Б. Седов - Друг

Будильник зазвенел ровно в шесть. Одновременно зазвенел телефон. Таранов отбросил простыню в сторону, сел на диване, левой рукой нажал кнопку будильника, правой снял трубку.

– Разбудил? – спросил голос в трубке.

– Нет, уже встаю. У тебя что-нибудь случилось?

– Нужно поговорить, Ваня.

– Понял… срочно у тебя?

– Желательно сейчас. Сможешь?

Таранов встал с дивана, подошел к окну и посмотрел в низкое серое небо. Оно как будто давило.

– Если срочно – приезжай, но вообще-то мне в командировку нужно сматываться. Через час-час десять выезжаю.

– А когда вернешься?

– Скоро. Дня через два-три. Потерпит, Слава?

– Нет, Ваня, нужно сейчас. Я подъеду?

– Давай, жду.

Таранов положил трубку «Симменса» на базу, подхватил с пола халат и пошел в ванную. Он брился и думал: что там у Славки такое, что не может подождать два-три дня?… Что же там такое?… Ладно, скоро узнаем.

Таранов побрился, почистил зубы и встал под душ. Тугие струи обрушивались на голову, плечи, грудь; массировали, смывали испарину и напряжение жаркой и душной ночи. Постепенно Таранов завертывал кран горячей воды и последние секунд тридцать стоял в ледяном потоке.

Потом он растерся махровым полотенцем. Тело покраснело, только шрамы на боку и на левом плече так и остались белыми.

…Славка позвонил в дверь, когда Таранов уже крутился в кухне: варил сосиски, жарил яичницу. Раздался звонок. Таранов вышел в прихожую, посмотрел в глазок. Он оттянул язык замка, распахнул дверь:

– Здорово, заходи.

Славка Мордвинов, старый – со школы еще – товарищ, вошел в прихожую. Был он бледен, небрит. Таранов посмотрел на него изучающе.

– Проходи в кухню, Слава… завтракать будешь?

А Славка ничего не ответил, прошлепал в кухню. За окном начало темнеть – с залива двигалась туча. Темная, почти черная, она клином врубалась в облака, напоминающие сырое тесто. Где-то вдали громыхнуло…

– Что случилось, Славка? – спросил Таранов, снимая со сковороды яичницу. Снизу она успела подгореть.

– Беда у меня, Ванька… Беда, Таран.

– Та-ак… ну-ка объясни нормально.

Иван сел напротив Славки. А тот смотрел сухими, воспаленными глазами… Иван догадался, что ночь Славка провел без сна.

– Ирина… Ирина на игле сидит. На героине, – ответил школьный друг и прикрыл глаза. Казалось, что он сейчас заплачет.

– Вот что, – протянул Иван. – Давно?

– Лида сказала: полгода уже.

– А ты не знал?

– Нет… дай закурить, Сережа.

– За спиной возьми… полгода дочь на героине и ты, папаша, ничего не замечал? Так, выходит?

Славка поднял глаза. Жалкие глаза побитой собаки. Ивану стало неловко за свой тон… Темнело небо за окном однокомнатной квартиры, остывала, съеживалась на тарелке желтая клякса яичницы… Из черной туши ударило ярко, змеисто. Спустя несколько секунд раскатился гром.

– Понял, – негромко сказал Таранов. – Дай-ка и мне сигарету.

Славка протянул пачку, Иван щелкнул зажигалкой. Закурили.

– Когда узнал, Слава?

– Вчера вечером… ночью. Лида рассказала.

– Так… дела, – покачал головой Таранов и выдохнул дым. Ветер рванул полотнище шторы, и забарабанили капли дождя.

– Что делать, Ванька? Что теперь делать? – сказал Славка. Было видно, что он держится на пределе и в любой момент может сорваться в крик, в истерику, в слезы.

– Взять себя в руки, Вячеслав Германович… Собраться, взять себя в руки. Пока человек не умер, положение небезнадежно.

Шум ливня нарастал. За окном стало совсем темно. Часто сверкали молнии и почти не переставая гремело. Вспышки освещали лицо кандидата технических наук Славки Мордвинова. В школе у него была кличка Морда. Перекрывая раскаты грома, Славка почти кричал:

– Лида раньше узнала, но почему-то побоялась мне сказать. Ты понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Таранов, хотя на самом деле не понял.

– А я нет, – ответил Славка, – я этого не понимаю… Ну, в общем, Лида и раньше догадывалась. Один раз нашла у Иришки шприц со следами крови. Но Ириша ее обманула, сказала, что это, мол, Лешкин шприц.

– А кто такой Лешка? – перебил Таранов.

– Да… так, – слабо махнул рукой Славка, – раздолбай один, студент-ухажер. Его, мол, шприц… В общем, уже были в Ирине перемены некоторые. Интерес к учебе пропал, раздражительная стала и вместе с тем апатичная, безразличная ко всему. Но я-то думал: переходный возраст, бабские штучки… ты понимаешь?

– Да, Слава, понимаю.

Таранов встал и закрыл окно. Сразу стало заметно тише. В тишине засвистел чайник.

– Кофе будешь, Слав?

Славка пожал плечами: давай. Иван поставил на стол кружки, сам насыпал Славке и себе растворимый кофе, сахар.

– А деньги? – спросил он. – Откуда деньги, Слава? Героин требует очень больших денег. Где Рыжик их брала?

– А-а, деньги… Вот тогда-то Лида и забеспокоилась, когда стали пропадать и деньги, и вещи кой-какие. Ведь у нас в доме все на виду. Никто ничего не прячет, заначек не делает. Ты же знаешь (Таранов кивнул). И вдруг Лида обнаружила, что пропал кулончик золотой… Ну, Ира опять выкрутилась. Сказала, что взяла поносить и потеряла. Поругали и забыли… А потом, на днях, обнаружилась еще одна пропажа… снова ложь… И еще. И снова ложь. Ну, тут Лидка взяла ее в оборот. Она расплакалась и созналась… Господи! Ну почему Ты наказываешь меня?

Славка замолчал, взял из пачки вторую сигарету. Таранов бросил взгляд на часы.

– Торопишься? – спросил Славка. Виновато как-то спросил.

– В общем, – да. Нужно ехать. Ты извини, Слава.

– А куда едешь?

– В Белоруссию. Встретить на границе и сопроводить трейлер с грузом… через 2-3 дня вернусь.

– А сейчас-то куда? Может, в машине по дороге поговорим?

– Хорошо. На проспекте Славы я человека подберу, но дотуда можем ехать с тобой… устроит?

– Да, – сказал Славка благодарно, – очень даже устроит.

– Ты пей кофе. А я по-быстрому оденусь.

Таранов прошел в комнату, быстро оделся и подхватил с вечера собранную сумку. Несъеденные сосиски и яичницу сунул в холодильник.

Вдвоем они спустились вниз. Гроза ушла дальше, на восток, но ливень все еще продолжался. К Славкиной «двойке» они бежали бегом. Потом на «двойке» добрались до стоянки и пересели в Иванову «Ниву». Потоки воды заливали лобовое стекло.

– Что же мне теперь делать, Ванька? – спросил Славка.

– А что сама Иришка говорит? – ответил вопросом на вопрос Таранов. Он задним ходом выбрался из ряда, развернул машину и повел ее к выезду со стоянки.

– В каком смысле? – спросил Славка.

– Ну, есть у нее желание завязать с героином?

– Желание есть. Она, собственно, уже переломалась…

– Так в чем проблема? Думаешь, не выдержит?

– Думаю – да, не выдержит.

– Но ведь переломалась же…

– Ты, Ваня, не понимаешь. Ломка – это не самое страшное. Ломка – это три-четыре дня мучений. А потом наступает депрессия. Она куда страшнее ломки. И, как правило, снова появляется героин. Да и дружки-подружки… они ведь тоже…