Алан Брэдли - Копчёная селёдка без горчицы

— Ты чертовски наглая, — заметила я. От мысли о том, что кто-то вторгся в мою лабораторию, у меня кожа покрылась пупырышками, как будто армия красных муравьев поползла вверх по рукам на плечи и к затылку.

— Прости, Флавия, — сказала она. — Я знаю, что это не ты напала на Фенеллу. Я не могла думать разумно. Была в замешательстве. Устала. Я пришла извиниться.

— Тогда приступай, — разрешила я.

Я не собиралась смягчиться — разве не это слово Даффи использовала, когда сказала мне то же самое: смягчиться? — лишь от пары символических извинений. Бывают времена, когда одного «прости» недостаточно.

— Извини, — сказала она. — Мне правда жаль. Это все так грустно. Чересчур.

Внезапно она расплакалась.

— Сначала Фенелла — теперь они меня к ней не пускают, видишь ли. Констебль сидит на стуле и наблюдает за дверьми в ее палату. Потом это ужасное происшествие с мужчиной, которого мы нашли на твоем фонтане…

— Бруки Хейрвудом, — уточнила я. Я почти забыла о Бруки.

— И теперь еще этот последний труп, который они выкопали в… Как ты называешь это место? В Изгородях.

— Что?

Еще один труп? В Изгородях?

— Это слишком много, — сказала она, утирая нос плечом. — Я возвращаюсь в Лондон.

Не успела я сказать ни слова, как она покопалась в кармане и достала пятифунтовую банкноту.

— Вот, — сказала она, раскрывая мои пальцы и вдавливая банкноту в ладонь. — Это чтобы кормить Грая, пока Фенеллу не выпишут из больницы. И… — Она посмотрела мне прямо в глаза, продолжая стискивать мою ладонь. — Если она не поправится, он твой. Фургон тоже. Я пришла извиниться перед тобой, и я это сделала. А теперь я ухожу.

— Постой! Что ты сказала насчет еще одного трупа?

— Спроси своего дружка-инспектора, — сказала она и повернулась к двери.

Я рванулась к ключу и захлопнула дверь. Мы боролись за дверную ручку, но я ухитрилась схватить ключ, воткнуть его в замок с внутренней стороны и яростно повернуть.

— Дай его сюда. Выпусти меня.

— Нет, — сказала я. — Пока не расскажешь, что видела в Изгородях.

— Перестань, Флавия. Я не играю в игры.

— Я тоже, — заявила я, скрестив руки.

Как я и предвидела, она попыталась внезапно выхватить ключ. Старый приемчик, часто используемый Даффи и Фели, и, полагаю, мне следует быть им благодарной за науку. Будучи готовой к следующему шагу, я могла держать ключ в вытянутой руке, подальше от нее.

И тут она сдалась. Просто так. Я увидела это в ее глазах.

Она отбросила волосы с лица и, подойдя к одному из лабораторных столов, оперлась о него расставленными пальцами, как будто удерживала себя от падения.

— Я вернулась в фургон собрать вещи, — произнесла она медленно и взвешенно, — а там снова была полиция. Они не подпустили меня и близко. Что-то поднимали из ямы в земле.

— Что поднимали?

Она уставилась на меня с чем-то вроде вызова.

— Поверь мне, не золото.

— Скажи мне!

— Бога ради, Флавия!

Я помахала перед ней ключом.

— Говори!

— Это было тело. Завернутое в коврик или что-то вроде этого, не очень большое. Ребенок, я полагаю. Я видела только ступню… или то, что от нее осталось. Сверток старых позеленевших костей, — добавила она.

Она прижала руку ко рту, и ее плечи поднялись.

Я терпеливо ждала продолжения, но если еще и были какие-нибудь интересные подробности, Порслин оставила их при себе.

Мы смотрели друг на друга, казалось, вечность.

— Фенелла была права, — наконец произнесла она. — Здесь мрак.

Я протянула ей ключ, и она взяла его двумя пальцами с моей открытой ладони, как будто он — или я — были отравлены.

Не говоря больше ни слова, она отперла замок и вышла.

Что я должна чувствовать? — думала я.

Если быть совершенно честной, полагаю, я бы очень хотела, чтобы Порслин следовала за мной по пятам, пока я расследую нападение на Фенеллу и убийство Бруки Хейрвуда. Я даже думала о том, чтобы спускать ее с поводка по возможности, когда я буду бродить по деревне, добывая информацию. И, вероятно, я слишком предвкушала, как она будет сидеть рядом со мной, а я буду терпеливо разматывать перед ней клубок улик и объяснять, каким образом они указывают на преступника — или преступников.

Но теперь, уйдя, она лишила меня всего этого.

Я снова одна.

Как это было вначале, есть сейчас и будет всегда, без конца. Аминь.

Не с кем поговорить, кроме самой себя.

И Доггера, разумеется.

Доггер сидел под последними лучами солнца в саду. Он принес старый деревянный стул из оранжереи и, усевшись на край, вколачивал гвозди в тонкую оловянную полоску, закрывавшую деревянный ящик из-под чая, который лежал перед ним в траве.

Я опустилась на тачку, стоящую поблизости.

— Они нашли еще один труп, — сказала я. — В Изгородях.

Доггер кивнул.

— Знаю, мисс Флавия.

— Это ребенок Буллов, не так ли?

Доггер снова кивнул и отложил молоток.

— Я бы очень удивился, если нет.

— Ты услышал об этом от миссис Мюллет?

Хотя я знала, что не следует расспрашивать одного слугу о другом, но выбора у меня не было. Я не могу просто позвонить инспектору Хьюитту и выпытать у него подробности.

— Нет, — сказал он, примериваясь, чтобы вбить очередной гвоздь. — Мне сказала мисс Порслин.

— Порслин? — переспросила я, делая жест в сторону восточного крыла — в сторону окна моей спальни. — Ты знал о Порслин? Что она здесь?

— Да, — ответил Доггер и умолк.

Через несколько секунд я расслабилась, и между нами повисло то роскошное молчание, которое является частью наших бесед с Доггером: молчание настолько долгое, глубокое и драгоценное, что кажется непочтительным нарушать его.

Доггер повернул чайный ящик и начал прибивать оловянную ленту к другому краю.

— У тебя очень красивые руки, — наконец заметила я. — Они как будто принадлежат концертирующему пианисту.

Доггер положил молоток и начал рассматривать обе стороны каждой ладони, как будто никогда прежде их не видел.

— Могу уверить вас, что они мои собственные, — сказал он.

На этот раз не могло быть никаких сомнений. Доггер пошутил. Но вместо того, чтобы снисходительно рассмеяться, я поступила правильно и с умным видом кивнула, как будто я и так это знала. Я научилась тому, что между друзьями улыбка может быть лучше хохота.

— Доггер, — произнесла я. — Мне надо кое-что узнать. Насчет носовых кровотечений.

У меня возникло впечатление, будто он бросил на меня резкий взгляд — хотя он этого не делал.

— У вас кровотечения из носа, мисс Флавия?

— Нет, — ответила я. — Вовсе нет. Ни у кого в Букшоу. Я говорю о мисс Маунтджой из Ивового особняка.

И я описала ему то, что увидела тогда.

— А, — заметил Доггер и погрузился в молчание.

Через некоторое время он снова заговорил, медленно, как будто доставал слова, одно за другим, из какого-то глубокого колодца.