Галина Романова - Цвет мести – алый

Не поверили – взглянули. Не соврал браконьер. В самом деле, на дне оврага обнаружились останки мужчины, предположительно молодого, если судить по одежде. Предположительно, не очень давно убитого, всего-то, может, пару месяцев тому назад. Скончавшегося от нескольких ножевых ранений. При тщательном осмотре останков в кармане убитого обнаружили пригласительный билет на студенческую вечеринку в уже известный Горелову институт. Пригласительный билет был именным. И имя, значившееся там?.. Правильно! Шишкин Геннадий – было выписано там, красиво, с легким наклоном, хотя уж и поистлеть билет немного успел. Поехали в институт, нашли знакомых парня, которого уже давно никто не видел. Пригласили парочку ребят на опознание. Парни нос воротили от трупа. Одежду узнали. А вот девушка Гену узнала точно. Долго плакала и призналась, что она уже говорила с кем-то о Гене и даже ездила с этим человеком в центр города, где Гена работал незадолго до своего исчезновения.

– Съездили и туда, – нравоучительным тоном продолжал свой рассказ Сизых. – Поговорили с дамой. Ничего, с пониманием оказалась дамочка, разговорчивая.

– Разговорили ее? Есть результат?

Горелов зябко повел плечами, повертел шеей, которой сделалось тесно в воротнике сорочки. Хорошо, что сам он там не засветился – Белов вел бой со старой грымзой с фирмы. Иначе от Сизых он и за это получил бы сейчас по полной программе.

Что же теперь? Кого подозревать? Кто мог убить Шишкина? Сообщник или злоумышленник?

– Результат? – Сизых неуверенно улыбнулся. – Смотря что считать результатом, Кеша. Судя по тому, что ты не спрашиваешь, каким родом деятельности занимался Шишкин, ты об этом знаешь? Был там?

– Не был, Валерий Иванович, ни там, ни в общежитии. Я в деканате был.

– Вот как? – Сизых изумленно заморгал. – И кто же нас опережает на полкорпуса? Кто, если не секрет?

– Да какой тут секрет… – Не хотелось Горелову выдавать Белова, а что делать? – Муж Маши Беловой.

– Алексей Захаров?!

– Да нет, бывший ее муж. Он долго ждал результатов расследования убийства Марины Стефанько. Они все со студенчества дружили. Тесно дружили.

– Не дождался?

– Нет.

– И занялся самодеятельностью?

– Ну да. Для начала он…

И Горелов подробно рассказал, как Белов говорил с работниками кофейни, на пороге которой и убили Марину.

– Так и ты с ними говорил!

– Я-то говорил, да мне они мало что сказали. Недоверчивый персонал там очень.

– А ему доверились?

– Выходит, так. Но бармен категорично утверждает, что убить хотели именно Марину, а не мою бывшую жену. Я-то поначалу подумал…

– Да знаю я, что ты подумал! – в сердцах замахал на него руками Сизых. – А затем вы поехали в институт?

– Нет, для начала он смотался к фотографу, с которым у Марины был роман когда-то. Потом уже мы вместе в институт отправились.

– А что же, к Гольцову сунуться вы не рискнули?

– Не рискнули. Да и я тоже считаю, что не стал бы гражданин с подобным деловым размахом устраивать столь резонансное шоу прямо в центре города.

– Не стал бы, это точно, – кивнул Сизых, взял вдруг в руки стакан с остывшим травяным чаем, поднес к носу, втянул в себя запах, удивленно воскликнул: – А остывший-то как пахнет, Кеша! Просто чудо какое-то, а ну, пробуй!

Пришлось подчиниться. Но, к удивлению Горелова, остывший травяной чай и в самом деле оказался чудесным напитком. Не пришлось ему себя насиловать, и врать тоже не понадобилось. Сказал, отставив в сторону пустой стакан, что чай в самом деле великолепный.

– Валерий Иванович, вы мне так и не поведали, что удалось узнать на том месте, где работал незадолго до своей гибели Шишкин?

– А ничего нам эта моль седая не сказала, представляешь?! – зло оскалился Сизых, допив чай до донышка, даже травинки с последним глотком подцепил и теперь с раздражением отплевывался. – Я из любопытства сам с Сячиным пошел, он сейчас ведет это дело. И так мы ее ломали, и сяк… Документы грозились изъять на проверку. Говорит – проверяйте. Ничего у нас, мол, нет криминального. Мы, говорит, людям помогаем жить!

– И чем же Шишкин людям помогал?

– А она говорит, что не успел он ничем помочь, почти сразу же уволился. Не понравился он, мол, ни клиентам, ни работодателям. Да и сам был далеко не в восторге от работы, требующей душевности и внимания.

– Врет?

– На сто два процента! – фыркнул Сизых. – Не хочет бизнесу вредить, и только.

– А список клиентов, которых обслуживал Шишкин, у нее есть?

– Может, и был, да сплыл, – задумчиво обронил начальник и со злостью уставил палец на Горелова. – А все ты! Ты и твой Белов! Не было бы самодеятельности этой, глядишь, тетка бы и разговорилась под протокол. А вы ее спугнули! Как пить дать спугнули…

Вывески на двери уж не оказалось. Вениамин Белов даже засомневался – а туда ли он попал? И топтался возле двери, боясь схватиться за ручку, минуты две-три.

Вдруг ему не повезет, вдруг они отсюда съехали, и он не узнает то, зачем явился? Страх, омерзительный страх, словно превративший все его тело в противное желе, – вот что он чувствовал, рассматривая грязные следы от своих большущих ботинок на полу. Вздохнул, выдохнул, протянул руку, взялся за дверную ручку, повернул, потянул дверь на себя. Подалась, уже хорошо. Вошел, огляделся.

Да нет, все на месте. Интерьер прежний. Мадам все та же. Правда, седину она скрыла под париком иссиня-черного цвета. И ей это шло, как ни странно, и лет не добавляло, как раз наоборот. И переоделась она очень удачно – в костюм василькового цвета. И это тоже ее красило.

– Ух ты! – выдохнул он, не совсем вежливо, в упор, рассматривая эти перемены.

– Что – ух ты? Снова вы?! – Она узнала его и скрыть это не попыталась даже.

– Здорово! – Он неуверенным движением повел рукой в воздухе, обрисовывая женский силуэт. – Все это – здорово!

– Спасибо, конечно, но… Но это ничего не меняет, – предупредила она, откидываясь на спинку своего кресла.

– Вы не правы. – Белов шагнул к ее столу, развернул стул для гостей, с тяжелым вздохом на него уселся. – Это меняет все! В прошлый раз я подумал, что вам уже за сорок, и хорошо за сорок. Можно даже сказать, подумал я, что вам почти полтинник. А теперь… Нет, в самом деле, здорово! Всегда так вот…

– Что – всегда?

Щеки ее порозовели, настырный, не совсем учтивый комплимент Белова достиг цели. Она оттаяла. Может, так и надо с женщинами, а, подумал он, не сводя с нее глаз. Не нужно лгать им, привирая и что-то приукрашивая. Нужно говорить правду, да и просто – говорить с ними подолгу, откровенно. Он вот Машу оберегал от всего, вечно боялся обидеть. И что вышло?

Опять он о ней?! Ну, отпустит это его когда-нибудь, господи, или век ему с этим жить?!