Дмитрий Герасимов - Если небо молчит

Тем не менее ход, который он придумал, был более похож не на шахматный, а на карточный. И по своей авантюрности – ва-банк, и по нечистоплотности – туз в рукаве. Последнее обстоятельство Танкована не сильно смущало. Его беспокоил только неоправданный, непросчитанный риск. Он силился представить подводные камни и препоны, которые могут возникнуть у него на пути, и признавался, что не готов к их преодолению.

Было еще кое-что, тревожившее Максима. Если все получится так, как задумано, есть ли гарантия, что он достигнет желаемого результата? Не существует ли дополнительной комбинации, которой он попросту не заметил в пылу азарта? Вдруг у дилеммы есть третье решение?

– Бог любит тебя!..

Его отвлек от раздумий улыбчивый молодой человек в канареечной футболке, в бриджах с бесчисленным количеством карманов и в кожаных сандалиях, надетых на босу ногу. За плечами у парня красовался рюкзак цвета хаки, а в руках пестрел яркими обложками веер из брошюр.

– Бог любит тебя! – ласково повторил молодой человек. – Положись на Него!

Максим не заметил, как он появился. Может быть, вошел на предыдущей станции «Павелецкая», а может, все это время медленно двигался по вагону, приставая с разговорами к угрюмым пассажирам, пока не добрался до него.

Судя по легкому акценту и по манере произносить твердое «л» одними губами, парень в бриджах был из западных славян. Скорее всего, поляком.

– Я атеист, – буркнул Максим, поднимая руки.

– Это не страшно! – Молодой человек засветился радостью, словно пассажир с разбитым лицом только что правильно ответил на вопрос викторины. – Бог все равно любит тебя.

– И фаталист, – добавил Танкован.

– Мы все – дети Его, – назидательно покачал головой парень и, раскрыв одну из пестрых брошюр, ткнул пальцем в разноцветное, будто из детского мультика, распятие. – Он смотрит на тебя. Аллилуйя!

– Если бы я верил, – продолжал Максим, отпихивая от себя буклет, – то пошел бы в церковь!

– Церковь вот тут! – Молодой человек с чувством ударил себя в грудь.

– А Бог – вот тут! – Танкован постучал себя пальцем по лбу.

– Возьми… – Поляк протянул ему книжицу. – Здесь написано про Церковь Новых Евангелистов. Аллилуйя!

– Да поди ты прочь! – не выдержала женщина средних лет, сидящая рядом с Максимом, и замахнулась на парня газетой. – Сектант хуже сатаниста! Прости, Господи…

– Бог и тебя тоже любит! – заверил тот, на всякий случай отступив на шаг. – Он всех любит! Почитайте – и вы все поймете. Аллилуйя!

– Ступай себе, – миролюбиво процедил Танкован. – Здесь тебе ничего не светит.

– Ты мой брат! – объявил молодой человек. – Купи! – И протянул круглый желтый значок, на котором красными буквами в четыре ряда было написано:

«Jesus died for your sins!» [5]

– Не покупайте, – посоветовала женщина. – Крестика, спрятанного на теле, вполне достаточно. А все эти кричащие картинки – бал-маскарад.

– Десять рублей, – увещевал парень. – И ты сделаешь шаг навстречу Богу.

Максим усмехнулся.

– А всего сколько?

– Что? – не понял поляк.

– Я говорю: сколько всего шагов? Семь? Тринадцать?

Молодой человек, казалось, задумался.

– Сто, – нерешительно объявил он.

– Выходит, тысяча рублей за весь путь, – констатировал Танкован. – Немного, с учетом кризиса.

Гул поезда понизился на октаву. За окнами вынырнула из темноты многолюдная платформа.

– Станция «Автозаводская»! – объявил диктор. – Уважаемые пассажиры! Уступайте места людям пожилого возраста, пассажирам с детьми и инвалидам!

– Ладно, – махнул рукой поляк, оглядываясь на толпу братьев и сестер, намеревающихся влиться в вагон. – Бери так! – Он сунул в руку Танкована желтый кружок и поспешил навстречу пастве. – Аллилуйя!

Солнце остыло и упало на крыши домов тусклым оранжевым шаром. На улицах царила обычная вечерняя суматоха. Люди толкались на переходах и на автобусных остановках, сновали по тротуарам, ежеминутно тычась в двери магазинов и мелких кафешек, гудели пуганым роем у витрин и афиш.

Фирма «Интеллект сервис» заканчивала работу в шесть. Полседьмого разбредались по домам сотрудники технических служб. На двух опустевших этажах оставались допоздна лишь уборщицы, охранник на проходной, пара-тройка компьютерных гениев, которым разрешалось приходить на работу днем и стучать клавишами хоть до следующего утра, и, конечно, Анна Ильинична Лиснянская. Руководитель одного из самых крупных и самых важных отделов компании, она имела обыкновение засиживаться в своем кабинете до восьми, а то и до девяти часов вечера.

Танкован знал об этом. Он умышленно выбрал для беседы время, когда нет посторонних глаз и телефоны не разрываются ежеминутно нетерпеливыми звонками. Лиснянская устала за день – и это тоже ему на руку.

Весь недолгий срок работы в «Интеллект сервисе» Максим тщательнейшим образом приглядывался к начальнице, старался понять ее, просчитать, обнаружить в ее поведении, манере держаться с подчиненными уязвимые места. Он искал любую зацепку, любой ключик, способный открыть перед ним настоящую Анну Ильиничну – простую одинокую бабу, которой не чужды слабости и пороки. Он пытался найти возможные рычаги давления на Лиснянскую, чтобы сломать ее, сделать ручной и безвольной.

И кажется, он что-то нащупал. Теперь задача – привести рычаги в действие.

Максим вошел во двор, где размещалось грязно-белое здание его конторы, без четверти восемь. Прошагав вдоль ряда металлических гаражей, он свернул направо, обошел строение по периметру и остановился возле серой трансформаторной будки недалеко от въездных ворот. На асфальтовом пятачке парковки стояли всего две машины – ржавый «Сааб» коменданта и зеленый «Ниссан» Лиснянской.

Он не ошибся со временем визита. Начальница была на рабочем месте, и скорее всего одна.

Деловой, спешащей походкой, похожей на стремительный танец, исполняемый перед камерой наружного наблюдения, Максим прошагал по дорожке к невысокому крыльцу с черной металлической дверью и надавил на кнопку звонка.

Через минуту щелкнул замок и хмурый охранник высунул наружу коротко стриженную голову.

– Тебе чего?

– Анна Ильинична назначила мне на восемь, – глухо сообщил Танкован и сокрушенно вздохнул: – Даже поболеть нельзя…

Охранник не спешил открывать дверь.

– Э…э, тебя ведь не было сегодня на работе? – уточнил он.

– Говорю же: я на больничном! – раздраженно сказал Максим. – А дел – по горло! Вот Анна Ильинична меня и вызвала на ночь глядя.

– А как твоя фамилия?

«Будет совсем некстати, если этот бритоголовый чурбан свяжется с Лиснянской по телефону, – подумал Танкован. – Та, разумеется, ни сном ни духом о моем визите».