Елена Михалкова - Время собирать камни

— Андрюшенька, — заглянула в комнату мама, — там ребятишки за тобой пришли.

— Мам, сама ты ребятишки! — возмутился он. — Мы уже вполне состоявшиеся, взрослые люди.

— Иди, вполне состоявшийся взрослый людь! — расхохоталась мать. — Да, в кухне на столе у окна корзинка со сливами стоит — захвати, угости своих.

— О, низкий поклон вам за это, маменька!

Андрей закружился в шутовском вальсе, подхватил мать, и вместе они сделали круг по комнате.

— Ну все, все, иди уже!

Мама ласковым жестом взъерошила ему волосы и подтолкнула к двери.

— Да, Андрей, — окликнула она его, когда он перекладывал золотистые ароматные сливы в пакет, — ты барре свое несчастное освоил?

— Нет пока.

— Не слышу!

— Нет, говорю! — заорал Андрей.

— А зачем так кричать? — удивилась мать, входя в кухню. — Господи, Андрюша, что ты делаешь, они же помнутся! Переложи обратно сейчас же! Ну-ка, дай сюда.

— Пусти, мам, не дам! — отбивался Андрей. — Что я, с корзинкой пойду, как дурак?

— И кто тут дурак? — раздался громкий бас. Дверь распахнулась, и вошел отец. — Андрей, тебя там ждут.

— Да знаю я! Вон, маменька задерживает, не дает уйти спокойно. Ну все, мам, перестань!

— Ладно, неблагодарный, — махнула рукой та, — иди с пакетом.

Андрей схватил пакет, чмокнул мать, откозырял отцу и выскочил за дверь. Из-за забора торчали четыре головы.

— Дрон, ну сколько можно! — прогудел Сашка. — Ты че, спал, что ли?

— Наш Дрон в очередной раз овладевал гитарой, — съязвил Витька. — Ну что, на этот раз взаимно?

— Иди ты! И сколько раз говорил, не называйте вы меня Дроном. Кличка какая-то собачья, а не имя!

Андрей закрыл калитку и обернулся к четверым парням, курившим возле забора:

— Ну что, тронулись?

Через полтора часа они стояли на берегу Ветлинки. Лес в этом месте отступал от берега, и большая поляна вся заросла мелкими гвоздиками и ромашками. Прозрачная неширокая речка бурлила, кружила небольшие водовороты, изгибалась то влево, то вправо. Противоположный берег был выше, и из песчаного откоса торчали корни росших там сосен, кронами уходивших высоко в небо.

— Долго шли сегодня, — заметил Мишка, пожевывая стебелек ромашки.

— Это Андрюха виноват, прокопался все утро! — отозвался Колька, ходивший вместе с братом около самого берега по дну речушки. — Другой раз пускай дома сидит.

— Тогда без слив останетесь, будете лапу сосать. — Андрей стянул шорты и пошел к воде. — Кстати, а чего Сенька-то с Женькой не пошли? Женька же рвалась, как боевая лошадь в бой.

— Они с Юлькой решили в магазин сегодня смотаться, на великах, — сплюнул в сторону Сашка. — Мать из райцентра приехала, говорит, там шмотки какие-то офигительные выкинули. Ну ты баб знаешь, у них глаза, как у кота при запоре, и воют так же: «Нам надо, нам надо!» Мать им денег достала из заначки и отправила с утра пораньше. А на что следующий месяц жить будем — хрен его знает.

— Да ладно тебе, — высокий сутулый Колька наклонился и достал что-то из воды. — Юлька в дранье каком-то ходит, ей давно обновку купить пора. Чего она наши с тобой одежки донашивает?

Сашка не ответил, только махнул рукой. Андрей зашел в ледяную воду, поежился и стал ходить неподалеку от братьев, старательно ощупывая ногами песчаное дно.

— Так, с дамами все ясно, — заметил с берега Витька, картинно развалившийся на траве. — А где глубокоуважаемый Семен? Он тоже решил предпринять вояж с целью пополнения гардероба?

— Сенька с батей поехал, — ответил Мишка, срывая очередную ромашку. — Лекарств мамке прикупить. А то как бы батяня до пивнушки не добрался, ищи его потом по всем канавам!

Парни понимающе хмыкнули.

…О том, что большое почтальоново хозяйство держится исключительно на его жене и детях, знала вся деревня. Сам почтальон, дядя Гриша, после смерти своих родителей запил так, что даже видавшие виды мужики ахнули. Мужик он был крепкий (оба сына с дочерью пошли в него), но водка и самогон быстро превратили работящего, хозяйственного мужика в алкоголика с трясущимися руками.

После того как у Григория второй раз случился приступ белой горячки, его жена и сыновья взяли дело в свои руки: сосед Семеныч видел, что мальчишки заводили почтальона в сарай, а следом за ними шла тетка Рая с какими-то банками в руках. Что они делали, осталось тайной, но несколько дней подряд деревня не слыхала песен почтальона Гришки, которые он с пьяным упорством распевал после каждой выпитой рюмки.

Через неделю дядя Гриша вышел из ворот. Семеныч, возившийся с засовом, глянул в его сторону и ахнул.

— Мать! — заорал он в сторону коровника. — Мать, ну-ка выдь немедля!

Выскочившая на его крик супруга намеревалась отчитать мужа за непочтительное обращение, да так и застыла.

Григорий с отрешенным лицом сидел на скамеечке около дома и смотрел на дорогу. На соседей он даже не взглянул. Глаза у него глубоко запали, казалось, он похудел килограммов на двадцать. Когда Семеныч подошел поздороваться, почтальон отвечал так тихо, что тому пришлось наклоняться, чтобы разобрать слова.

— Слышь, Гриш, ты чего это, а? — шепотом спросил Семеныч.

— А что? — поднял на него глаза почтальон.

— Да странный ты какой-то…

— Эй, Семеныч, ты давай-ка к Гришке не лезь!

Из ворот появилась тетка Рая с ведром в руке и подошла к скамейке.

— Не лезь, говорю, — повторила она, пристально глядя на соседа. — Не до тебя ему сейчас.

— Райк, а чего с ним?

— Да ничего. Болел долго, теперь вот выздоравливает. Ну, даст бог, поправится. Ты посиди, Гриш, погрейся, — обратилась она к мужу, который чуть повернул к ней голову. — А все дела твои Сенька с Мишкой сделают.

Через три дня после почтальон Григорий опять вышел на работу. Все дни, пока он отсиживался дома и на скамеечке возле палисадника, Сенька и Мишка по очереди разносили почту. Иногда им помогала младшая сестра, Женька, души не чаявшая в обоих братьях.

Григория видели пьяным еще один только раз. Поехав с утра один в райцентр, он пропал до ночи, и лишь стараниями тех же Сеньки с Мишкой его удалось найти в одной из забегаловок. Парни привезли пьяного отца домой, уложили в кровать, переглянулись и с тех пор никуда одного дальше родной деревни не отпускали. С того времени в Григории словно сломалось что-то, и веселый до того мужик стал молчаливым, людей сторонился, в беседы особо не вступал. На все расспросы тетка Рая отвечала, что уж лучше так, чем муж алкаш или вовсе без мужа. Но как она вылечила своего Гришку, не говорила. А дети ее и подавно молчали…

— О, есть!

Колька наклонился и снял с ноги маленького серого рака, отчаянно старавшегося ухватить врага клешнями.

— Прямо по дну полз, чертяка. Маленький, а как хватанул!

Рак был выброшен на берег и положен в кастрюлю с водой, по дну которой он и ползал в одиночестве, пока Андрей с Сашкой одновременно не вытащили еще двух его сотоварищей.