Юлия Латынина - Промзона

Цой неторопливо повернул голову к Денису.

— Крамер приходил ко мне, — сказал Денис, — до покушения.

— Это всем известно!

— Он предлагал убрать тебя. Я отказался.

— Несмотря на разговор с боссом?

— Да.

— И как труп Крамера оказался в болоте?

Денис помолчал.

— Крамер приехал ко мне после покушения. У него абсолютно слетела крыша и у него не было ни копейки денег. Он повторял, что Цой — заговоренный, и он сказал, что если я не дам ему денег, он пойдет и скажет, что его наняли мы.

— И хоронил его действительно Гриша?

— Да.

— От твоей истории воняет, Денис, — сказал Кирилл. — Ты не нанимал киллера, но киллер прибежал к тебе и киллер мертвый. Я таких историй знаешь, сколько слышал?

— Больше, чем сам вчинял? — зло бросил Денис.

— Может быть, мы будем сейчас обсуждать более конструктивные вещи, нежели вопрос о том, кто и когда замочил Лешу Крамера по кличке Самосвал… — усмехнулся Извольский, — например, судьбу наших холдингов?

Цой встал, и от его тени в гостиной стало совсем темно. Поток воздуха от кондиционера едва-едва шевелил листья пальм, и в темноте могло показаться, что по гостиной вместо Цоя мягко ходит белый тигр-альбинос.

— Обсуждать более конструктивные вещи, — сказал Кирилл, — имеет смысл в одном случае: если за господином полпредом не стоит лично президент…

— Президент бы просто пригласил нас обоих в кабинет и очень вежливо попросил бы отдать наши комбинаты ему с народом, — с усмешкой заметил Цой. — Кстати, я не вижу способа отказаться.

— Хорошо, — сказал Извольский, — я… я найду способ поговорить с президентом. Мы ему все доложим.

— Что именно? — уточнил Цой.

— Все.

— Да, — задумчиво сказал Цой, — ты все расскажешь президенту, а Ревко все подтвердит. Ревко охотно скажет, что да, он убил бандита, авторитета, державшего в страхе половину российской металлургии, человека, чье имя было вызовом закону и Кремлю. «Ведь менты не могли его посадить, потому что были им куплены», — скажет Ревко, — «а я его убил». А еще ты расскажешь президенту, что полпред Ревко мечтает создать государственную металлургическую компанию, доходы с которой должны поступать не в наш с тобой преступный частный карман, а в государственный оффшор для блага будущей России. А потом он вспомнит, как я утопил твой ГОК, а ты нанял Крамера, чтобы убить меня, и скажет: «вот я и не хотел, чтобы такие люди правили бал в России». И чем ты думаешь, это кончится?

Тем, что президент поскребет лоб да и скажет: «А что, Александр Феликсович прав. Поставьте-ка активы на базу».

В гостиной стало очень тихо. Только шелестели листья пальм, едва колеблемые кондиционером, да в камине гудели березовые полешки, — ровные, идеально наколотые, специально привозимые каждую неделю выделенным для этого человеком. В полутьме на столике поблескивала бутылка дорогого коньяка, который стоил столько же, сколько зарплата рабочего на любом заводе любого из присутствующих, — бутылка была начата и разлита, но никто из четырех человек, сидевших в гостиной, к коньяку и не притронулся.

И вот тут Денис почувствовал холодный пот между лопаток. Цой был прав. В России не было морали, не было права, не было закона, а там, где нет законов, не бывает и преступлений. И точно так же, как Извольский или Цой могли оправдать любое свое беззаконное действие ссылками на обиду, месть и необходимость рассчитаться с врагом, — точно так же любое свое действие мог оправдать и полпред Ревко. Причем ссылался бы он при этом не на личную месть, а на высшие государственные интересы.

— Так что? — резко спросил Извольский. — Сдадим активы на базу? Я-то хоть из России могу уехать, а ты, Костя, куда уедешь? Тебе в шенгенской визе когда отказали?

Цой молчал. Он молчал очень долго.

— Степан был у меня в доле, — сказал Цой, — двадцать процентов. Эти двадцать процентов мы в свое время оценили в шестьдесят миллионов. Теперь оно подросло… У меня есть одна идея. Будет она нам стоить примерно шестьдесят миллионов. На двоих. Если тебе жмется, Слава, я готов одолжить.

— Шестьдесят миллионов? — вскипел Денис, — ты нас за лохов держишь? Да его за двушку хлопнут…

Цой сделал шаг и схватил Дениса за ворот. Его не мигающие голубые зрачки уставились в глаза Дениса.

— Ты думай на три шага вперед, а не на два, мусор! Ты его за двушку хлопнешь, а завтра тебя посадят! А бизнес наш отберут!

— Шестьдесят миллионов за Ревко?

— Шестьдесят миллионов за Степана, — ответил Цой.

— Да ты за завод никогда больше пятерки не платил!

— Дружба дороже завода, — пожал плечами Альбинос.

Они уже прощались, когда Денис сказал.

— Кстати, откровенность за откровенность. Я так понимаю, что вы очень обрадовались, когда Ревко снял меня с «Южсибпрома». А по какой причине вы одобрили кандидатуру Ахрозова?

Цой пошарил у себя за пазухой. На стол шлепнулась видеокассета в белой обложке без надписи.

— Посмотри на досуге, — сказал Цой. Усмехнулся и вышел.

Спустя час Денис поднялся на третий этаж особнячка. Там, в номере люкс, сидел Сергей Ахрозов. Он сидел и тупо смотрел телевизор. Ничего удивительного в этой картине не было, если не считать того, что Ахрозов смотрел спутниковый французский канал, а французского бывший гендиректор ГОКа не знал.

Денис вошел в гостиную и прикрыл за собой дверь. Ахрозов не шевельнулся.

Денис кинул на тумбочку кассету.

— Тебе следовало все рассказать мне. Или Славе, — сказал Денис.

Ахрозов молчал.

— Ты наверное, хочешь узнать, что с тобой будет? — спросил Денис. — Ты очень много поработал на врагов холдинга, Сережа. Теперь тебе немножко придется поработать на нас.

Ахрозов ничего не ответил, а просто закрыл глаза. Денис встал с кровати и пошел к выходу. У самой двери он обернулся: Ахрозов снова открыл глаза и глядел на него блестящими, суженными зрачками.

— Лучше б ты утонул тогда, Сережа, — тихо сказал Денис и вышел. Это было, наверное, мелко и злобно, — но великодушие Дениса на сегодня было исчерпано.

Извольский улетел во Францию спустя несколько часов. Там он срочно встретился с Ревко. Извольский выглядел очень напуганным. По его словам, мину на дорожке обнаружили чисто случайно: усиленный наряд службы безопасности осматривал асфальт и заметил под опавшими листями следы свежей работы.

Из Франции Ревко улетел на день в Арабские Эмираты, где в отеле «Хайятт» его ждал Константин Цой. Ревко предложил Цою одну, очень разумную идею. Ревко сказал Цою, что теперь, когда Бельский был мертв, Цою нет смысла работать с очаковскими. Цой поразмыслил и сказал, что он не против передать некоторые свои предприятия в государственный холдинг, если таким путем он выкинет из бизнеса Кирилла.