Полина Дашкова - Вечная ночь

– Кто, прости? – Гущенко протер очки полой халата и опять надел их.

Он не мог не помнить. Просто удивился, и сейчас, кажется, они опять поссорятся, как полтора года назад. Оля почувствовала, как он напрягся. Не хотелось ему возвращаться к той истории. Понятно, он тогда проиграл. Группа развалилась. Убийцу не нашли.

Сколько всякой мерзости насмотрелась и начиталась она тогда, гуляя в паутине. Из однообразного месива выделялся только один автор. Марк Молох. И монологи Карусельщика удивительно напоминали его стиль, его изобразительный ряд.

– Вот смотрите, слушайте. – Она вставила кассету, включила диктофон, положила перед Гущенко распечатку порнорассказов. Эти листы долго хранились у нее в ящике, она надеялась, что никогда не придется к ним вернуться, и несколько раз хотела порвать, выбросить. Но что-то останавливало.

«Маленькой девочке так хочется, чтобы ее погладили по голове, почесали за ушком. Маленькая девочка любит страшные сказки. Большой дядя готов ей рассказывать их с утра до вечера…»

Дальше в тексте начинался вкрадчивый адский ужас. Из рояля вылезала мертвая рука с гибкими червеобразными пальцами. А рука дяди оказывалась у девочки под одеялом. Красочным литературным языком, обстоятельно, слегка иронично, было описано, как взрослый насилует и убивает ребенка, при этом рассказывает страшные сказки.

Голос из диктофона также вкрадчиво и также литературно обращался к доктору Филипповой.

В следующем рассказе присутствовали фигурные коньки, запах выглаженного пионерского галстука, радиопередача «Пионерская зорька». Это было «ретро». Действие происходило в начале семидесятых. Девочка шла в школу. По дороге ее сажал в блестящую черную машину красивый дядя с седыми волосами. «Скажи, ты умеешь кататься на фигурных коньках? У тебя получается „пистолетик“? Вот сейчас ты мне покажешь, как высоко можешь задрать ножку».

«Скажите, у вас получался „пистолетик“? А „ласточка“? Любопытно, как высоко вы могли задрать ножку? Кстати, вы знаете, к белой обуви обязательно полагается белая сумочка».

Профессор выключил диктофон, вытащил кассету. Сложил в стопку листы.

– Мне казалось, ты давно пришла в себя, Оленька, – произнес он медленно и задумчиво.

– Но ведь похоже, Кирилл Петрович. Очень похоже. Он почти наизусть шпарит. Так знать и любить эти тексты может только один человек – их автор.

Номер патрульной машины и фамилию младшего лейтенанта ДПС Антон на всякий случай запомнил. Как только лейтенант отпустил его, он рванул вперед по Хорошевке, к Беговой. Если пробка или светофор, можно успеть. Но лучше, конечно, подстраховаться, пусть папина «шестерка» пока отдохнет.

Антон прибился к обочине, выскочил из машины, поднял руку. Почти сразу остановилась старая побитая «Волга». За рулем сидел дед лет семидесяти, морщинистый, загорелый до черноты, длинные седые волосы собраны в хвостик, усы скобкой, весь в вареной джинсе.

– Куда едем? – спросил он веселым басом.

– К Беговой! – Антон влез на переднее сиденье. – Только быстрей.

Заднее было завалено какими-то деревяшками, железками, тряпками.

– Поспешишь – людей насмешишь, – заметил дед, включил радио, нашел радиостанцию. Зазвучала песня «Белоруссия» в исполнении ансамбля «Песняры».

– Быстрей, пожалуйста! – взмолился Антон и достал из кармана удостоверение.

Дед взглянул мельком, хмыкнул, тронулся. Сразу набрал приличную скорость и спросил:

– Догоняем преступников?

– Пытаемся догнать.

– В кой это веки хотел деньжонок подзаработать, взял пассажира. – Старик вздохнул и покачал головой.

– Вы не волнуйтесь, я заплачу, – пообещал Антон.

– Заплатишь – спасибо, не заплатишь – переживу. Не деньги, так хотя бы адреналин, тоже не вредно. – Дед пошевелил усами и вдруг стал подпевать радио.

– Песни партизан, сосны да туман.

У него был приятный, хрипловатый бас. Через несколько минут «Волга» выбралась на Беговую и встала в хвосте пробки.

– Приехали, – сказал дед, – похоже, там впереди авария.

«Ну, вот и все. Мы будем долго и тупо здесь стоять, а они тем временем уже двадцать раз успели свернуть куда-нибудь», – с тоской подумал Антон, открыл дверцу, вылез, оглядел тесные ряды машин и тут же сел обратно.

– Отлично, дед, вы гений! – сказал он старику. – Оказывается, они тоже приехали. «Вольво» серый металлик с двумя антеннами.

Старик открыл окно, высунулся по пояс, посмотрел, потом обернулся к Антону и весело сообщил:

– Вижу твою «Вольву». Я, может, гений, но уж точно не генерал. Тормозить тачки со спецномерами имеют право только генералы. Слушай, если не секрет, что случилось?

– Они девочку увезли, свидетельницу. Прямо у меня из-под носа.

– Очень интересно. А кто они?

– Не знаю.

– Ну а чего ж ты не сообщил, куда следует, чтобы их остановили?

– Я сообщил. Но ДПС остановила не их, а меня.

– Хорошие дела! Очень даже в духе времени! Погоди, я не понял, они эту твою девочку насильно увезли, что ли?

– Похоже на то, – вздохнул Антон.

Старик помолчал, подумал, потом вдруг посмотрел на Антона и возмущенно произнес:

– Ну так чего ж ты сидишь здесь, вздыхаешь? Иди, забирай свою девочку!

– То есть, как?

– Да очень просто! Смотри, бодяга эта еще минут на двадцать. Постучи к ним в окошко, покажи свою ксиву. Народу кругом полно. Что они тебе сделают? Ну, иди же! Ты опер или макаронина вареная?

У профессора зазвонил мобильный. Оля терпеливо ждала, пока он объяснит какой-то Галочке, что прежде, чем говорить о фебрильном приступе, надо измерить больному температуру, посмотреть язык.

Наконец Гущенко убрал телефон.

– Извини. Хочешь, я его выключу, чтобы нам не мешали?

– Да ладно, Кирилл Петрович. Вдруг что-нибудь срочное?

– Срочное, – он улыбнулся и покачал головой, – гениальный симулянт, брачный аферист. Знакомился с одинокими состоятельными дамами, женился, обирал до нитки и исчезал. Штук десять паспортов, и все поддельные. Косит под кататонию, причем вполне грамотно косит, начитался учебников. Ну ладно, мы с тобой отвлеклись. Я тебя внимательно слушаю.

– Кирилл Петрович, вы, конечно, уже знаете, Молох убил еще одну девочку. Четвертую. Или нет, пятую.

– Почему ты сказала – пятую?

– Потому, что первую он убил очень давно, в ранней юности. Но возможно, это уже десятая жертва, если считать тех детей, из давыдовского интерната.

– Оленька, – профессор укоризненно покачал головой, – ты меня пугаешь. Ты прямо зациклилась на нем.

– А вы – нет? – спросила она чуть слышно.

– Я? – Он вздохнул, грустно улыбнулся. – Да, я, наверное, тоже. Вчера я был на совещании у замминистра, как раз обсуждали это убийство. Кстати, видел твоего Соловьева, мы потом в столовой встретились, поболтали. Из всех из них только он один считает, что убийство девочки – продолжение серии.