Эдриан Маккинти - Деньги на ветер

— Что она говорит о тебе? Ее спрашивают: кто это? Должно быть, ты. Мать такое со своим ребенком не сделает.

— И вы в это верите? — прошептал он так тихо, что микрофон телефона, вероятно, не сумел уловить его слова.

— А как это было? Расскажи мне. Позволь тебе помочь. Что она заставила тебя сделать?

Он закрыл глаза и поднес кулаки к вискам.

— Вы нашли тело? — спросил он.

— Ну конечно. Маленькая Мария Анжела.

— Мне разрешат на нее взглянуть?

— Да, имеешь полное право, ты же отец.

Он кивнул, судорожно вздохнул и, прикрыв глаза, выпалил:

— Да. Я ее отец. Хоть Марта и говорила, что отец кто-то другой. Что стало с тем парнем? А? Не верьте ничему из того, что она говорит. Ничему. Это она. Она. Я ничего не делал. Она была… Это она убила. Я не имею к этому никакого отношения. Никакого. Я пришел, малышка уже была мертва. Я всего лишь избавился от тела. Даже не просил ее это сделать. Вы должны мне верить. Я ее не просил. Зачем мне? Мы бы справились. У меня есть работа, здесь. У нас все было бы нормально.

Он открыл глаза и пристально посмотрел на меня.

— Она убила малышку? — уточнила я.

— Да.

— Как?

— Утопила ее… в ванне. Мне пришлось отвезти тело в Ла-Сейбу. Вы должны мне верить, я не имею никакого отношения к убийству. Ведь вы же мне верите, правда? — Его голос прерывался от волнения. Того гляди свихнется.

Надо было подтолкнуть его еще разок-другой.

— Это ты задумал? Сама бы она не решилась. Это, наверно, ты ей велел.

Глаза у парня сделались размером с бейсбольную рукавицу.

Слезы хлынули, как из водопроводного крана.

— Нет! Нет! Вы, наверно, меня не слушали. Я ей не говорил нич… ничего ей не говорил. Это все она. Все она. Безумие какое-то!

— Почему рождение ребенка держал в секрете? — осторожно спросила я.

— Это она так хотела, — ответил он, всхлипывая. — Умоляла держать в тайне. И я держал. Прости меня Господь.

— Ты принес живого ребенка. Потом через некоторое время вышел из квартиры. Что было потом? Она позвонила тебе и сказала, что убила его?

— Да. Именно так и было. Меня там не было. Я был на работе. Она позвонила. Я пришел домой, малышка была мертва.

Я сочувственно кивнула.

— Вы ведь мне верите, правда? — спросил он, хватая меня за руку.

— Да, я верю тебе. Ла-Сейба, — повторила я, четко произнося слова. Насколько я знала Гектора, прежде чем я успею допить свою порцию мохито, он отправит туда водолазов с подводными фонарями.

Немного отодвинув стул от стола, я высвободила руку из крепких пальцев Фелипе. Он поник, опустил голову на покрытую пятнами столешницу черного дерева и продолжал лить слезы в три ручья. Жалкое зрелище. Чего он от меня хотел? Чтобы я его по спине похлопала? Обняла?

— Так она убила ребенка, а ты спрятал тело? — уточнила я на всякий случай, придвигая телефон к нему поближе.

— Да, да, да! — не очень внятно отозвался он.

Что ж, с задачей я справилась. Повернулась на крутящемся стуле, чтобы дать сигнал ребятам на углу. Подняла два пальца вверх, и почти тотчас двое в форме вышли из машины, на которую я до сих пор не обращала внимания.

Парень-попрошайка исчез.

Фелипе смотрел, как полицейские перелезают через ограду вокруг патио. В глазах у него плескалось отчаяние, они бегали по сторонам. Вдруг он схватил за спинку тяжелый металлический стул.

Черт!

Перед моим мысленным взором пронеслась картина дальнейшего развития событий: перевернутые столы, Фелипе поднимает стул и ударяет меня по голове, расплющенная глазница, выбитые зубы, кровь во рту, я судорожно лезу в сумочку за пистолетом, еще один взмах стула, откатываюсь в сторону, пистолет уже в руке, спуск — две пули у него в животе.

После такого обычно не выживают.

— Даже и думать не смей, — решительно проговорила я.

Он выпустил стул.

— Пожалуйста, — залепетал он, пытаясь схватить меня за руку, но я руку отдернула, и он сжал в кулаке воздух.

Наконец один из полицейских в форме кладет руку ему на плечо. Фелипе отшатывается.

— Знаете, где я был, когда она позвонила? — спросил он.

— Где?

— В соборе.

Я удивленно подняла бровь.

— Да. Да. Это правда. Я был в соборе. — Он указал на здание у меня за спиной.

— Просил о прощении?

— Нет-нет. Нет. Вы все неправильно поняли. Перед моим уходом ребенок был жив. Это она. Она убила. Утопила ребенка.

Полицейские воззрились на меня, как бы спрашивая: «Попробует удрать?» Я пожала плечами. Теперь пусть сами с ним разбираются.

— Пошли, — сказал один из них, пристегивая Фелипе к себе наручниками.

С удивительной оперативностью на площади появилась старая мексиканская «хулиа» — тормоза визжат, фары сияют, но, поскольку дело происходило в старой части Гаваны, сирена молчала.

— Вы же мне верите, правда? — Фелипе смотрел на меня широко раскрытыми глазами, по лицу, как вода из неисправного водопроводного крана, струились слезы.

— Я тебе верю, — утешила я его.

Он послушно пошел к «хулии» и забрался в задний отсек.

Дверцы закрылись, и, подобно тому, как скрылся из вида, будто по воле фокусника, Фелипе, исчезла в ночи и машина. Я оглядела ресторан, но там было настолько многолюдно, что никто, кроме гостей из Квебека, ничего не заметил. Две вдовы за соседним столиком по-прежнему обсуждали меню, а все остальные молча уткнулись в свои дайкири.

Только беспризорному парню, кажется, было не все равно. Я чувствовала на себе его взгляд из полутьмы. Его незаданный вопрос не требовал ответа, но я все равно ответила. Просто так.

— Он убил ребенка своей подружки. Маленькую девочку. Понял?

Парень воспринял это сообщение скептически. Тут завибрировал телефон. Я надела наушник.

— Отлично сработано, отлично, — похвалил Гектор.

— Спасибо.

— Откуда ты взяла эту Марию Анжелу? Потрясающе! Именно так бы они ее и назвали, так бы и назвали, найди они тело. Но ты, однако, рисковала! Или нет?

— Вы о каком риске?

— Ты не знала, что это девочка. А был бы мальчик?

— Был бы мальчик, не убили бы. Его бы продали.

Гектор вздохнул:

— Да, наверно, ты права.

— Я дала вам достаточно материала для работы, верно?

— Более чем. Нет слов. Такие вещи берутся из ничего! У нас всего-то и было, что сообщение пожилой дамы, что Марта сначала ходила беременная, а потом — нет. Никаких доказательств не было.

— Да, зато теперь у вас двое неудачников и их загубленные жизни.

— Всегда видишь все в темном свете. Ни к чему это. Ты хорошее дело сделала. Ты действительно сделала хорошее дело. И преступление раскрыла. За какие-нибудь плевые две минуты.

— Спасибо на добром слове, Гектор, да только по правде-то это не я. Ему хотелось говорить. Так хотелось, что не мог удержаться. Я, кстати, верю ему насчет собора. Но туда он пошел уже потом. Просить прощения у нашей заступницы.