Наталья Андреева - Любовь.ru. Любовь и смерть всегда вдвоем

«…Что нежной страстью… как цепью я окован…»

— Ну, что, красавица, очнулась?

Попробовала открыть глаза. Боже! Оказывается, солнечный свет — это так больно! Яркий, ведь на улице весна. Зачем его впустили в больничную палату? Не место ему тут. Не место. Здесь болезни, страдания. Солнечный луч подкрадывается к лицу, как игривый котенок к блюдечку с молоком. Чуть тронул мягкой лапкой веки, они задрожали. Открыла глаза и тут же закрыла. Виски сдавило словно тисками. Больно.

— Тошнит…

Прямо над ней чье-то лицо, все расплывается, как в тумане. Сделала усилие, моргнула несколько раз: мужчина в белом халате, седой ежик волос, лицо в морщинах, внимательно смотрит на нее через очки в желтой металлической оправе.

— У тебя, милая моя, небольшое сотрясеньице мозга. И шейные позвонки от удара чуть-чуть сместились. Помнишь что-нибудь?

«Небольшое», «чуть-чуть»… Все они так говорят. По ее самочувствию не скажешь, что чуть-чуть. Конец света. Лучше умереть, чем так страдать!

— Я? Да…

«…Что нежной страстью…»

— Из милиции тобой уже интересовались. Но я сказал: «Ни-ни».

— Из милиции?

— Значит, не помнишь.

Пожилой врач посмотрел на нее пристально и замялся. Она поняла эту паузу: говорить или не говорить? «…Что нежной…» Вертится в голове беспрестанно и все тут. Может быть, это безумие? «…Что нежной страстью…» Господи, что было-то до нее, до этой страсти?

— Ну, лежи тогда, отдыхай, скоро из реанимации в общую палату переведем, — вздохнул врач, и она поняла, что его выбор: не говорить.

— Постойте.

Он задержался в дверях, посмотрел на нее нерешительно.

— Э-э-э… А, может быть, не стоит волноваться? Отдыхайте.

Все правильно: только истерик ему не хватало. Он хирург, не психотерапевт.

— Я хочу знать.

— Э-э-э…

— Что с мужем?

— Здесь он. В реанимации.

Она вспомнила наконец все, что было до того, как ария, исполняемая популярным певцом, оборвалась на слове «окован». Работала магнитола. Она слушала музыку, чтобы хоть чем-то себя занять. И тут… Удар сзади в их «Жигули», стоявшие на шоссе с включенным аварийным сигналом. И знак выставлен сзади, метрах в двух. Машина заглохла. Он пытался ее починить. Она не видела мужа за поднятым капотом машины. Значит, вся сила удара другой машины пришлась на него. В реанимации…

— Не надо меня жалеть.

— Не надо, говоришь, — врач вернулся неохотно, снова присел на стул возле ее кровати. И повторил с сожалением: — Не надо…

— Он умер, да?

— Родные-то у тебя есть?

— Нет. Мама умерла.

— Давно?

— Не очень. А отец… Отца не было. Она одна меня растила. Да что вы все ходите вокруг да около?! Подготавливаете меня, что ли? Думаете, ничего не понимаю? Я сама психолог. По образованию.

— Вот как. Психолог. Сама, значит, справишься… Да, он умер. Там же, на шоссе.

Она вспомнила: носилки. Тело на носилках, которое несли в микроавтобус серого цвета. Кажется, в народе такие зовут «труповозками». Тело было с головой накрыто брезентом. Ее в это время несли в машину «Скорой помощи». Носилки тряхнуло, и она потеряла сознание. Умер, значит. Там же, на шоссе. «Что нежной страстью…»

— Что, плохо?

— Голова. И солнце.

— Солнце? Глаза режет? Сильно? — Да.

— Это плохо. У тебя от сильного удара о переднюю панель образовалась обширная внутренняя гематома, и это самое плохое из всего. Хорошо, что ты была пристегнута, а то бы вылетела через лобовое стекло. И тогда все. Я полагаю, что гематома сама рассосется. Не хотелось бы операцию делать.

— Операцию? — Она испугалась.

— Что, не хочешь? Это правильно. Тогда терпи. Болеть будет.

Пристегнута. Рассеянность спасла ей жизнь. Машина остановилась, муж занялся ремонтом, а она так и не отстегнула ремень безопасности. Удар о переднюю панель. А могла бы и вылететь через лобовое стекло. Тогда все. А, может быть, так было бы лучше?

Врач подошел к окну, задернул шторы:

— Вот и все. Легче?

— Да. Спасибо. — Молоточки перестали стучать в висках, стало прохладнее и действительно легче.

— Ну, лежи, отдыхай. Раз у тебя родных нет, кому сообщить-то?

— Подруге. Людмила Самсонова. Запишите телефон.

— Погоди, медсестру позову. Это уж вы теперь с ней сами договаривайтесь, по-женски. А ты, ничего, молодец. Держись, психолог.

Ушел. Весь ужас происходящего дошел до нее чуть позже, когда немного утихла боль. Пришла медсестра, сделала укол, и вновь почудилось: «Что нежной страстью…» Но теперь мелодия, крутившаяся в мозгу, словно заезженная пластинка, внезапно оборвалась. Игла проигрывателя перескочила на соседнюю дорожку, нахлынули новые воспоминания, и новая боль вдруг обрушилась ливнем, да так, что тело закружило в этом потоке, словно легкую щепку.

— Мама! — крикнула она. — Мамочка!

Тихо. Голос внезапно осип. Не услышали. Она протянула руку, одним движением смахнула все, что стояло на тумбочке рядом с кроватью. Чашка, ложка, тарелка, пузырьки с лекарствами… Грохот.

— Да кто ж тут безобразничает?

— Помогите…

И уже сквозь туман:

— Вы что не видите: у нее кровотечение?

— Врача! Срочно! Эх, видать, не обойдется.

— Да. Бедняжка. Ребеночка-то жалко.

— Надо же так: и муж погиб, и выкидыш случился. В один день.

— Перенервничала.

— Эх, найти бы этого мерзавца!

— Пьяный, небось, за рулем-то был…

«…как цепью я окован…»

Нет, он был не пьяный. Только не это. Он знал, что делал. Она уже пожалела: зачем поддалась на уговоры? Зачем согласилась на эту работу? Ведь именно с нее и началось. Муж уговорил. А мужа она слушалась беспрекословно.

Так это и бывает. Редко, но бывает. Позднее счастье, которое приходит, когда ничего уже от жизни не ждешь. Прямо, как в кино. Живет в огромном городе женщина, не красавица, но и не дурнушка, неглупая, добрая и с хозяйством управляется. Школа окончена с золотой медалью, учеба в университете далась легко, красный диплом, потом работа с утра до ночи, пустые выходные дни. Все при ней, и все мимо нее. И бури житейские, и радости. Живет она с мамой, в маленькой однокомнатной квартирке, не богато, но и не в нищете, читает тайком романы о любви, которые мама пачками приносит из библиотеки. И все время ждет. Потому что навязываться как-то неудобно. Счастье, что птица, в неволе не живет. Надо ждать, терпеливо ждать, заботливо рассыпая каждое утро зернышки на ладошке. Ладошку не надо сжимать в кулак, но в глаза при этом никому не заглядывать с немым вопросом, вести себя с достоинством. Быть милой и простой. Сдержанной. И однажды случится все, как в кино. В дождливый летний день у автобусной остановки притормозит машина, и водитель, опустив стекло, вдруг спросит: