Ольга Володарская - Страсть под чужим именем

Руслан этому не поверил. «Как же, порадовался ты, – возразил он мысленно. – Я не знаю ни одного певца, который не мечтал бы сотрудничать с Каримом. Но он не захотел продлевать с тобой контракт, ты обиделся и теперь распространяешь грязные слухи о нем и его дочке… Как некрасиво!»

– Вижу, что у тебя глаз загорелся при виде Джэкки, но не советую, – сказал собеседник на прощание. – Держись от нее подальше!

И ушел. А Руслан двинулся в направлении стойки, чтобы взять себе коктейль и рассмотреть Джэкки получше. Вдруг вблизи она выглядит немного иначе, и на лице просматриваются следы порока? Тогда он развернется и уйдет со своим алкоголем, не предприняв попытки познакомиться с ней.

Но Джэкки вблизи оказалась еще прекраснее. Ее смуглая кожа светилась здоровьем. Худощавое тело оказалось грациозным, спортивным. Густые черные волосы естественно блестели. А в глазах сквозила не скука или похоть, а пытливость и самоирония. Нет, никак не походила Джэкки на пьяницу, гуляку, нимфоманку. На современную, уверенную в себе, но немного избалованную девушку – да.

– А я тебя знаю, – услышал Руслан нежный девичий голос. Конечно же, это к нему обращалась Джэкки! – Ты новый подопечный Карима.

– А ты его дочь.

– Доложили уже? – усмехнулась Джэкки. – Значит, ты уже все обо мне знаешь. И какая я развратная, и как побухать, покуролесить люблю.

– Я не верю сплетням.

– И правильно! – Ее улыбка стала шире. – Я еще хуже, чем обо мне говорят…

И засмеялась. Да так заразительно, что и Руслан не сдержал улыбки. Джэкки сейчас напоминала его трехлетнюю племянницу. Она не любила, когда ее хвалили. И если родственники начинали говорить, какая она молодец, девочка топала ногой и кричала: «Я похая!» И если с ней соглашались («Да, да, плохая, только успокойся!»), заливалась счастливым смехом. Вот так же, как Джэкки!

– А не сбежать ли нам? – предложила вдруг она. – Подальше от этого пафоса, толкотни и пьяных рож.

– С удовольствием. И куда сбежим?

– Поехали в лес!

– В лес? – удивился Руслан. – Может, в парк?

– Смеешься? Там та же толкотня и пьяные рожи. Только пафоса нет. В лес!

– Но там еще снег, наверное, лежит…

– А ты боишься ножки промочить?

Он красноречиво посмотрел на ее открытые туфельки на высоченной шпильке и сказал:

– Боюсь, что их промочишь ты.

– За меня не волнуйся! – И, схватив за руку, она потащила его к выходу.

Руслан дал себя увести, а затем усадить в машину. Джэкки ездила на шикарном «Роллс-Ройсе» с шофером. Он открыл перед хозяйкой и ее спутником дверь, после чего стал почти невидимым. То есть делал вид, что его нет: не разговаривал, не таращился на пассажиров и, казалось, даже не дышал. Словно не живой человек за рулем, а робот.

Ехали долго. По дороге болтали ни о чем, пили шампанское (в салоне имелся бар). Джэкки рассказывала о жизни в Таиланде. Руслану было интересно ее слушать. Во-первых, его уже волновало все, что связано с Джэкки, а во-вторых, девушка оказалась великолепным рассказчиком. У нее было отличное чувство юмора, и сиамские зарисовки звучали как качественные юмористические рассказы. Главное же, слушая их, Руслан понимал, что Джэкки не такая, как о ней говорят. Она не прожигательница жизни. Она созерцательница. И большую часть времени Джэкки наблюдает за миром, получая новые впечатления и… сюжеты для своих картин.

– Я очень люблю рисовать, – говорила она. – С детства. Но лишь с натуры. Только мне всегда не хватало… вдохновения, что ли? Мы жили с матерью во вновь построенном спальном районе. Кругом коробки панельные, чахлая зелень, асфальт, серость. Я рисовала все это, но не получала полного удовлетворения от результата. Меня очень хвалили в художественной школе, где я занималась, и говорили, что я должна посвятить свою жизнь изобразительному искусству. Я была непротив, но не могла найти себя. Свой стиль, вдохновение. А поскольку тогда я очень интересовалась французскими импрессионистами и знала биографии многих, то жизненная история Гогена казалась мне очень близкой.

– Гоген, это тот, что бросил семью и уехал на Гаити?

– На Таити, – поправила Джэкки. – Он вырос в Перу, а в возрасте семи лет вернулся с матерью на родину отца, то есть во Францию. И всю жизнь ему не хватало буйства красок, экзотики тропиков. В итоге он все же уехал из Европы. Я же родилась и выросла в ближнем Подмосковье и никогда не видела джунглей. Но меня не оставляло ощущение, что если не детство, то прошлую жизнь я провела там. И я пыталась рисовать картинки из нее, копируя воображаемые тропики и живущих в них людей, но это было не то. Ведь у меня хорошо получалось только писать с натуры! Тогда я забросила свои альбомы и краски, чем несказанно порадовала маму. Она давно уговаривала меня после девятого класса поступать в бухгалтерский техникум. Ей хотелось быть уверенной в том, что я не пропаду, если с ней вдруг что-то случится. Ведь, кроме нее, у меня никого не было.

– Вскоре она заболела?

– Вскоре она узнала, что больна. Оказывается, в ней давно сидел рак. Только мама списывала свое недомогание на усталость, она работала в двух местах… – Голос Джэкки дрогнул. Она замолчала и стала жадно пить шампанское. Опустошив фужер, она продолжила: – Когда мама умерла, меня забрал к себе Карим. Я тогда не знала, что он мой отец. Он не сказал мне. Представился давним маминым другом.

– Наверное, он сомневался в своем отцовстве.

– Именно. Хотя сходство наше бросалось в глаза всем. Но Карим только после анализа ДНК окончательно признал меня… И у меня началась новая жизнь! – Джэкки протянула свой фужер Руслану, чтобы он наполнил его. На ее тонком пальчике сверкал бриллиант такого размера, что его можно было принять за искусную бижутерию. И только знающие Карима люди понимали, что дочь такого отца не может ходить в побрякушках. – И я, признаться, так от этой новой жизни обалдела, что начала вести себя черт знает как. А все из-за страха. Вдруг, думаю, эта сказка скоро закончится? А я не успею насладиться ею. Так что не врут люди, куролесила я здорово. Пока отец меры не принял.

– Он отправил тебя в Англию?

– Да. Только я бы сказала – сослал. А там… Там еще хуже, чем в нашем спальном районе. Серость…

– Лондон красивый город, – не согласился с ней Руслан.

– Может быть. Но не мой. Из-за климата, наверное. В общем, так мне там было худо, что я думала, умру, если отец меня не заберет. На все готова была, чтоб он сделал это. И Карим сжалился. Увез меня из Лондона. Но не в Москву, чтобы я к прежней жизни не вернулась, а на отдаленный тайский остров. Сначала мне было очень тоскливо там. Потому что знакомых никого, прислуга только по-своему лопочет. Но потом я ощутила кайф от уединенной жизни. И снова начала рисовать. Кстати, уже прошли две мои выставки. Одна в Москве, вторая в ненавистном Лондоне.