, приходило постепенно.

Чёрт, куда его завезли?

Впрочем — почему «завезли»? Куда он сам заехал?

…Звонок Александра Курбаева (так представился звонивший) застал его в квартире Веры Нестеровой чуть ли не в обнимку с Дмитрием Кораблёвым. До этого он уже в течение получаса лихорадочно объяснял плохо соображавшему «серийному убийце», что с ним произошло за эти четверо тёплых майских суток и как ему надлежит вести себя в дальнейшем, чтобы помочь милиции изобличить преступников.

Тот поначалу категорически отказывался верить, называл всё услышанное «бредом», «провокацией», «подставой», но когда Мерин прибегнул к последнему аргументу — вытащил из кармана склянку тёмного стекла, содержащую жидкость с едва уловимым характерным запахом миндаля и пояснил, что это и есть цианистый калий — яд пролонгирующего действия, которым отравили его жену, он сник, закрыл лицо руками и перестал реагировать.

Севе больших трудов стоило вывести его из состояния ступора, добиться осмысленности взгляда и заставить слышать.

И в это время позвонил Курбаев.

— …через полчаса будет ждать мой человек. Тверская, 25, «Жигули» красного цвета Т-049-ВР, приедешь один, без хвоста. Это условие. В противном случае — ни тебя, ни девки. Отказ — кончаю с рыжей. Да или нет.

— Кто это?

— Да или нет?!! — голос сорвался на истерический крик.

— Да.

В трубке зазвучали короткие гудки.

До Тверской улицы он добрался на такси минут за двадцать, у дома № 25 стоял красный жигулёнок.

— Вы от Курбаева?

— Садись.

Ехали час двенадцать минут…

…Из дверки «осиного гнезда» вышел широкоплечий, махнул ему рукой, мол — заходи.

Его обыскали, отобрали револьвер, подтолкнули в «зал», размерами напоминавший кухню малогабаритной хрущёвской пятиэтажки.

За одним из двух столиков сидел небольшого роста человек. Синяя выбритость впалых щёк и чёрные навыкате глаза выразительно указывали на его кавказское происхождение.

— Закрой дверь.

Это относилось к обыскивавшему Мерина верзиле. Тот беспрекословно исполнил приказание.

— Сядь, — это Мерину. — Говорить буду я. Ты не ставишь никаких условий и не задаёшь никаких вопросов. Курбаев — это для телефона, меня зовут Аликпер Турчак, я председатель совета директоров корпорации игровых заведений Москвы. У меня досье на половину правительства и половину Думы об их миллионных проигрышах и увлечении проститутками. Думаю, не надо большого воображения, чтобы представить мои связи наверху. Это я к тому, что нет такого деяния, за которое бы меня не оправдали — меня берегут, как ядерную кнопку. У тебя единственный шанс продолжить служение Родине — мне нужен Кораблёв…

— Где Екатерина Ели…

Мерин не договорил. Турчак вскочил на ноги и так ударил кулаком по столу, что где-то за стеной посыпалась и разбилась посуда.

— Я пре-ду-пре-дил!!! Говорить буду я! — Он сделал шаг к окну, долго массировал повреждённую руку, сел. — Я не шучу. И не повторяю. Следующий раз — последний.

Молчание длилось не менее минуты. Затем он продолжил:

— Мне нужен Кораблёв. Не позднее завтрашнего дня. Сейчас тебя отвезут обратно — займёшься делом. Допускаю, милиция не вышла на след, но это твоя проблема. Он не иголка — подними своих легавых. Всех! По всей стране! По всему миру, если надо! Твоя проблема. Но найди! И отдай мне. Завтра! Я позвоню ровно в семь. Иначе… Ну ты понял меня!

Он энергично провёл по воздуху короткую горизонтальную черту. Потом, не повышая голоса, позвал:

— Войди. — И, когда в дверях застыл широкоплечий водитель, приказал, кивнув головой в сторону сидящего напротив себя. — Туда же.

Очнулся Мерин от грубого тычка в плечо: «Приехали. Вылезай». Открыл глаза — Тверская, 25. Целый час отошёл в вечность.

Так крепко он спал только в далёком беззаботном детстве, когда после какого-нибудь очередного отчаянного проступка удавалось заполучить бабушкино всепрощение.

Весь следующий день до девятнадцати часов прошёл как в тумане: Мерин добросовестно и не один раз старался восстановить последовательность произошедших с утра событий — не тут-то было. Память выдавала — и то скупо, пунктиром — незначительные, ни к чему не обязывающие детали вроде глупой ссоры с бабушкой или традиционной перепалки на проходной МУРа с мудаком-Каждым. А вот подробности, так сказать, генерального события — зубодробильной головомойки, учинённой Скоробогатовым всему составу бригады, — ускользали. Помнилась основная теза оратора: они (все трое) — не что иное, как гадкие, недалеко ушедшие от уголовников непрофессионалы. Такого от своего начальника Сева никак не ожидал.