Евгения Михайлова - Сломанные крылья

Виктор просто вытолкал свою мать из погреба и встал перед Ольгой. У нее кончились слезы, стоны, крики. Она с трудом открыла опухшие глаза и посмотрела ему в лицо:

– Где он?

– За городом. Я выбрал лучший дом. Там бездетная пара. И богатая. Я позвонил в дверь. Его сразу взяли.

– Да? – прошептала Оля. – Моего сына сразу взяли чужие люди? Он валялся у них под дверью? И что они с ним сделают?

– Может, себе оставят. Может, пристроят. Сейчас это не проблема.

– Сейчас и в колодце утопить – не проблема. Зачем ты его забрал? Он подарил мне жизнь, украденную тобой. Зачем ты забрал?!

– Ты пойми, ребенку здесь было бы плохо. Нет условий. Могут услышать, как он плачет.

– Ребенку хорошо там, где я. У меня молоко. Он бы окреп, подрос. Мы могли бы с ним дождаться, когда ты подохнешь, скотина, – тихо и четко проговорила Оля. – У него жизнь впереди. А с твоими грехами сгорают в аду до смерти.

– Ты что говоришь! – Виктор сжал рукой подбородок Оли. Он хотел ее ударить, нет, избить, но опять наткнулся на бесстрашный, ненавидящий взгляд и попятился. Не ведьма ли она? Сколько страданий он из-за нее принимает.

– Слушай, ты того… Отдохни. Как бы осложнений не было. Тебе спать надо. Я сейчас принесу молока, хлеба, с работы соков, фрукты.

– Подавись ты этим всем, – вяло проговорила Оля. – Я надеюсь, ты запомнил, куда отвез моего сына. Если ты мне его не привезешь, бойся сюда заходить. Убью я тебя.

Виктору от этих слов вдруг стало так безнадежно одиноко, что он заплакал. Он всхлипывал и вытирал слезы, как в детстве, и понимал, что из-за этого она его еще и презирает.

– Это ведь и мой сын, – с трудом выговорил он. – Что ж ты меня добиваешь?

– Уходи, – отвернулась Оля к стене. Когда он вышел, она сползла на пол, стала на колени и подняла руки вверх:

– Господи, если Ты есть – верни моего ребенка. Дай нам уйти домой. И не трогай этого ублюдка. Он ничего не понимает.

Никита курил ночью на кухне. Лена вошла и погладила его сзади по волнистым густым волосам. Он не оглянулся. Он сказал голосом, в котором не было жизни:

– Я встретил сегодня мать Оли. Она сказала: новостей нет. Мы можем как угодно обнадеживать друг друга, но ничего не изменишь: Оли больше нет. И меня больше нет. Если бы повезло завтра незаметно умереть, был бы самый лучший выход.

– Как ты можешь такое говорить мне? Ты для меня все!

– Ну, не врать же мне. Тем более теперь могу поклясться, что сам себя уничтожать не буду. Не беспокойся. А без счастья, любви, смысла жизни живут многие.

– Ты часто ездишь к Наде.

– Да, она очень больна. Думаю, из-за меня. То ли на самом деле влюбилась, то ли придумала себе любовь. А она – человек твердый. Во всем идет до конца.

– Ты о чем?

– Я боюсь, если перестану к ней ходить, она что-то страшное сотворит.

– Но ведь она может подумать… Что, если она решит: раз ты свободен, вы можете пожениться?

– Ну, не такие дураки ее родители, чтобы зятя принимать с дырками в кармане. Я полагаю, она может захотеть, но ей просто не позволят. И я не буду перед ней виноват.

– А если все не так просто? Если она всех поставит перед каким-то страшным, как ты говоришь, выбором? Родители ради детей на что угодно идут. А у них своего богатства хватает.

– Я сам себе задаю этот вопрос. А вдруг Надя сделает мне предложение?

– И что ты отвечаешь?

– Какая разница, мама? Валяться пьяным под забором, уйти в монастырь, жениться на Наде? Мне всегда будет одиноко и плохо. Я живу только во сне, когда вижу Олю.

– Но среди этих трех прекрасных вариантов, которые ты перечислил, на каком месте женитьба на Наде?

– Ни на каком. Я по-человечески хорошо к ней отношусь. Помню, как она старалась помочь найти Олю. Причинять ей дополнительную боль я точно не хочу.

– Значит…

– Ничего не значит. Может, переболеем вместе наши беды и разбежимся. То есть она переболеет. У меня все навсегда.

Оля, не глядя Виктору в глаза, повторяла уже в который раз:

– Расскажи мне, как ехать туда, куда ты отвез ребенка.

– Я устал тебе объяснять. Так просто не расскажешь. Я долго ехал на машине. Проехал не один поселок. У того остановился, потому что дороги расходились. Тут у меня другой водитель – навстречу ехал – попросил закурить. Разговорились. Я сказал, мне б на ночлег остановиться, а то, мол, не одни сутки в пути. Только, говорю, мне б в такой дом, где детей нет. Не люблю, мол, когда пищат. Он просто показал мне, как проехать к дому бездетной пары. Я даже не знаю, как называется этот поселок.

– Складно врешь.

– Я не вру. Так оно и было. Я дорогу легко запоминаю по всяким мелочам. Давай переждем опасность, подождем, пока ты придешь в себя, я отвезу тебя к этому дому.

– До каких пор ты предлагаешь мне ждать? Пока ребенка не отправят в богом забытый приют? Пока на помойку не выкинут? Пока педофилам не продадут?

– Мне сказали: там нормальные, приличные люди.

– Ты мне тоже как-то сказал, что руку поранил. Я после встречи с тобой не верю в существование хороших людей.

– А как же тот? Верзила твой?

Оля бросилась на Виктора и сильно ударила его по лицу, поцарапав щеку отросшими ногтями. Он сжал ее кисть, сжал другую руку, но не ударил.

– Не смей больше так делать, – сказал он сдавленным голосом. – Не забывай, что мне убить тебя проще, чем терпеть твои приставания и капризы.

– Знаешь, за что я больше всего тебя презираю? – холодно спросила Оля. – За то, что ты украл жизнь у меня и моего ребенка, а добить духу не хватает. Трусливая мразь.

– Заводишь? – спокойно произнес Виктор. –Я все равно тебя не убью. Нужна ты мне.

– Пошел вон отсюда, сволочь. Мне нужно подумать о своем любимом «верзиле». Я мечтаю о нем днем и ночью. Это от него я хотела родить ребенка.

– Вот сейчас я мог бы тебя и убить. Поэтому ухожу. А ты подумай: лучше ли тебе будет от такого поведения? Я ведь жду, когда ты ко мне привыкнешь. Я ведь на самом деле тот дом мог бы тебе показать.

Виктор быстро вышел из погреба. Оля легла на свою доску и свернулась в такой тугой комок, чтоб сердце не билось, чтоб душа задохнулась. Умом она понимала, что ни логикой, ни грубостью ничего не добьется. Стало быть, надо возвращаться назад: учиться обманывать.

По дороге на работу Виктор вдруг сообразил: и от этой машины тоже надо избавляться, причем нормальным, открытым путем. Мало ли кто видел его из окон домов в тех поселках, которые он проехал до того, как поговорил со встречным водителем?

В супермаркете он был в тот день на редкость разговорчивым. Не только коллегам, но и покупателям жаловался на то, какая старая у него машина, как застрял вчера на ней. Может, кто-то купит на запчасти?

Сейчас подержанную машину купить несложно. Особенно ему: ни жены, ни детей. Зарплаты хватит. Людей, которые любят занимать себя всякой ерундой, всегда полно. Вскоре у Виктора был целый список покупателей старых машин. Вечером он отпросился с работы пораньше: продавать автомобиль.