Елена Михалкова - Манускрипт дьявола

– Ты мне сам говорил, что за расшифровку рукописи даже денег не заплатят! – воззвал он к здравому смыслу Илюшина.

– Слава стоит многого, – ответил тот. – Возможно, есть человек, готовый платить за то, чтобы его признали Тем-Самым-Кто-Раскрыл-Тайну-Рукописи. Я бы не удивился, если бы так оно и оказалось. Тогда все упирается в деньги – как, впрочем, почти всегда. Логично?

– Нелогично!

– Кроме того, – проигнорировал Илюшин протест Бабкина, – ты забываешь о том, что наверняка есть люди, помешанные на манускрипте. Не в переносном, а в прямом смысле. Считающие, что он должен раскрыться только им, а не какой-то девчонке двадцати трех лет от роду. Способные на любые действия ради восстановления того, что они считают справедливостью.

– Ты описываешь психа. Если это он организовал похищение Куликовой, мы его не найдем.

– Найдем. Я надеюсь на то, что человек, к которому мы идем, нам поможет.

Они остановились возле кирпичного дома, свечкой уходящего ввысь.

– Точнее, человек, к которому мы уже пришли. У тебя диктофон далеко?

– В кармане. – Бабкин похлопал себя по груди. – Как его зовут?

– Борис Осипович. Отчим того самого Арефьева, до которого мы дозвониться не можем.

Борис Осипович оказался немолодым мужчиной в очках, с аккуратной бородкой, говорившим тихо и неторопливо. Он провел сыщиков в комнату, заваленную книгами, и переложил тяжелые тома с дивана на стол, расчистив место для Макара и Бабкина.

– Жена улетела на полгода в Америку, вот и хозяйничаю сам, – объяснил он, поправляя очки. – Зато до всего необходимого легко дотянуться.

«Это точно», – подумал Бабкин, рядом с которым высилась стопка книг, а на них стояла пустая фарфоровая чашка из-под чая.

– Я знаю от Аркадия Ильича про то, что случилось, – сказал Борис Осипович, не дав Макару приступить к делу. – Разумеется, сделаю все, что в моих силах. Господи, бедная девочка! Надеюсь, все обойдется…

– Расскажите о ней, пожалуйста, – попросил Илюшин, подав Сергею знак включить диктофон.

– Наташа очень своеобразная девочка. Я близко наблюдал ее на протяжении многих лет – они с моим сыном дружили…

Бабкин отметил про себя «с моим сыном», и отчим Максима Арефьева сразу вырос в его глазах.

– Она умница, у нее редкий для женщины математический склад ума. И в то же время – художественный талант: она много рисовала и занимала призовые места на выставках, хотя нигде не училась. После лицея Наташа решила поступать в тот же институт, что и Максим, – и поступила, представьте себе, хотя отец отговаривал ее. Он был прав, как позже выяснилось, потому что ее решение было вызвано желанием доказать что-то себе и окружающим, в первую очередь Максиму.

– Они дружили с детства?

– Да. Наташа, Максим и Алеша Баренцев… Забавной они были троицей, скажу я вам. Сперва Максим с Тошей как-то незаметно сдружились, хотя были в разных классах, а потом к ним прибился и Лешка.

– Он тоже учился вместе с ними?

– Да, в одном классе с Максимом. Дворовая школа, по правде говоря, была ужасной. Максим ходил туда лишь потому, что его мама не имела возможности возить его в другой район. У Тоши особая ситуация – Аркадий воспитывал ее один, и ему нужна была школа рядом с домом. А вот Лешка Баренцев чувствовал себя там как рыба в воде. Он такой дворовый мальчик, совсем простой, из бедной семьи – типичная безотцовщина. Очень тянулся к Максиму и Наташе, потому что, вы понимаете, они ведь были совсем другие дети. И воспитание их было другое. Они много читали, их водили по музеям, театрам… Взрослые уделяли им время, вводили их в свой круг, а это почти всегда благотворно сказывается на развитии подростков. Честно говоря, Максим с Тошей выделялись на общешкольном фоне. У обоих ярко выраженные математические способности – не зря же после девятого класса они без труда поступили в физико-математический лицей. А, между прочим, знаете, какой туда был конкурс!

– А Баренцев?

– А он решил уйти в ПТУ. Это было правильное решение, – школа ему ничего дельного дать не могла. А так Леша закончил училище и сразу начал зарабатывать. Для него, мне кажется, это всегда было важно, как для многих, на кого нищее детство наложило отпечаток.

– Насколько я знаю, Наташа увлекалась шифрами, а Максим – кладоискательством, – начал Илюшин, и Борис Осипович закивал:

– Да-да, должен признаться, что это мое влияние. Когда Максиму исполнилось четырнадцать лет, я сочинил для него игру – всей компанией они искали клад. Я специально придумал задания, которые ребята могли бы решить вместе, используя эрудицию каждого из них. Мне хотелось направить их бессистемные увлечения в какое-то конкретное русло, показать, скажем так, возможность практического применения их знаний. Кто бы мог подумать, что из этого выйдет! Для клада я использовал настоящие золотые монеты, еще дореволюционные… Кажется, Николая Второго. Жена сначала возражала, убеждая меня, что монеты дорогие, но мне казалось несправедливым по отношению к Максиму использовать в качестве награды что-то современное. Деньги эти лежали у меня много лет, и я подумал, что вполне могу подарить их детям.

– Детям?

– Ну конечно. Максим отдал каждому из друзей по монете, как я и предполагал. Он сам и Наташа сохранили свои монетки, а Алешка тут же продал и купил что-то полезное… кажется, плеер. Откровенно говоря, мы с Таней и предположить тогда не могли, что с этого начнется увлечение сына настоящим кладоискательством. Но Максим ведь у нас такой… упорный. Он сейчас учится в аспирантуре института, его уже несколько раз посылали в Великобританию, на симпозиумы, как подающего надежды молодого ученого. – В голосе Бориса Осиповича звучала нескрываемая гордость. – А хобби у него осталось с детских лет – кладоискательство. Наташа же всерьез занялась кодами и шифрами, даже в Египет специально ездила – в местный археологический музей с какими-то невероятно древними табличками. А потом увлеклась манускриптом Войнича. Ну, в этом ей Максим тоже составлял достойную конкуренцию, потому что одно время они этим Войничем просто бредили!

– Алексей сказал нам, что Максим сейчас в Шаболино… – осторожно начал Илюшин.

– Да, и я второй день не могу до него дозвониться. – Борис Осипович нахмурился. – Хотя на этот раз он не стал забираться слишком далеко. Шаболино – маленькая деревушка, но Максим давно горел желанием отправиться туда.

– Вы не могли бы рассказать подробнее? Или это секрет?

– Нет, ну что вы, какие секреты! Расскажу, конечно. Он поправил очки, словно готовясь прочесть лекцию, но начал совсем просто:

– Жил-был еще до революции купец первой гильдии Никита Шаболин. Состоятельный человек, сделал деньги на торговле сахаром. Когда ему было под пятьдесят, он завел себе молоденькую любовницу из актрис и построил для нее усадьбу неподалеку от собственного поместья. Актрису звали Ольгой, фамилию сейчас и не вспомню… Было ей, кажется, около восемнадцати. Соблазнилась ли она состоянием Шаболина, или же искренне любила его – почему бы и нет? – но только профессию свою она бросила, уехала из города и поселилась в этой усадьбе, которую для нее возвели. Все это я знаю от Максима, который раскопал историю о любовнице Шаболина в архивах нашей библиотеки. Ситуация была скандальная, все всё знали, купца особенно не осуждали, а вот девицу – весьма и весьма, и какой-то местный писака кропал в газетку статьи с призывами к защите нравственности. Ну, Шаболину принадлежало три деревни в округе, он там был царь и бог, так что никто возвышать против него голос не смел – кроме разве что этого самого писаки. И потом, любовница его жила тихо, всего лишь с четырьмя-пятью слугами, нигде не появлялась, вот только любила по окрестным лесам носиться на лошади.