Алина Егорова - Драгоценности Жозефины

Вот выдержка, ничем его не проймешь, зло подумала Лена, но реакция Закатова ее уже не особо волновала – вырывая лист, исписанный романом с Дворянкиным, она захватила и страничку страданий по Юрию.

Весь день Лена пребывала в солнечном, как ее новый цвет волос, настроении, она смеялась с начальницей – старшим оператором, ходила пританцовывая, ловя на себе заинтересованные мужские взгляды. Один из них был особенно пристальным. Серый, как асфальт, внимательный и холодный. Лена его заметила недалеко от дома, когда возвращалась с работы, и ей сразу захотелось ускорить шаг. Смотревший на нее человек обладал неприметной, абсолютно невыразительной внешностью, которая не то чтобы быстро забывалась – она не запоминалась вовсе. Девушка подумала, что этот человек наблюдает за ней давно – где-то она уже видела эти ледяные глаза. От этой мысли ей сделалось жутко. Обернувшись около парадной, она никого не обнаружила. Показалось, облегченно вздохнула Лена, поднимаясь на свой второй этаж. Она по привычке заглянула в почтовый ящик и тем самым обеспечила себе бессонную ночь. В ящике лежала повестка к следователю.

Утром хмурым и сонным Лена, как ей было велено, явилась в прокуратуру. Неуютный кабинет, в котором не на чем остановить взгляд, за столом – следователь – мужчина лет тридцати семи, видный, с приятным лицом, которое портило затаившееся в глазах ехидство.

– Проходите, – подбодрил он застывшую на пороге Лену.

Девушка неуклюже просеменила на сделавшихся непослушными ножках к предложенному ей стулу. Еле сдерживая дрожь в руках, протянула паспорт.

– Не волнуйтесь вы так, – успокоил Илья Сергеевич теплым голосом.

Мягко стелет, бдительность усыпляет, подумала она. Сейчас начнется!

– Вы хорошо знаете Дворянкина Романа Аркадьевича?

Так и есть. Сознаться? Вроде бы за чистосердечное признание полагаются какие-то поблажки. Ей представился судья, зачитывающий приговор: вместо восьми лет дающий семь с половиной. Нет! Лучше молчать – может, еще ничего не докажут.

– Ну, так, – неопределенно ответила она.

– А подробнее? Последний звонок с мобильного телефона Дворянкина был сделан вам.

– Возможно. Роман мне звонил иногда. Мы встречались.

– То есть вы хотите сказать, что у вас с Дворянкиным были близкие отношения?

– Не то чтобы близкие, так – ни к чему не обязывающий флирт.

– И как давно у вас с ним ни к чему не обязывающий флирт?

– Ну, мы сошлись примерно месяц назад.

– Вы бывали у него дома?

– Да, иногда он меня приглашал. А что?

Голос, не дрожать! – приказала мысленно Лена.

– Когда вы к нему приходили в последний раз? – спросил Тихомиров, проигнорировав ее вопрос.

– Когда? – приподняла она удивленно брови, изображая задумчивость.

Что ответить? Что??? Правду? Ни в коем случае! Пока не прижмут уликами, надо молчать, иначе все, крышка! Лучше сказать полуправду, следуя принципу английских дипломатов: говорить правду, только правду, одну лишь правду, но не обязательно всю. Когда я была у Романа в предпоследний раз? – напряженно думала Лена. От недосыпа соображалось туго, мысли путались, в памяти внезапно образовались провалы.

– В воскресенье, двадцать девятого числа. Кажется, – добавила она на всякий случай.

– А шестого июля вы с Дворянкиным не встречались?

– Нет, – соврала Лена, потупив глаза. Парень! Парень на лестнице! Вдруг он ее опознал?! – внутренне запаниковала девушка, но продолжала держаться изо всех сил.

– О чем вы говорили с ним по телефону, когда разговаривали в последний раз?

– Да так, ни о чем, – пожала плечами Лена, пытаясь сосредоточиться. Они с Романом обычно по телефону договаривались о встрече, и только. Дворянкин был не из тех мужчин, которые звонят просто так, чтобы поворковать и пожелать спокойной ночи или доброго утра; по телефону Роман говорил всегда мало и по делу.

– А все же? – допытывался следователь. – Шестого июля вы с Дворянкиным дважды разговаривали по телефону. Первый раз разговор длился шесть минут, второй раз – четыре.

Лена отлично помнила, как после обеда позвонил Роман и спросил, увидит ли он ее сегодня. Немного поломавшись для приличия, Лена согласилась. Второй раз она сама позвонила, когда собиралась к нему, чтобы предупредить, что задерживается.

– Он спросил, как у меня настроение, – коротко ответила она.

– И все?

– Все. Что в этом странного?

– А вы не помните, не были ли слышны в трубке посторонние голоса, как будто рядом находился еще кто-то?

Ну точно! Рядом с ним была Тайна. Вот кобра!

– Да, припоминаю, – соврала она, благо, следователь сам ей подал идею. – Мне показалось, что он не один. Знаете, послышался женский смешок, и я подумала, что он с другой. Но я прогнала эти мысли – мало ли что может показаться. А оно вот как, оказывается… А что, у Романа кто-то есть?

– У Дворянкина нет никого. Уже никого. Потому что Роман Аркадьевич шестого июля был убит.

– Да? – удивленно хлопнула она ресницами, вместо того чтобы произнести обычное «как?».

– Дворянкина зарезали ножом в его квартире и вскрыли сейф. Вы знаете, что там хранилось?

Сердце у Лены бешено заколотилось. Во что она вляпалась! Убийство, сейф… Какой кошмар!

– Не знаю, – ответила она деревянным голосом.

Лена, как привидение, выплыла из здания прокуратуры. Она шла по улице, ничего не видя вокруг, пребывая под впечатлением от недавнего разговора. Ее отпустили и пока ни в чем не подозревают. Или подозревают? Все так ужасно и невероятно, словно происходит в кино, а не в ее жизни. Кто же знал, что такое случится, и именно в тот вечер. А может, Дворянкин не умер, а следователь нарочно так сказал, чтобы сбить ее с толку? Нет, похоже, в прокуратуре такими вещами не шутят. Хотя, кто знает этих циников в погонах, им лишь бы преступника поймать, а какой ценой, не важно – чувства людей не в счет. То, что Дворянкин не звонил с того самого дня – шестого июля, – ничего не значило, Роман вообще редко звонил и только для того, чтобы договориться о встрече. Это Лену слегка раздражало – что я ему, девочка по вызову, злилась она. Но полученный от него ключ от его квартиры убаюкивал гордость, давая повод считать, что у них все серьезно. Позвонить Роману! – посетила ее безумная мысль. Нет, не надо. Во-первых, пусть сам звонит, а во-вторых, может, он и правда того. Неживой. Не нужно давать следователю лишних поводов для копания. Спросит ведь: зачем вы звонили Дворянкину? Как тут ответишь? Хотела проверить, не наврали ли вы, господин следователь, чтобы меня запутать? Глупо. Нет, лучше сидеть тихо как мышка и не совершать лишних движений.

Все-таки как хорошо, что она избавилась от этой шкатулки! А ведь сомневалась еще, дура. А как же не сомневаться? Ожерелья, перстни, браслеты, подвески – все такое завораживающе красивое, восхитительное… От драгоценностей исходила притягательная энергетика, веяло от них стариной и высшим светом. У Лены никогда не было таких дорогих и изысканных украшений. То, что лежит на прилавках ювелирных магазинов, не идет ни в какое сравнение с содержимым шкатулки. Дело не в размере драгоценных камней и пробах благородного металла. Украшения из шкатулки уникальны, с налетом времени. Когда Лена держала их в руках, ей представилось, как их носила какая-нибудь княгиня. У нее длинное платье со шлейфом, которое она надела по случаю бала. Вот она вошла в огромный зал, грянула музыка, закружились пары. Княгиня танцует, а на ее длинной шее и белых руках сверкают бриллианты. Лена тогда не удержалась и примерила украшения из шкатулки: вдела в уши серьги в виде кленовых листьев с бериллами, приложила к шее изумительной красоты ожерелье – лоза виноградная, волосы заколола изумрудной ящерицей и от удовольствия закрыла глаза. Явиться бы в этом на работу, подумала она. Тогда бы все решили, что я невеста олигарха. А что, некоторым такие мысли пойдут на пользу, пусть пожалеют, от чего в свое время отказались, мечтала девушка, имея в виду Закатова.