Татьяна Гармаш-Роффе - Золотые нити судьбы

Он взялся за ручку двери кафе.

Дверь распахнулась перед ним словно сама.

На пороге стояли две милашки, чуть подальше и их парни. Все четверо улыбались Грише.

Он отступил назад, на улицу…

Поздно, черт, поздно!!! Те, в черной форме, уже приблизились к бару!

За ним они приехали, – понял Гриша. ЗА НИМ.

Милашки крепко взяли его под руки, и парни тут же подскочили к ним. Через мгновение запястья его свели за спиной наручниками.

Его быстро обыскали, но ничего не нашли. Он же не дурак, носить при себе оружие. И «колеса» он оставил в машине. В кармане брюк у него лежала только пластиковая карточка, французский вид на жительство. И даже не поддельный – он получил его семь лет назад, наплетя с три короба о преследовании в России за гомосексуальные наклонности (которых у него не водилось). Эти защитники прав человека быстро рассопливились и дали ему политическое убежище, хе!

Гришу вывели из бара. Откуда ни возьмись, вынырнула машина с надписью Carabinieri– «карабиньери» – на борту, которую он опознал без труда: не раз видел машины итальянской жандармерии на дорогах с этим проклятым словом…

Гриша не понимал, как его могли найти. Решительно не понимал! В деревушке его никто ни в чем не подозревал, это точно, – поводов не было. А о его местонахождении не знала даже Катька Свиридова! Если и предположить, что она раскололась, – хоть ей это смерти подобно, – она НЕ ЗНАЛА, куда поехал Гриша! Он ведь ей только сказал, что есть у него на примете местечко , откуда можно будет ночью выйти в море без проблем…

Так как же его вычислили?! – мучился в бесплодных поисках ответа «шатен» Гриша…

Его засунули на заднее сиденье с двумя жандармами по бокам.

Машина жандармов привезла его к той площадке на отшибе, на которой он оставил свой «Вольво». Багажник был безжалостно вскрыт, а девчонку на носилках укладывали в машину «Скорой помощи». Похоже, она была мертвая: лицо белое, глаза закрыты. Задохнулась, что ли, в багажнике? Хотя у него там щели с палец, не должна была… Да какая ему разница, все одно, ей помереть суждено было!

Плохо лишь то, что если она уже померла, то ему срок больше дадут…

В этот момент Гриша даже не вспомнил о белом домике и пасторальной картинке своего счастья, которая так волновала его скудное воображение еще меньше часа назад.

Капитан со своими мигалками, а за ним машина Реми проскочили путь до границы меньше чем за полчаса.

Добравшись до первого после границы итальянского городка Вентимилья, капитан притормозил на обочине. Реми тоже. Они все вышли из машин.

– Что такое, Гзавье?

– Чтоб их всех разорвало! – громыхнул капитан.

– Кого? – поинтересовался Реми.

– Да итальяшек этих чертовых!

Лоран побледнел. Ксюша тихо ахнула.

– Они… Они опоздали?.. – с трудом выговорил Лоран.

– Гзавье, да объясни же! – вскинулся Реми.

– Какое, мерд, «опоздали»! Это мы опоздали! Они уже всю операцию провернули! А я-то надеялся поприсутствовать… Страсть как люблю сцены взятия всякой мрази, даже если не с моим участием! Лишили меня удовольствия, сволочи! Моей законной порции адреналинчика!

– Куда тебе еще, – в сердцах ответил Реми, – и так на десятерых хватит, пора отдаивать и бедным раздавать! Объясни толком, что значит операцию провернули ?!

– Да что ж тут непонятного? – удивился капитан. – Взяли нашего Лысого. Повязали.

– А Лиза?! – закричал Лоран. – Лиза, что с ней?!

– С ней? А ее везут в больницу.

Реми показалось, что еще мгновение, и Лоран кинется на капитана с кулаками. Он положил руку на плечо доктора на всякий случай, а Ксюша бросила на Лорана сочувственный взгляд.

– В каком Лиза состоянии? – спросила она.

Капитан посмотрел на них троих, переводя взгляд с одного лица на другое, и вдруг смутился.

– Сейчас уточню…

И он виновато потрюхал в свою машину, к рации.

– «Другие – это ад», – проговорил Лоран. – Сартр прав.

– Не прав, – покачал головой Реми. – Отражаясь в глазах других , мы видим себя. Это делает нас цивилизованными. Смотри, даже наш капитан решил вдруг сделаться «ангелом», а все потому, что несколько дней кряду отражался в наших глазах…

– Жива! – выбрался Гзавье из машины. – Состояние неважнецкое, но принципиальной угрозы здоровью нет! Я узнал, в какую больницу ее увезли, держите адрес…

Реми с Ксюшей вернулись к себе в гостиницу далеко за полночь. Лоран остался в Италии, в больнице, оплатив дополнительную койку в палате Лизы для себя.

Юрий Чеботарев позвонил, когда они еще были в дороге из Италии во Францию.

– Ваша жена задержана жандармерией, – ответила Ксения, – а Лиза в больнице, в Италии. Состояние у нее неважное, но угрозы для жизни нет.

Чеботарев пытался разузнать подробности произошедшего, но Ксюша, сославшись на поздний час и усталость, предложила перенести все разговоры на завтра.

– Он предлагает приехать к нему в полдень, – отведя трубку, сказала она мужу. – Что ответить?

– Если ему надо, пусть сам приезжает к нам. А полдень нас устраивает, думаю. Успеем выспаться?

– Успеем, – ответила Ксения. – Запишите адрес нашей гостиницы, – проговорила она в телефон. – Ждем вас в полдень…

Чеботарев спорить не стал.

– Не хочется мне его видеть, – признался Реми, когда Ксюша отключилась.

– Ремиша, он ведь переживает… Надо ему рассказать, что к чему, что с его дочерью случилось!

– Двадцать пять лет не переживал, а тут вдруг развезло? Не верю я в это, Ксю. Лиза ему нужна для устрашения своей семейки, то есть подход чисто утилитарный. По большому счету, ничем не лучше, чем у его жены.

– Мне кажется, что неправильно судить о человеке, не узнав его. Вот поговорим с ним завтра, тогда и разберемся.

– Говорить все равно будешь ты, он по-французски ни бум-бум.

– А ты разве на встречу не пойдешь?

– Пойду… Ради тебя. Если что подсказать нужно будет.

На следующий день Чеботарев приехал к ним в отель точно в полдень. Позвонил снизу и предложил сходить на ланч в какой-нибудь ресторан, но Реми отказался. «Скажи ему, Ксю, что мы поздно встали и только что позавтракали. Пусть поднимается к нам в номер».

Через пять минут Чеботарев постучался к ним в дверь.

Ксюша устроилась на кровати, усевшись по-турецки, а мужчины заняли два стула, имевшихся в комнате.

Некоторое время висела тишина. Реми с Ксюшей поразило его сходство с Лизой, и они вглядывались в человека, который назывался олигархом, словно пытаясь понять, как эти двое, отец и дочь, могут иметь столь близкую внешность при столь огромной душевной разнице.

– Ксю, я буду говорить, а ты переводи, – неожиданно предложил Реми.

Ксения удивилась, но спорить не стала.