Наталья Борохова - Личная жизнь адвоката

– Да, – сказал он наконец. – У меня просто нет слов. Делайте что хотите.

Он ушел, оставив Лизу наедине со своей совестью. Дубровской было бы легче, если бы он как следует отругал ее, запретил выезжать из дома и запер бы на ключ. Но та безнадежность, которая читалась в направленном на нее взгляде, расстраивала Лизу, заставляла чувствовать себя виноватой. Свекровь осудила Лизу, и в этом ее трудно было упрекнуть. Молодая мать увиливала от исполнения своих непосредственных обязанностей, бросая детей на няньку, которая, в свою очередь, была озабочена судьбой своей собственной дочери, а не воспитанием близнецов. А что будет в итоге? Они проиграют процесс. Еву отправят в тюрьму. Няня Лида начнет чахнуть от горя. А они с Василием будут ощущать свою вину еще долго, пока воспоминания об этом процессе не сотрутся из их памяти. Дубровская знала по себе: жить с этим придется долго…

На следующий день Бирюков сделал в суде громкое заявление.

– Я хочу отказаться от своих показаний, данных на следствии. Я был введен в заблуждение следователем. Сейчас хочу заявить, что ни я, ни Ева к смерти Винницкого не причастны. Да, я действительно два раза ударил его по лицу и один раз в грудь, но от этого не умирают! Мне неизвестно, кто его прикончил, знаю только, что нас с Евой подставили. Настоящий убийца до сих пор на свободе.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – произнес судья, неодобрительно глядя как на самого Бирюкова, так и на его адвоката. Он совсем был не в восторге от такого поворота сюжета. – С вами на следствии было заключено досудебное соглашение о сотрудничестве. Вы были вправе рассчитывать на снисхождение суда по вопросу назначения вам наказания. Вы поступаете неразумно, отказываясь от такой привилегии.

– Зато я поступаю честно, ваша честь! На следствии я оболгал Еву в угоду следователю и моему адвокату, который убедил меня, что так я смогу разом решить все мои проблемы. Ева не давала мне кольцо в качестве оплаты за мою помощь. Это кольцо я спер у нее, когда мы вместе распивали портвейн. Она была пьяна и не заметила, как уронила его на пол беседки.

– А откуда у нее самой взялось это кольцо?

– Вот это я не могу знать, ваша честь. Она носила его на пальце, и, по-видимому, оно было ей чуть великовато. Ко всему еще, она не говорила мне о том, что в доме Винницких можно чем-то поживиться. Этот вывод сделал я сам. Я же видел, на какой тачке приезжает к нашему дому этот мажор.

– Я хочу, чтобы вы ясно поняли последствия вашего поступка, – заявил судья. – Ваше право давать любые показания, которые сочтете нужным нам дать. Но имейте в виду, что ваши прежние слова могут быть использованы в качестве доказательств и положены в основу приговора. Вы это понимаете?

– Нет, ваша честь, – замотал головой Бирюков. – Я хочу, чтобы вы поверили мне сейчас. Тогда я говорил неправду.

Прокурор поспешил вмешаться. Изменения в настроении подсудимого его не радовали также.

– Вот вы сейчас утверждаете, что раньше говорили неправду. Почему?

– Меня обманули следователь и адвокат. Мне обещали, что я отделаюсь легкой статьей. Что-то типа аффекта. Но следователь передал дело в суд, но обвинения не изменил.

– Но дело еще не окончено. Судья вам правильно говорит о том, что ваше сотрудничество с органами следствия благотворно скажется на сроке наказания. Надеюсь, вы не надеялись на оправдание?

– Я не такой дурак.

– Вот и замечательно. Зачем же вам сейчас отказываться от того, с чем когда-то вы были согласны? Вы подписали соглашение о сотрудничестве, находясь в здравом уме и памяти. Вам был предо-ставлен защитник. Так о каком обмане вы сейчас ведете речь?

– Меня просто ловко обработали, и я, как последний болван, купился на эту туфту.

– Может, с вами говорили защитники подсудимой? Почему вы вдруг решили изменить свое первоначальное решение? На следствии с вами проводилась очная ставка, на которой вы последовательно обличали вашу сообщницу в совершении преступления.

– Просто надоело быть негодяем, – сказал Жорик, смотря при этом на Еву. Они сидели на одной скамье подсудимых, но не рядом. Между ними вполне могли разместиться еще три человека. После той встречи на очной ставке Ева прекратила общение со своим бывшим приятелем и держалась так, словно она с ним незнакома. Сейчас, впервые за все время процесса, она повернула в его сторону голову и слушала все, что он говорит. «Лучше поздно, чем никогда» – известное выражение, но только в этом случае Ева понимала, что раскаяние к Бирюкову пришло слишком поздно. Он испортил многое, что исправить теперь было очень сложно.

– Ваша честь, позвольте задать вопросы подсудимому, – попросила Дубровская.

– Пожалуйста. Задавайте, – разрешил судья.

– Поясните, подсудимый, просила ли вас Вострецова применить к Винницкому физическую силу, чтобы отомстить ему за отказ жениться?

– Ева просила меня просто поговорить с ним по-мужски.

– Что значит «по-мужски»?

– Ничего криминального она не просила. По-мужски – то есть как мужчина с мужчиной. Серьезно. Ведь у Евы нет ни отца, ни старшего брата. За нее некому заступиться.

– Когда вы наносили удары Винницкому, она была рядом?

– Нет, она ушла.

– Зачем все-таки вы ударили потерпевшего, раз вас никто об этом не просил?

– Артем вел себя по-хамски. Он не уважал ни Еву, ни меня. Он требовал, чтобы мы немедленно убрались вон. Может, в этом он был и прав, но в тот момент его поведение и слова показались мне особенно обидными.

– Вы кидали предметы в потерпевшего, переворачивали стол?

– Да нет. Зачем мне это было нужно?

– Как вы объясните то, что порядок в гостиной был нарушен? Может, вы просто не помните? Вы же были пьяны.

– Нет. К моменту нашего разговора с Винницким я протрезвел и помню все. Я не рушил журнальных столов и напольных ваз. Кстати, сам Артем разбил мне губу.

– Ну, знаете ли… Я возражаю, ваша честь, – поднялась с места Милица Андреевна. – Сейчас мы договоримся до того, что виновным окажется мой сын. Наверно, это Артем напал на подсудимых, избил их, отнял у них личные вещи, но затем почему-то умер. Я прошу у суда прекратить эту дискуссию и зачитать прежние показания Бирюкова, которые он давал на следствии. Тогда он говорил правду, а теперьс лжет.

Она была возмущена, и ее природная невозмутимость куда-то исчезла. Сейчас перед судом стояла взволнованная женщина с некрасивыми алыми пятнами на щеках.

– По закону я не имею права запретить подсудимому давать показания, – пояснил судья. – Конечно, мы еще вернемся к вопросу о причинах столь резкой смены настроения подсудимого и, возможно, зачитаем его показания в судебном заседании. Но Бирюков волен говорить все, что захочет. Это его право.