Б. Седов - Зэк

Самое известное из этих «учреждений уголовно-исполнительной системы» – Владимирский централ.

Добро пожаловать!

Фотографирование, дактилоскопирование, шмон, медосмотр… «Рот открой… так… закрой. Нагнись… жопу раздвинь»… баня, дезинфекция… Двери, лестницы, коридоры… Коридоры, лестницы, двери. Решетки. Решетки, решетки, решетки…

– Стоять! Лицом к стене.

Звук поворачиваемого в замке ключа. Скрежет. Скрежет, как будто это внутри тебя, в голове, в душе, поворачивают ключ.

– Вперед.

Шаги… скрежет ключа. Всего в сотне метров от тебя – свобода. Троллейбус по улице катит. В нем люди едут. Водитель сидит злой – не повезло ему, в новогоднюю ночь работать придется. Непруха, блин, непруха… Всего в сотне метров!

– Стоять. Лицом к стене.

Звук поворачиваемого ключа и – команда:

– Заходи. Тебя тут ждут.

Таранова никто здесь не ждал, и он это отлично знал. Он стоял на пороге камеры, прижимал к животу казенные шмотки – матрас, одеяло, подушку, белье… Он смотрел внутрь камеры, которая станет теперь его домом. Возможно, на годы. И камера смотрела на Ивана десятками глаз. А может быть, тысячами. Тысячами глаз тех, кто прошел через эту камеру до Таранова. Время остановилось, все звуки умерли. Не было запахов, не было сенсорных ощущений… вакуум.

Пупкарь подтолкнул Ивана кулаком и сказал:

– Заходи. Чего встал?

И камера взорвалась возмущенным криком:

– Куда? Куда? Нету места!… Дышать нечем! Подыхаем тут!

Дверь захлопнулась и ключ повернулся. Иван сделал шаг вперед и сказал:

– Здравствуйте.

Несколько секунд камера молчала. Потом от решетки, с нижней шконки раздался голос углового:

– Представься людям, горемычный.

– Меня зовут Иван Таранов.

Снова тишина, и – через секунду – хохот.

– Пивовар!

– Пивовара к нам прислали!

– Ой, не могу… Пивовар! А пиво-то где?

Таранов улыбнулся. Он как будто сбросил с себя оцепенение. Он увидел всю камеру сразу: окно в торце, закрытое ресницами жалюзи, длинный стол, табуретки, шконки в три яруса, умывальник, унитаз и человечек с затравленными глазами на полу возле унитаза – опущенный… Вот это твой новый дом.

Камера в тюрьме называется хата. А сидят в ней люди. Главный в хате – угловой. В хате, куда попал Таранов, угловым был Коля Пароход. Пароход был налетчик и тянул второй срок. А еще Пароход и два его кента были на крюке у кумчасти. Так что попал Иван в эту хату не случайно… большой интерес был к Таранову. И Коле Пароходу поставили задачу с Иваном поработать конкретно. Когда смех затих, Пароход сказал:

– Ну расскажи людям, Пивовар, что у тебя за делюга и откуда ты к нам заехал?

Таранов коротко, избегая подробностей, рассказал.

– Сурьезно, – сказал Пароход. И кенты его – тощий Петруня и качок Фара – кивнули: да, сурьезно. Собственно, им было все равно, по каким статьям залетел в СИЗО пассажир. Главное, что он не из блатных… Опер-то поставил задачу жестко: любым способом вытянуть из него все, что можно. Но на блатаря внаглую не наедешь – братва потом спросит строго. А фраерок – будь он хоть какой мокрушник – он и есть фраерок. По правильным понятиям, конечно, и фраера щемить ни за что не положено… тоже спросить могут. Но лоха-первопроходца легко запутать, создать такую ситуацию, в которой он сам на себя косяков навесит [10] Наделает ошибок. . А когда пассажир совсем косячный, за него никто биться не станет… А кум за этого Пивовара подбросил и дури, и спирту. Будет чем Новый год встретить.

Так рассуждал Пароход. До того момента, пока не всплыло в разговоре погоняло: Колобок. И вот тут Пароходу стало кисло. Об убийстве Колобка в централе, конечно, знали – Колобок не последний козырь во Владимирской колоде. Но схлестнулся он с настоящим Козырем… Вот Козырь-то, видно, Колобка и отправил на тот свет. И выходит, что Пивовар этот работает на Козыря… А кумовской – сука хитрожопая – ничего про это не сказал. Сказал только: будет мокрушник. Надо его пригреть, а потом защемить.

Но если этот Пивовар под Козырем ходит, то щемить его опасно. Очень опасно. Начнешь щемить Пивовара – Козырь вилы поставит, не начнешь – кумчасть кислород перекроет. А на голяке сидеть – тошно. Хреново на голяке… Вот и думай, как жить.

– Ну ладно, Пивовар, – сказал Пароход, – садись чай пить. Ты, брат, в правильную хату попал.

– В правильную хату? – непонимающе спросил Иван. На самом-то деле он отлично знал, по крайней мере, в теории, что такое правильная хата.

– В правильную, Пивовар, в правильную. В ЛЮДСКУЮ. У нас никто никого не щемит. Убираемся по очереди. Захочешь – войдешь в кентовку, не захочешь – никто тебя напрягать не будет. Но одному, конечно, трудно…

Сели пить чай. У Ивана «к столу» почти ничего не было: сигареты и половина плитки шоколада. Он положил их на стол. Это было встречено с одобрением.

Так началась владимирская эпопея Пивовара.

Потом ему отвели место, и Иван, извинившись, лег отдохнуть. Спать ему не хотелось, но хотелось спокойно обдумать ситуацию. Он прекрасно видел неискренность углового… его удивляла поспешность, с какой его приняли в кентовку. Что-то тут не так, что-то определенно не так… Ладно, решил Иван, не будем спешить с выводами.

Иван заснул. Это было совершенно нормально – вот уже четверо суток он находился в состоянии крайнего напряжения. Даже железный человек устает, устал и Таранов. Он уснул, приснилась синяя гладь воды озера Городно, полет чайки и плеск рыбы в камышах. И озерные лилии, вплетенные в волосы Иришки…

Сон – отдушина для зэка. Возможность забыться, нырнуть в прошлое, ощутить себя на воле.

Но приходит пробуждение. И снова – стены, шконки и соседи, которых ты не сам себе выбрал. Тюрьма – это постоянный стресс. Это постоянная нехватка кислорода в переполненных и прокуренных камерах. Это круглосуточно горящий свет… клопы, мыши, тараканы… неопределенность в отношении своей дальнейшей судьбы, отсутствие связи с близкими тебе людьми. В таких условиях сон – единственная отдушина для зэка. По крайней мере, в первые дни, пока не привыкнешь.

Иван спал, а Пароход, подкуривши дури, уже строил комбинацию, которая должна была нейтрализовать Таранова. И сохранить лицо перед арестантами. Реализацию плана он наметил на новогоднюю ночь. Под действием дури ему казалось, что план великолепен.

Новый год – он и в неволе праздник. Конечно, у человека, который сидит за решетками, стенами и колючкой, свой отсчет времени. И праздники есть более существенные: письмо – праздник, передача – праздник, свидание – еще какой праздник. Но и Новый год грех не встретить.

Тут каждый выходит из положения как может. У кого на столе – икра и шампанское. У кого – спирт низкопробный, анаша. А кто и кружке чифиря рад безмерно… Все, как на воле. Только еще обнаженней и жестче. И намного дороже.