Анна Малышева - Западня

Тот смотрел на ключи, явно не понимая, чего от него хотят. Потом пробормотал:

— Мало ли… Почему я должен их узнавать?

— Они у вас в мастерской лежали.

Юрий добавил:

— На столе, возле тисков.

Ватутин невероятно оживился, протянул руку:

— Да это же Ольгины ключи! Дайте сюда!

Балакирев отодвинул связку подальше от заключенного, переспросил:

— Ольгины? Вашей дочери? Откуда они у вас? , — Она дала, просила сделать копии. — Ватутин даже просветлел, как будто увидел перед собой не ключи, а живую дочь.

— Когда это было?

— Да тогда же. Мы один раз виделись.

— Пятого мая?

Тот кивнул. В разговор вступил Юрий. Он поинтересовался, зачем Ватутин пятого мая спускался с дочерью в подвал. Он делал ключи?

— Ну да, мы в мастерскую ходили, — радостно рассказывал тот. — Она очень просила сделать при ней, чтобы сразу забрать, значит. Дала эти вот ключики… Или эти? — Он насторожился, увидев, что на столе не одна связка, а три.

Рассказ был короткий — дочь, предварительно попросив у отца взаймы немного денег, достала связку ключей и сообщила, что это ключи Милены, а свои она потеряла.

Теперь ей срочно нужна копия. В металлоремонт обращаться дорого, у нее нет денег. А если отчим узнает, что она потеряла ключи от квартиры — он ей задаст.

— Я ей предложил — давай схожу поговорю с этим гадом! — говорил Ватутин. — Она отказалась. Ну, понятно, выхода у девчонки нет, скандалить неудобно, живут все вместе… Вот мамаша подсудобила! О дочери-то не подумала, только о себе. Олечка с этим типом намучилась! Так и сказала — побьет он меня, если узнает…

— Значит, она дала вам три ключа и вы сделали с них копии?

— Ну. Там же, при ней и сделал. Только это ключи сложные, видите') — Его темный палец нежно пробежался по бородке одного из ключей. — У меня таких заготовок не было. Я ей сказал — оставь хоть до вечера, схожу в одно место, достану заготовки, все в аккурате обточу. Она — нет и нет. Делай прямо сейчас, да побыстрее… Я и сделал.

Только сказал, что гарантии не дам.

И он, увлекшись любимой темой, пустился в объяснения, почему у него так плохо вышли копии. Один ключ еще так-сяк, но два других… Ватутин гордо заявил, что он спустя рукава никогда не работал, денег даром не брал, так что очень расстроился, что дочь не дает ему времени. Ольга забрала обе связки и убежала.

— Обе забрала? — уточнил Балакирев.

— Обе. Одна, значит, сестрина, другая ее… Я ей сказал на прощанье — если, значит, будут в замках заедать — принеси мне, я подработаю. Но она больше не приходила.

— Так почему же у вас оказались вторая связка, если она обе забрала?

Ватутин осекся, снова рассмотрел все три связки и медленно выговорил:

— Вот не знаю… Я же отдал Олечке…

— Уверены, что отдали?

— Вы со мной так не говорите! — внезапно вспылил он. — Я вам тут не мальчик дался! Отдал я ей все, не знаю, откуда эти ключи взялись Я только по одной копии сделал!

— Удивительно, гражданин Ватутин, вы что-то многого не знаете, — заметил Балакирев. — Откуда у вас плейер — не знаете, откуда взялся нож — не знаете, откуда ключи в мастерской — понятия не имеете. Ключи-то у вас имелись настоящие. Не копии. Может, дочка вам потом вернула один комплект?

— Я ее после пятого не видел, — мрачно ответил Ватутин. Его мгновенное оживление прошло, сменилось вялостью и апатией. Эти перепады были хорошо знакомы Балакиреву. Так вели себя многие подследственные, которые в камере лишались привычных на воле алкоголя и наркотиков.

— Значит, так и запишем, что ключей вам Ольга не возвращала?

— Пишите, что хотите, — уронил Ватутин. И вдруг опомнился:

— А что вы это ко мне с ключами привязались? Опять Алка накатила?! Да что же эта стерва со мной делает! Мало того что жизнь мне сломала — теперь засадить решила?!

— Ваша бывшая жена тут ни при чем. И ключи эти вовсе не от ее квартиры.

— Не от… — Ватутин пытался осмыслить услышанное.

— А от куда?

— Лучше бы вы сами признались. Запишем чистосердечное признание, вам очень пригодится.

— На хрена мне это признание!

— Да не скажите. Дело в том, что ключи эти — от квартиры Мулевина Валерия Львовича. Копия, сделанная вашими руками, до сегодняшнего дня так и лежала у него в квартире А настоящие ключи мы нашли, сами знаете где.

У вас, Ватутин, в вашей мастерской, куда никто, кроме вас, не ходил. А Мулевина убили двадцать пятого мая, вечером Зарезали и ограбили Большую сумму денег унесли, ювелирные изделия прихватили. И зарезали, представьте, тем самым ножиком, который мы взяли из вашей комнаты. Мы этот нож на ваших глазах нашли, отрицать не сможете, никто из нас вам оружие не подкидывал.

Ватутин ошалело водил глазами — с Балакирева на Юру, потом на ключи.

— Вы так и не можете сказать, где провели вечер двадцать пятого мая? Я вас уже спрашивал, но, может, подумаете еще?

— В общаге, у себя, — выдавил тот.

— Свидетели этому есть?

— Отстаньте… Какие вам нужны свидетели? Спросите у вахтера — выходил я вечером или нет.

— Зачем же вам было идти через вахту, да еще на такое дело? — уже не стесняясь, спросил Балакирев. — У вас же рядом запасной выход, и дверь всегда открыта.

Знаете, Ватутин, у меня для передачи дела прокурору уже все есть. Кроме вашего добровольного признания, разумеется. Но признание — дело наживное. Лучше бы вы сами все рассказали. Кстати, Ватутин, куда вы дели такую кучу денег и камушков? Может, тоже в мастерской схоронили?

Токарь-сантехник впал в отчаяние. Он вскочил, перегнулся через стол к Балакиреву, так что того обдало кислым камерным запахом. Юрий спрыгнул с подоконника, но помощь была не нужна Ватутин всего-навсего желал, чтобы его выслушали. Он истошно кричал:

— Искали бы лучше, кто дочку мою убил! Почему вы мне не верите? Почему Алке верите, а мне нет? Потому, что она непьющая? Или потому, что баба еще красивая?!

Олька сказала, что это ее ключи, что вторые — сестрины, откуда мне знать, чьи они? Что же мне — родную дочь допрашивать? Вижу я ее раз в два года, и как мне ей после этого в душу лезть? Девчонка жаловалась, просила помочь — что же мне делать, прогнать ее надо было?!

— Успокойтесь, сядьте, — просил Балакирев, но тот не слушал:

— Да делайте со мной, что хотите! Хотите посадить — сажайте, я готов, на что же я теперь гожусь! И так уже ничего в жизни не осталось Дочки нет, жены нет, жить негде, да пропадай оно все к чертовой матери! Хоть стреляйте меня, кому я такой нужен!

И он упал на стул, скорчился, зарыдал. Юрий дал ему воды, но Ватутин гордо оттолкнул его руку, не переставая между тем всхлипывать и размазывать по щетине слезы.

Его увели. И Балакирев, надевая пиджак, подумал, что если так пойдет и дальше, то, возможно, он все-таки вырвется на дачу Не в эти выходные, так в следующие. Жена будет счастлива…