Дмитрий Герасимов - Если небо молчит

– Что делать, Илона? – паниковал опер. – Где Антон? Ему пора встать на ноги и делать дело!

– Антон мертв, – холодно произнесла дама. – И теперь я почти не сомневаюсь, что его убили.

– Что?! – заорал Блатов. – Как – убили? И ты при этом спокойно сидишь за столом и беседуешь с приятелем?

– Здравствуйте. – Скачков учтиво поклонился. – А можно полюбопытствовать, что в записке?

– А ты кто? – оперативник бросил уважительный взгляд на нашивки. – Шурави? [10]

– Было дело… – кивнул тот. – Так из-за чего паника?

– Наш подопечный пропал, – признался Блатов. – Оставил записку, что пошел в город с женой.

– Ну и хорошо, что не с любовницей, – улыбнулся Скачков. – А в чем проблема?

– Подопечный – Максим Танкован, – пояснила Робаровская. – Наш подкидыш-миллиардер.

У Романа сползла с лица улыбка.

– А жена? – спросил он.

– В том-то и дело! – Блатов схватил себя за рыжие волосы. – Авантюристка международного класса! И вдобавок – убийца! За ней четыре года охотится Интерпол! Боюсь, что ни парень наш, ни эта сучка сюда больше не вернутся…

– Подбери слюни! – рявкнула на него Робаровская. – Мало того, что проспал все на свете и, по сути, завалил операцию, так еще истерики закатываешь!

– Где теперь их искать? – не унимался тот. – Поднимать ментов, прочесывать город? А, если они в лес подались? Тогда вообще армейцы понадобятся. – Он в отчаянии глянул на часы. – И это при том, что дорога каждая минута! Все – плохо!

Скачков вдруг резко поднялся с места.

– Мне кажется, я знаю, куда они направились, – пробормотал он. – И теперь все плохо вдвойне.

Микроавтобус, на котором еще утром добирались до гостиницы рыжий опер и Робаровская с несчастным Мишуткой, притормозил у дорожного указателя «23-й километр» и осторожно съехал с шоссе на проселочную дорогу.

Луч фар выхватил из темноты высокую траву, серый песок и заскользил по черным стволам сосен. За машиной взметнулась шатром дорожная пыль.

Старенький «Фольксваген» бросало из стороны в сторону, и оба пассажира на заднем сиденье крепко держались за поручни, чтобы не столкнуться головами и не удариться о стекло.

– Смотри! – Блатов выбросил вперед руку. – Что это?

Там, где луч фар терялся в черной каше еловых сплетений, появился другой свет – подрагивающий, быстрый и озорной. Он прыгал по верхушкам кедров и сползал вниз, оставляя в непроглядной тьме красноватый абрис стволов и веток. Еще через мгновение по густой листве заплясали злые огненные язычки.

– Кажись, лес горит! – крикнул оперативник, вглядываясь в ветровое стекло.

Мелкие огоньки закружились в тревожном танце и вдруг скакнули высоко в небо, превратившись в кровавое зарево и располосовав на части лопнувшую ночь.

Теперь стало отчетливо видно, как огонь поднимается над лесом, лижет румяные облака и кутает верхушки сосен в тяжелую серую шаль.

– Наддай газку, друг! – Скачков нервничал. Он вцепился обеими руками в подлокотник сиденья и, не отрываясь, смотрел, как ширится и растет в небе огненная стерня.

Свет фар ударил в живую изгородь, водитель резко крутанул руль вправо, и машина, соскользнув колесами с дороги, накренилась, взревела мотором и, протащившись юзом по песку, выскочила на поляну.

Скачков и Блатов зажмурились: прямо перед ними, вздымая вверх облака черного дыма, полыхал гигантский костер.

«Фольксваген» затормозил перед низким колодцем с покосившейся крышей, и оба пассажира сразу выскочили наружу. Они метнулись в одну сторону, потом – в другую и замерли на месте, беспомощно щурясь на огонь.

– Опоздали! – пробормотал Блатов. – Всему конец, Рома…

Дом Маргариты был объят пламенем. Кровавые языки лизали бревенчатые стены, ползли под кровлю и крученым вихрем вырывались наружу. Крыльцо уже погибло в огне. Перила прогорели и обрушились на землю, торчащие балясины полыхали, как факелы, а обугленные ступеньки зияли черными дырами. По двору летали горящие ошметки белья, сорванного бушующим пламенем с веревки.

– Смотри! – Скачков указал рукой на окна. – Стекла целы. Значит, пламя хозяйничает пока только снаружи. – Он встряхнул оцепеневшего опера: – Слышишь меня? Я говорю: если внутри есть люди, то огонь, возможно, до них пока не добрался.

– О чем ты говоришь! – завопил тот. – Там все если не в огне, то в едком дыму! Три раза глотнул и кранты – угорел!

Роман подбежал к колодцу, схватил привязанное веревкой ведро и швырнул его вниз.

– Что ты задумал, безумец? – Оперативник скривился. – Тушить костер наперстком?

– Вызывай пожарных и «скорую»! – приказал Скачков, с остервенением вращая ручку. – В нашем городишке они приезжают быстро!

Блатов послушно полез в карман за телефоном. Роман подхватил свободной рукой вынырнувшее из пасти колодца ведро с водой, ослабил веревку и, отступив на шаг, опрокинул его на себя.

– Алло! – заорал в трубку опер. – Это Служба спасения? А что у вас под номером девять-один-один? Прачечная, что ли?..

Скачков бросился к дому.

– Стой! – завопил Блатов, оторвавшись от телефона. – Разобьешь стекло – будет сквозняк! И все нутро запылает как спичка! – Он вновь приложил к уху трубку: – Пожарный расчет и «скорую»! Живо! Адрес?.. Вашу мать! Откуда мне знать этот чертов адрес! Здесь лес кругом! И деревья разные… Подождите!.. – Он кинулся к машине: – Слышь, друг! Водила! Как тебя?.. Возьми трубку, продиктуй им, как подъехать!..

Роман обошел дом со всех сторон, щурясь от света и вглядываясь в окна. Блатов прав: если хоть где-то есть доступ воздуху, второе окно открывать нельзя.

Ему показалось, что с подветренной стороны дома огня почти нет. Короткие язычки пламени дрожали на лохмотьях вылезшей из щелей пакли – и все. Он подпрыгнул, пытаясь ухватиться за наличник, но лишь царапнул ногтями стену.

Рыжий оперативник тем временем решил подойти к дому со стороны леса. Он обогнул пристроенную веранду по вытоптанному участку земли, куда его сыроярский коллега Александр Корж обычно ставил свою «Ауди», и, нырнув в заросли ежевики, двинулся вперед, ломая ветви и обдирая руки.

В ту же секунду что-то взвизгнуло у самого уха, и Блатову резкой болью обожгло плечо. Еще не понимая, что произошло, он машинально присел на корточки и тут же почувствовал, как над головой, словно хлыстом, срезало ветки. Упругий хлопок прокатился между деревьями и стих. Морщась от боли и стараясь не закричать, оперативник отнял руку от плеча и обнаружил, что она перепачкана чем-то липким и черным.

– Хорошие выстрелы, Гена, – похвалил приглушенный женский голос. – Похоже, ты снес ему полбашки. А теперь – уходим. Быстро.

– Подожди, – раздраженно ответил мужчина. – Еще не хватало, чтобы наших подопечных успели спасти. Вот это будет прокол похлеще, чем с Тузовой.