Ксения Баженова - Ускользающая темнота

– А что со Стариком?

– Немного приболел.

– Ничего серьезного, я надеюсь?

– Нет.

– Ты садись, садись, детка. Сейчас выпьешь горячего чая, поешь картошечки жареной.

Алексей Дмитриевич встал со стула, на котором он сидел напротив парочки.

– С Пашей ведь ты, наверное, знакома?

– Да. Знакома. Можно я пойду к себе? Очень устала, – вываливались слова-камни.

– Зоинька. А мы тут разговариваем. Твое присутствие тоже не помешало бы. Ну побудь с нами немного.

Зоя села.

– А у нас радость. Катенька беременна. Вот думаем, когда свадьбу играть. Нужно все так решить, чтобы никаких разговоров не было. Школу ведь заканчивать весной, а тут такое дело. Конечно, будем рожать. Паша поселится у нас.

Закончилось все. Вся ее чудесная жизнь. Вот что это была за тень. Это оказалась она сама. Вырвавшееся наружу зло. Сидит ее Паша, и она любит его всем сердцем. Оно не выдержит, если они поженятся. И сидит «сестренка» – ненавистная тварь. Околдовала его своей холодной кукольной красотой. И у них родится ребенок. Пашин ребенок. «Пора. Убей ее». Надо быть доброй и хорошей, чтобы никто ни о чем не догадался.

– Как здорово! Я люблю малышей. – Камни покрылись мягким слоем мха.

– Я знал, Зоюшка, что ты тоже обрадуешься. Станешь тетей.

– Дядя, я ужасно проголодалась. Где твоя картошка?

– Сейчас, котенок. Пойдем на кухню.

Ее план был до смешного прост. Взять у Старика склянку с ядом, тем, что медленно убивает, и дать выпить Кате под каким-нибудь благовидным предлогом. Захочет Катя попить водички, а Зоя ей принесет. Надо же ухаживать за беременной сестрой! И она медленно умрет, она и ее ребенок. А Паша останется. Ему будет очень плохо, он будет страдать, а добрая Зоя – утешать его. Он привыкнет к ней, проникнется ее добротой и останется рядом навсегда. Теперь нужно только время. Надо сделать это летом. Жарко, продукты портятся, ими легко можно отравиться. Никто ничего не заподозрит. А пока пусть порадуются своему счастью, а ей надо быть хорошей девочкой и заботливой сестрой.

Лето наступило на удивление быстро. Зоя работала в мастерской, Катин животик округлялся и рос. При помощи дяди они с Пашей расписались, взяв в свидетели Зою и его самого. Свадьбы не играли. Алексей Дмитриевич решил, что это будет слишком для их возраста. И так разговоров полно. Последние несколько месяцев по личной дядиной договоренности Катя доучивалась дома, и экзамены сдавала учителям в частном порядке. Далеко не все к ней относились с пониманием. Но ей было все равно, она радовалась, что есть человек, который решает все проблемы, что есть Паша, они вместе, любят друг друга и у них будет ребенок.

Зоя настолько вжилась в роль хорошей сестры, что сама начала верить, будто все так и есть на самом деле. Зло затаилось. Выдерживалось в глубине сердца, как хороший коньяк в дубовой бочке. Насыщалось и крепло. Любовь к Паше – крепкая жемчужина – хранилась там же. Только раньше она была светлой жемчужиной, а теперь стала черной, впитав в себя источавшиеся рядом коньячные пары зла. Черная дороже и ценнее, за черную надо бороться до смерти.

В тот жаркий день асфальт плавился еще с утра. Горячий и тягучий воздух не давал дышать. И тополиный пух, медленно оседавший на землю, прилипал к влажным от пота лицам прохожих. Зоя шла в театр. Она все больше любила ходить одна и часто отказывалась от услуг дядиного водителя. В конце улицы уже просматривалось здание театра, когда вдруг тротуар под ее ногами стал мягкий и воздух превратился в липкую прозрачную массу, и, как тогда в подъезде, за спиной послышалось тяжелое дыхание и голос: «Убей ее. Сегодня». Зоя стала проваливаться в глубокий бездонный тоннель, пытаясь хвататься руками за липкий воздух. Она очнулась на лавочке, вокруг нее стояло несколько человек, что-то спрашивали про здоровье, какая-то женщина доставала таблетки из сумки. «Сердце, обморок, жара, валидол, проводить, врача». Отрывки чужих слов и фраз жужжали в голове, как мухи.

– Спасибо, все уже хорошо. Жарко очень. Мне недалеко. Я дойду.

Женщина протянула ей таблетку и заставила выпить. «Убей ее. Сегодня».

– Да, да. – Зоя взяла лекарство. – Я сделаю это.

Ее еще покачивало, и немного кружилась голова, когда она зашла в мастерскую. Словно голос забрал часть сил себе.

– Не терплю, когда опаздывают. – Кукольник был не в духе. С ним редко такое происходило в Зоином присутствии. На других он мог производить впечатление угрюмого заносчивого старикана, но с девочкой всегда был спокоен, внимателен и даже добр.

– Простите, я в обморок на улице упала.

– Попей сладкого чая. Я пойду к себе. Беспокоить меня не надо. Работа у тебя вроде есть.

– Да, есть. Работы много, как всегда.

Старик ушел в свою комнату и запер ее на ключ. Он лег на кровать и прикрыл глаза. Сердце с утра пошаливало, и нехорошие предчувствия давили на грудь, словно на ней сидели большие тяжелые жабы. И девочка в обморок упала. Странно все это. Наверное, жара.

Три шага и три цифры отделяли Зою от заветной склянки. А вдруг Кукольнику взбредет в голову сегодня полюбоваться своими ядами. Внезапно резко заболел низ живота, и она почувствовала, как что-то теплое знакомым ощущением мягко выплескивается изнутри. Быстро вскочив, проверила белье. Так и есть. Кровь! Нет никаких сомнений, ничего старик смотреть не захочет. И не полезет в шкаф, пока она все не вернет на место. И она всегда сильнее, когда идет кровь. Это мамочка посылает ей знак и помогает избавиться от тех, кто стоит на ее пути и ломает ей жизнь. Мама хоть и не приходит больше, но зато подарила ей могущество, чтобы ее девочка не пропала в этом мире. Первая попавшаяся ткань, чтобы ничего не перепачкать, три шага до картины, три дьявольские цифры 666, вот она – хрустальная бутылочка в серебряном переплете, пара капель из которой вернут Пашу и сделают ее счастливой.

Москва. 1950 год

Щелчок закрывшейся двери звонким отрывистым эхом бряцнул в тишине квартиры. Зоя, не снимая туфель, прямо с сумкой направилась в душ.

– Зайка! (Теперь он называл ее зайка. Они стали лучшими друзьями.) Ты? – громким шепотом спросил Паша, выглянув из дверей Катиной комнаты. – Слушай, Катюше плохо совсем от этой жары. Там глюкоза в шкафчике на кухне. Не растворишь в стакане? Не хочу ее одну оставлять.

– Конечно. Сейчас.

Зайка отправилась на кухню. Не надо ничего придумывать. Все получается само собой.

Стакан воды, порошок глюкозы в бумажном маленьком пакетике и две капли из хрустальной скляночки – рецепт счастья. Ей совсем не жалко Катю. Ни тем более ее ребенка. Она его даже не видела. А Паша пусть немного пострадает, ему полезно. Пусть почувствует то, что переживала она. А со временем он все забудет, и они будут вместе. Навсегда. Черная жемчужина оживала, приоткрывала раковину, и чувства, на время спрятанные в твердых створках, возрождались с новой силой.