Анна Малышева - Отравленная жизнь

На виске показалась темная струйка – она текла из-под седых волос. Вика отступила на шаг, хотела бежать… Ноги ее не держали.

– Не трогайте меня… – простонала она, глядя, как та пытается подняться, шатаясь, держась за подоконник, шаря руками в воздухе. – Я не виновата… Я не Лариса, поймите же…

И тут до нее дошло, что она говорит. Только! что она призналась, что приходится Ларисе родной сестрой. Сама Лариса, видно, была тут хорошо известна – что-то вроде злой сказочной колдуньи, которой пугают на ночь детей. "Конечно, – Вика следила за движениями старой женщины – неуверенными и слепыми, – теперь она меня выдаст.

Нет, не выдаст…"

Она смотрела, как Нина Дмитриевна встает на колено, сильно подается вперед.., упала на пол и затихла. Вика порылась в сумке. Нащупала газовый баллончик, достала и брызнула в неподвижную женщину. Ей хотелось быть уверенной, что та не придет в себя, не позовет на помощь. Та больше не стонала, не шевелилась – лежала как мертвая. Но Вика знала – если женщина издаст хотя бы звук, она не выдержит, закричит, сойдет с ума, сама разобьет голову о батарею… Потому что капкан держал ее крепко, крепче, чем раньше, она ощущала физическую боль от этой хватки. "Нет, я больше не трону ее, – поклялась она себе. – Я уйду… Навсегда. Я никогда не вернусь. Но сюда кто-нибудь придет. Придет и задаст себе вопрос: почему все они были убиты?

Даже эта старуха, с которой нечего было взять. Значит… Надо что-то взять!"

Ничего достойного внимания здесь не было.

Разве что картины? Вика оглядела разбросанные по комнате холсты. Вытащила из кучи хлама большой кусок оберточной бумаги. Уложила на него полотна – все, какие были, не разбирая их ценности и сохранности. Перевязала сверток. В последний раз взглянула на женщину. Та лежала неподвижно, у ее головы на полу образовалось крохотное темное озерцо. Оно больше не увеличивалось, кровь запеклась. "Да, она мертва, – поняла Вика. – Все.

Я уезжаю к мужу. Я больше не могу!"

И только в машине частника, которую она остановила, чтобы отвезти сверток на какую-нибудь свалку и выбросить, Вика приняла окончательное решение. Выбрасывать картины она не будет.

Слишком хорошо известно, что бесследно ничто не пропадает. Если картины все-таки найдут, возникнет вопрос: зачем же за ними так упорно охотились, а потом выбросили? Нет, такую ситуацию создавать не нужно. Есть куда лучший выход. Она рассматривала крепкий затылок шофера, оценивала взглядом потрепанный салон этой развалюхи.

Да, ему нужны деньги. Он не откажется ей помочь.

Замести следы и одновременно отомстить.

Она как наяву увидела комнату, сплошь увешанную картинами. Новенькие плетеные кресла, чашки с дымящимся чаем. И себя – нескладную худющую школьницу, с огромной папкой, где она бережно хранила свои рисунки. Хозяйка этой странной богемной квартиры – растрепанная женщина, щедро разукрашенная янтарными и серебряными браслетами. Она сидела в одном из кресел и беседовала с Викиной матерью. Та очень хотела показать творения дочки «знающему» человеку и вот выкопала откуда-то эту искусствоведшу. Вика ждала приговора. Юлия Борисовна рассматривала ее рисунки со снисходительной жалостью. Потом улыбнулась и погладила Вику по плечу:

– Приятно, когда девушка умеет рисовать. Но я тебе дружески советую – не относись к этому так серьезно. Я в этом кое-что понимаю. Художницы из тебя никогда не выйдет.

Вика открыла глаза и снова увидела перед собой затылок шофера. «Да, художницы из меня не вышло, – подумала она. – Зато из вас что-нибудь да выйдет, милая дама. Уж я постараюсь, чтобы вы меня не забыли, как не забыла вас я! Может, объясняясь с милицией, проливая слезы, вы вспомните пятнадцатилетнюю дурочку, которая расплакалась у вас на глазах, когда вы ей прямо сказали, что она бездарность? Вы меня не пощадили, почему же я должна вас жалеть?»

– Послушайте. – Она легонько тронула шофера за плечо. – Не желаете подзаработать? Ничего особенного делать не придется. Давайте познакомимся, меня зовут Лариса…

…Она села на диване. Сняла с тумбочки телефон, поставила аппарат на колени и набрала длинный международный номер. Трубку долго никто не брал. Потом подошел Артур. Узнав голос матери, он сразу замкнулся. Она сдержанно поздоровалась и попросила позвать отца. Через полминуты Артур вернулся с известием – тот не желает подходить к телефону.

– Скажи, что это очень важно, – настойчиво повторила Вика. – Скажи, что я все ему объясню. Я запуталась, мне нужна помощь! Артур, позови его!

– Он все равно не подойдет, – тихо ответил сын. – Мам… Вы что, правда разводитесь? Он говорит, что разводитесь…

Когда следователю сказали, что к нему явилась Светлана Грачева, он удивился. С домработницей Васильковских он беседовал позавчера и считал, что ничего полезного она сообщить не может.

– Что у нее? – недовольно спросил он. Ему было хорошо известно, что есть тип свидетелей, которые готовы морочить голову из-за всякой ерунды. Особенно женщины.

– Говорит, что нашла какие-то документы, – после некоторой паузы сообщили ему.

– Пусть зайдет.

Светлана вошла в кабинет – возбужденная, с пылающими щеками. Кратко поздоровалась и без приглашения уселась к столу.

– У меня новости!

– Хорошие? – осторожно осведомился следователь.

– Для кого как, – загадочно ответила Светлана и достала из сумки плоский газетный сверточек. – Я специально завернула, вдруг там отпечатки пальцев.

Усмехаясь, он поддел газету. Оттуда посыпался лавровый лист, и гостья поспешила пояснить:

– Нашла в кухонном шкафу, в пакете с приправами. Я бы и не заметила, но сегодня Денис Григорьевич заказал уху…

Он уже не слушал женщину. Перед ним на столе лежал заграничный паспорт. Он взял его в руки.

Паспорт выдан на имя Мухиной Виктории Николаевны, 1958 года рождения. Мухина – девичья фамилия Ларисы. Отчество совпадает. Сестра? Он припомнил, что видел фотографию женщины в альбоме у матери Ларисы. Но там она была моложе.

Перелистав паспорт, он остановился на последних визах. Германия. Мухина въехала в Россию двадцать пятого октября и, судя по отсутствию выездной визы, все еще находилась здесь.

– Где вы это нашли? – спросил он, не поднимая глаз.

– Да я же сказала – на кухне, в шкафчике с крупами и приправами. – Светлана всплеснула руками. – Я же говорила, что у Дениса Григорьевича жила женщина!

А следователь думал о другом. О том, что Лариса расплатилась с Матвеевым немецкими марками. О баллончике немецкого производства. И о том, что, в сущности, никто из свидетелей не мог с полной уверенностью опознать Ларису. Все видели или просто на нес похожую, или другую женщину… На фотографии Виктория Николаевна Мухина выглядела на все свои сорок и даже старше.