Дмитрий Герасимов - Если небо молчит

Маргарита подскочила к ней и расцеловала в обе щеки:

– Спасибо вам за все! За все! И знайте: ближе вас у меня нет людей на этом свете! И я не прощаюсь, я говорю – до свидания! До скорого и, конечно, счастливого свидания.

– Я не понял, – нахмурился Максим. – Она куда-то уезжает?

– Встань с колен, Макс, – тихо сказал Семен Романович. – И ступай, умойся.

– Я не знаю, где я буду завтра! – с жаром воскликнула Маргарита. – Не ведаю, через какие трудности и мытарства еще придется пройти. Но я всегда буду помнить о вас! Всегда буду любить вас. И конечно, ждать нашей встречи.

– Счастливо тебе, девочка, – сказала Робаровская. – Теперь все в твоей жизни сложится как надо…

– Знаете что? – Блатов скривил губы. – Налейте мне водки.

На крохотной станции, как обычно, было малолюдно. Дворники в старомодных картузах все также неторопливо подметали полупустой перрон. Холодный сентябрьский ветер гонял вдоль полотна обрывки газет и смятые пластиковые стаканчики. На платформе мрачный дежурный по станции в форменной фуражке и серой телогрейке кормил голубей. Грязный товарняк на соседних путях шипел гидравликой и лязгал вагонными креплениями. Усыпанный опавшими листьями перрон тоскливо проглядывал под ногами серыми асфальтными пятнами.

Маргарита увидела его сразу, как только выбежала на привокзальный двор. Он сидел на скамейке, пристроив между колен термос и разложив на мятом журнальном листке бутерброды.

– Я тоже не завтракала, – призналась она, присаживаясь рядом.

Антошка забежал за скамейку и спрятался.

Антиох не спеша развернул фольгу и протянул ей бутерброд с сыром.

– И я голодный! – подал голос мальчуган и тут же получил другой бутерброд.

– Значит, – сказала Маргарита, с наслаждением жуя черствый хлеб, – ты опять не вмешивался в дела Божьи?

– Совершенно верно, – улыбнулся он. – Просто следовал Его подсказке, Его голосу.

– Антиох, – она перестала жевать, – почему ты решил уехать?

– Мир велик, – он пожал плечами, – и мне в нем легко. А в этом городе у меня нет ни дома, ни родных… Было важное дело, а теперь – ничего не осталось.

– Ничего? – Она вспыхнула. – И… никого?

Он внимательно посмотрел ей в глаза и не ответил.

– У меня тоже в этом городе ничего не осталось – ни работы, ни дома… – Маргарита взяла его за руку. – Помнишь, ты говорил, что если небо молчит, значит, оно ждет от нас выбора?

– Я свой сделал, – тихо сказал он.

– Я – тоже…

Сибирь, 1985 год…

Он отполз в сторону, тяжело дыша, морщась от боли, и с трудом повернул голову, пытаясь разглядеть пылающий на обочине УАЗ. Черный, клубящийся столб, похожий на погасший во время спуска парашют, висел над лесом. Сломанные и обожженные ветки деревьев дымились, а серая, умершая листва мрачно, как воронье, кружила над местом трагедии.

Он боялся закрыть глаза. Это будет конец. Такой же близкий и осязаемый, как предыдущие четыре в Афгане. Только на этот раз – без прощения. Его выбросило на дорогу со сломанными ребрами, порванным сухожилием и пробитой головой лишь для того, чтобы перед смертью он мог взглянуть на небо. Оно висело над ним – грозное серое полотнище в мятых складках облаков – и… молчало.

– Скажи что-нибудь! – мысленно простонал он. – Не молчи! Дай знак! Если опять отводишь беду, если чего-то еще ждешь от меня – не молчи!

И в этот миг прозвучал голос. Робкий, едва слышный, тонкий, как писк.

Он сжал кулаки.

– Еще! Прошу тебя – не умолкай!

И снова – писк. На этот раз – сильнее, требовательнее.

Он зажмурился, подтянул колени, рыча от боли, и перевернулся на бок. Потом сдвинулся вперед, царапая пальцами землю, и поднял голову. В шаге от него, прямо на дороге, стояла корзинка с младенцем, вероятно, выброшенная из машины ударной волной.

Ребенок кричал, и этот крик означал жизнь.

Он шел, прижимая к себе корзинку, пошатываясь и боясь потерять сознание от боли, – через поредевший лес – туда, где в рассветном тумане виднелись очертания города. Может быть, это не город вовсе. Может, поселок. Или даже деревня. Но там – люди. Там детские врачи и нянечки, добрые воспитатели и учителя. Там не дадут пропасть маленькому, еще ничего в жизни не повидавшему человечку.

А человечек лежал в корзине, смотрел вокруг себя ясными серыми глазами и беззаботно улыбался.

Это был мальчик…

Сильнодействующий наркотик. Применяется как обезболивающее, анестезирующее, противошоковое средство.

Палата интенсивной терапии.

Языки программирования.

Герои детского анимационного фильма про черепашек-ниндзя.

Иисус умер за твои грехи (англ.).

Строка из пьесы «Собака на сене» Лопе де Вега.

Хотa (jota) – мягкие прыжковые танцы, сопровождающиеся игрой на кастаньетах.

Вид восточных единоборств.

Железнодорожный вагон, предназначенный для перевозки заключенных.

Дословно – «советский». Обращение к воину-афганцу.