Мария Очаковская - Экспонат руками не трогать

– То есть?

– Я его спросила, как продвигается расследование, он мне сказал, что все застопорилось. Тогда я посочувствовала, мол, фамильная коллекция тю-тю, а он ответил, что не особенно расстраивается, и прочел стихи. Вот, послушай:

– Это что значит?

– Какая ты, Машка, приземленная! Это значит, что он встретил меня!

На Киевский вокзал Насоновых отвезла Маша. Как выяснилось, на поезде оба не ездили сто лет. У вагона СВ фирменного поезда «Крым» на перроне стояла румяная, высокая, как гренадер, проводница и проверяла билеты:

– Граждане отъезжающие, проходим на места, отправление поезда через пятнадцать минут… провожающих просьба не задерживаться, – говорила она немногочисленным пассажирам, по-малоросски гэкая.

Насоновы поднялись в вагон. Там было чисто, опрятно – ковровая дорожка, болоснежные, в пол-окна занавесочки, на столике в купе – минералка. Пахло дешевым освежителем воздуха. Оставив вещи, мать и сын приклеились к окну. На перроне среди снующих людей стояла Машка и театрально махала платком. Потом, видно, ей это надоело, она ткнула пальцем в циферблат часов и умчалась по своим делам.

Через несколько минут поезд тронулся. Мерно застучали колеса. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Вокзал, нагруженные пассажиры, перрон поплыли назад. Боже мой, как в детстве, давно забытые ощущения, когда Катя вместе с родителями ездила летом в Крым. По коридору вихрем пронеслась проводница, «Граждане пассажиры, готовим билетики». Захлопали двери купе. Вскоре появилась официантка из вагона-ресторана, хрестоматийная, в мини-юбке, с кружевной наколкой в канареечно-желтых буклях: «овощной салатик, соляночка, бефстроганов, рыбка». Севка, с неподдельным интересом обследовавший купе, высунул голову в коридор.

– Водички, коньячку? – скороговоркой спросила его официантка.

– Нет, пока кипяточку с заварочкой и сахарком, – парировал Сева.

– За чаем к проводнице, – разочарованно через плечо бросила официантка и поспешила дальше.

– Эх жаль, верхней полки нет. Так хотелось поспать на втором ярусе. Слушай, ма, а что мы так редко на поезде ездим? Тут прикольно.

– До Майорки поездом не доедешь.

– А в вагон-ресторан пойдем? – не успел он спросить, как в куртке ожил его мобильный. Звонила бабушка:

– Севочка, ты смотри, не ешь ничего в поезде в ресторане! А то я вас знаю, наедитесь и сляжете с поносом.

Услышав бабушкины ЦУ, Катя хитро подмигнула сыну.

За окном потянулись бетонные заборы, сплошь исписанные и покрытые граффити: «Кони – мусор», «Спартак – чемпион», «Голосуй за ЛДПР», за ними унылые гаражи и не менее унылые московские новостройки. Поезд прибавил скорость. Тук-тук-тук, тук-тук-тук.

– Эх, сразу есть захотелось, – глядя в окно, мечтательно произнес Сева.

– Ну, ты даешь! Еще часа не проехали! Хотя бабушка нам кое-что с собой навертела. Достать?

– Бабушкино неинтересно. – Сын вытащил из сумки объемистый русско-украинский словарь, который специально купил для поездки.

– Зато безопасно. Скажи, Сев, зачем было брать такую тяжесть?

– Очень поучительно, и потом мы ведь должны там как-то общаться.

– В Одессе все прекрасно говорят по-русски.

– Это раньше, а теперь… вот ты, знаешь, например, как будет по-украински «сыщик»?

– Ну и?

– Нышпорка. А ледокол – крыголом.

– Очень поучительно.

В купе зашла проводница, села на полку и разложила на коленях плоскую кожаную сумку с кармашками.

– Билеты приготовили? До Одессы следуем?

Катя кивнула и протянула ей билеты.

– Есть чай, кофе, печенье – обращайтеся.

– А почему вы говорите «билет»? – перебил ее Сева. – Ведь по-украински это будет «квиток».

Проводница улыбнулась:

– Дак, чтоб понятней было. Не все ж такие, как ты. – И, посмотрев на Катю, спросила: – Какой шустрый, он вам кто – брат или сын?

– Сын.

– А что народу у вас так немного? – продолжил разговор Севка.

Проводница сложила сумку и встала:

– Откуда ж ему взяться? Чай не лето. Кроме вас вон всего пятеро. Вы, если чего надо – обращайтеся.

– А стоянка первая когда?

– Большая – в Брянск-Орловском, тридцать минут.

– Спасибо. Будем знать. Можно у вас чайку? Как это правильно – ласково просим?

– Да зараз.

После горячего чая с домашними бутербродами, да еще под стук колес Катю потянуло ко сну. Прикрыв от яркого света лицо журналом, она с удовольствием вытянулась на купейном диванчике. «Надо бы еще не забыть речь продумать, а то выйду на сцену, и ни бэ ни мэ». Севке на месте, наоборот, не сиделось. Он то выходил в коридор общаться с проводницей, которую, разумеется, звали Оксана, то возвращался и принимался снова что-то жевать, то с хохотом штудировал украинскую лексику.

Тук-тук-тук, тук-тук-тук. Поезд набрал скорость.

Сын разбудил Катю в Брянск-Орловском.

– Ма, ну чего ты все дрыхнешь? Какая ты скучная! Давай хоть на воздух выйдем, постоим.

Катерина взяла из сумки сигареты и пошла за ним.

На перроне, несмотря на дождь, шла активная торговля. Деловитые бабушки толпились у дверей вагонов, предлагая горячие беляши, вареную картошку, рыбу-копчушку.

Сева побежал в газетный киоск. Катя прошлась по перрону и закурила. Вслед за ней из вагона спустился невысокий кругленький мужчина благообразного вида и попросил прикурить.

– В Одессу? Впервые?

Катя улыбнулась и кивнула.

– О, в таком разе считайте, что вы уже там. Я про нее, красавицу, знаю все и даже больше, никакого путеводителя вам уже не надо. – Мужчина оказался одесситом и до крайности общительным: – Вы, мадам, в каком купе место имеете? С кавалером? И что так печально? В Одессу, как в Париж, хорошо ездить дуэтом. Хотя как на это посмотреть… с другой стороны, со своими бычками на Привоз не ходят, – попутчик говорил быстро, без пауз и с таким удовольствием, что казалось, участие собеседника в разговоре вовсе необязательно. – Уверяю вас, мадам, в нашем городе, в отличие от Москвы, еще умеют ценить женское общество. Для этой цели посоветую вам один достойный общепит с достойным обществом… ничего вульгарного, уверяю вас, только чтобы сделать себе настроение. Можете сказать, что вы от Миши Школьника, это я. Меня там, слава богу, еще не забыли.

Катерина докуривала вторую сигарету, кстати, по вопросу табакокурения разговорчивый попутчик тожевысказал свое мнение, и ей страшно надоела болтовня одессита, но она все никак не решалась его перебить. Наконец вернулся Сева, и она, воспользовавшись моментом, извинилась, поднялась в тамбур, прошла в купе и принялась составлять текст своего выступления. Лучший экспромт – это подготовленный экспромт.