Павел Глоба - Астролог. Код Мастера

И на зрителей ему тоже было наплевать. В том смысле, какие эмоции он у них вызывает – интерес или раздражение. Лишь бы в кассу. При постановке он был одержим одним желанием: стряхнуть пыль со старых дураков, писавших когда-то тексты и музыку. Они были не причем, это был только его спектакль!

То ли из-за плохой аппаратуры, то ли из-за скверной акустики текст временами сливался в неразличимое бормотание или рев, в зависимости от сцены. Да это было и неважно. Воздействие, как понял Успенский, шло не на сознание зрителей, а непосредственно на подсознание. Иначе, чем можно было бы объяснить невероятный успех подобной белиберды? Больше всего звуки напоминали заклинания или колдовские наговоры. Шабаш на сцене сопровождался мельканием яркого света и непроницаемой темноты.

Для полного удовольствия не хватало температурных колебаний – от леденящего мороза до обжигающей жары – и вони, перемежающейся райским благоуханием.

Под трамвайные звонки с переливами на вершине пирамиды воздвигли некую помесь креста и трона. На него воссел актер, играющий роль Иешуа.

Собравшаяся под пирамидой массовка, изображавшая иудеев, зашумела.

– Хотите ли вы, чтобы я выдал вам Вар–раввана? – спросил тот, кто играл Понтия Пилата.

– Да – да – нет – да! – запели актеры на бессмертный мотив Эндрю Ллойда Уэббера.

Андрей искренне пожалел Василису, которой приходилось торчать на балконе уже второй час кряду, снимая постепенно излишки одежды. Как и обещал Покровский, раздеваться совсем ей не пришлось. Правда, появление ее в белой простыне не вызвало у Андрея ассоциаций ни с подвенечным платьем, ни с погребальными пеленами. Больше всего это напоминало баню.

Наблюдение за спектаклем утомляло не только умственно, но и физически. Он уже собрался выходить, когда происходящее на сцене привлекло его внимание.

– Элои! Элои! Ламма савахфани? – произнес актер, игравший Иешуа, и перевел для тех, кто не говорил по–арамейски: – Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?

Успенский насторожился и остался на месте.

– Отче! – продолжал актер–Иешуа. – В руки Твои предаю дух Мой.

И, сказав это, испустил дух.

Толпа зашумела.

– Совершилось!

Успенский сидел и соображал. В романе Булгакова, насколько он помнил, последнее слово Иешуа было: «Игемон». Там он обращался не к Богу–Отцу, а к Понтию Пилату. Ай да Покровский, ай да сукин свин! Одним махом исправил текст и тем самым ниспроверг силы зла. Как муху, их прихлопнул! Но, судя по всему, режиссеру теперь следовало ждать ответного удара темной силы. Вот только с какой стороны?

Окончание спектакля зал встретил долгими и продолжительными аплодисментами. Успенский знал, что пользоваться мобильником во время спектакля – очень дурной тон. Поэтому только теперь смог позвонить Филатову.

– Ты где? – спросил он, когда прокурор взял трубку.

– Так, – замялся тот. – Извини, пришлось тебя одного оставить. Дельце одно подвернулось. Это у тебя лафа – зажмурился и все увидел. А мне по старинке – мозоли на руках и ногах набивать. И на мозгах.

Успенский недоверчиво усмехнулся:

– Может, ты и дело раскрыл?

Ответ друга удивил.

– А как же? Раскрыл, – похвалился тот. – Я ведь Скорохват. Сейчас обыск делать собираюсь, а тут ты звонишь.

– Ну, не буду мешать. – Успенский отключил связь.

Он знал, что после спектакля назначен банкет и Василиса наверняка будет на него приглашена. Он набрал ее номер.

– Поздравляю с дебютом! – сказал он, когда она взяла трубку. – Когда твоя редколлегия выгонит тебя из журнала, можешь рассчитывать на пайку хлеба от Мельпомены.

– Спасибо! Спасибо, что в минуту радости напомнил о проблемах, – сдержанно поблагодарила Василиса. – Придется, чтобы залить горе, отправиться на банкет. Меня очень настойчиво приглашают.

– Желаю оттянуться на все сто.

Успенский вдруг разозлился на самого себя. Что он, ревнует, что ли, в самом-то деле? Да и бояться за Василису не стоило. В таком собрании безопасность организована на самом высоком уровне. Тогда что же не давало ему покоя?

Он еще раз перезвонил Филатову.

– Ты еще обыск не закончил? Где спецназовцы, которых ты обещал приставить к Василисе?

Прокурор–криминалист был занят не на шутку, поэтому коротко бросил:

– Там они, в зале. И вообще мне некогда. Я позвоню начальнику охраны, чтобы тебя пропустили в банкетный зал в качестве обслуживающего персонала. Сам разбирайся.

Тем временем суровые крепкие парни в плохо сидящих дорогих костюмах постепенно освобождали помещение от посторонних. Андрея выгонять не стали, только проверили документы. Значит, Филатов успел предупредить охрану.

Впрочем, до ВИП–персон его не допустили. Для них был организован фуршет. Большой мраморный зал бывшего буфета разделила цепочка все тех же крепышей, среди которых Андрей обнаружил и двоих охранников Василисы.

Сама журналистка успела переодеться – сменить служебную простыню на партикулярное платье – и теперь мелькала в гуще знатных гостей. Он еще раз попытался разглядеть, кто именно из высших руководителей почтил премьеру своим присутствием, но тщетно. От Андрея их скрывали детали интерьера и слоняющаяся с тарелками и рюмками публика.

Он решил, что наступило время немного расслабиться. Для челяди тоже был организован буфет, но уже не халявный, а за деньги. Андрей вспомнил, что давно не ел и испытывает чудовищный голод.

«Вот она, непостижимая сила искусства, – подумал он, – кого-то тошнит, а у меня, наоборот, аппетит разыгрался.

И заоблачные цены уже не казались ему такими пугающими, как раньше. Он решительно двинулся к стойке, как вдруг услышал за спиной до боли знакомый гнусавый голос.

– Нет, эту суку оставьте мне, я сам отрежу ее собачью голову!

Андрей осторожно, чтобы не делать резких движений, обернулся. Оба беса были здесь. Носорог–Колобок аккуратно разливал шампанское в построенные шеренгой фужеры, Длинный держал большой мельхиоровый поднос, уставленный фужерами. Колобок–Носорог сунул в свободную руку Длинного фужер, но на поднос ставить не стал.

– Этот понесешь отдельно, не перепутай. Поставишь в последний момент так, чтобы она взяла именно его.

И оба направились в сторону фуршета.

Успенский ринулся к охранникам. В отличие от него пара бесов беспрепятственно миновала линию оцепления.

– Кто эти люди? – указал он на пару

Один из охранников всмотрелся в их бейджики.

– Обслуга спонсора.

– А кто у нас спонсор?

– Ну, этот. Бекерман, что ли – неуверенно ответил боец.

– Их надо задержать. Обоих. Особенно того длинного, с подносом!

– Не, мужик, это не нашего ума дело. Говори с начальством. Нам полагается вмешиваться только в случае крайней необходимости. Если кто с оружием или гранатой. А у него шампанское.