Елена Михалкова - Иллюзия игры

Гройс подчеркнул «нежелательных», и Ирка забеспокоилась:

– А мы? Мы-то с тобой какие?

Михаил Степанович только усмехнулся:

– Пойдем. Сперва присмотримся, а там и сыграть можно.

Над зелеными бильярдными столами поднимался сигаретный дым. Курили, заметила Ирка, не игроки, а зрители. Разговаривали здесь вполголоса. То и дело раздавались оглушительно громкие удары. В клубе были и студенты, толпившиеся большими компаниями вокруг двух столов, и женщины, игравшие подчеркнуто сосредоточенно, но больше всего было мужчин средних лет, скромно одетых. Ирка тут же перестала стесняться своих джинсов и рубашки, тем более, что никто не обращал на них с дедом внимания – все были увлечены партиями.

Гройс протиснулся к столу, за которым играли двое мужчин столь разительно отличавшейся наружности, что они не могли не привлечь внимания. Первый – низенький, толстый, почти колобок, гримасничающий и размахивающий руками. Черные глаза его живо блестели, и весь он был живой, подскакивающий, как мячик, и суетливый. Второй – настоящий викинг: высокий, белокурый, с красивым загорелым лицом. Этот выглядел спокойным и невозмутимым, говорил мало, держался так, словно вокруг не было ни одного зрителя. Но на подошедшую девушку бросил молниеносный изучающий взгляд, словно прострелил, и так же быстро осмотрел Михаила Степановича. «Все он замечает, – подумала Ирка. – Только притворяется».

Викинг склонился над сукном, примеряясь ударить.

– Играй прямого клаптштоссом! – громко посоветовал кто-то.

– Оттяжкой его, оттяжкой… – пробормотали около Ирки.

Викинг ударил, и шар влетел в лузу. Колобок страдальчески схватился за голову и изобразил на лице отчаяние.

– Дед, зачем он гримасничает? – шепотом спросила девушка. – Я же вижу, что он играет на публику. Для чего?

– Дурачком прикидывается. Это – Беня Фельдман, известная личность. Странно, что его сюда пустили.

– А кто второй?

– Имени не помню, но он – шпилевой. Таких еще жуками называют. Но не хастлер, нет. Ты их не путай.

– Как же я их спутаю, если не знаю, кто они такие? – рассмеялась Ира. – Расскажешь?

– Пойдем-ка…

Они выбрались из толпы зрителей, окруживших соперников плотным кольцом, и Гройс отвел девушку за столик в отдалении, из-за которого они могли наблюдать за игроками.

– Хастлер – это бильярдный мошенник, – пояснил он, делая знак официанту. – Словечко нынешнее, а в мое время таких называли чесало . Он разводит других на игру, притворяется, что сам играет плохо, и в конце концов обыгрывает всех. А шпилевой – просто очень сильный игрок. Не спортсмен, любитель. Но такие любители зачастую играют почище профессионалов.

Подошел официант, и Михаил Степанович, не глядя в меню, заказал салаты и для себя – коньяка, а для Ирки – слабенький коктейль.

– Должно быть, Беня сейчас играет честно, а раньше за ним много грешков водилось.

Ирка задумалась. Кое-что оставалось неясным.

– Дед, а как можно жульничать в бильярд? – неуверенно спросила она. – Это же не карты, тут шары не подменишь и крапленый стол с собой носить не будешь.

– Стол можно подменить, – усмехнулся старик и в ответ на недоуменный взгляд девочки пояснил: – На мокром и на сухом сукне шар катится по-разному. Опытный игрок это всегда учтет, а то и сам случайно пиво прольет в таком месте, где заказать другой стол ну никак не получается. Раньше, говорят, могли смазать кий соперника салом, чтобы скользил, проскакивал. Еще, бывает, передвигают шар перед ударом – ставят на более выигрышную позицию. Тут уже чистая ловкость рук: как бы случайно кием его коснуться или обшлагом рукава, который слишком сильно накрахмален… Но это все так, ерунда, приемчики, а самое главное, как и везде, – понимать человека, с которым играешь. Хастлер должен уметь любого игрока вывести из себя: взволновался, занервничал – хуже играешь, мажешь мимо лузы. Под руку сказал – сбил человека с удара. Фельдман самый настоящий хастлер, оттого и все его ужимки.

Он поискал глазами по залу, указал подбородком:

– Вон, видишь того студентика?

Ирка присмотрелась. Неподалеку от них, прислонившись к стене, стоял высокий, хорошо одетый молодой человек с породистым лицом и с высокомерной усмешкой наблюдал за игрой.

– Смотрит, губы кривит, – продолжал Михаил Степанович, – гадает, зачем блондин с таким шутом гороховым связался. А сам простой вещи не понимает: Беня – артист, он не просто играет, а почву для будущих дел готовит. Сейчас он красавцу проиграет, а в следующей партии студента разведет на хорошие деньги и обдерет как липку. Видишь, как выгодно ему казаться шутом?

– А этот, шпилевой? – заинтересованно спросила Ира, переведя взгляд на викинга.

– А что он? Сейчас сделает партию – и исчезнет до следующего раза. Хотя…

Гройс прищурился, глядя на второго игрока.

– Что-то меня смущает в этом красавце, – пробормотал он. – Но что – не пойму. Вроде бы честный игрок, и раньше я его где-то встречал, а вот поди ж ты! Ей-богу, ни за какие коврижки не стал бы сейчас с ним играть, даже будь я Беня. Эх, старость, память плохая. Да и бог с ним! Хочешь шары покатать? Из меня, конечно, игрок средненький, но пару уроков дать могу.

Ирка с воодушевлением согласилась. Они пошли искать стол и не видели, каким внимательным взглядом проводил их «викинг».

Домой возвращались около десяти, шли пешком по теплым улицам, и Михаил Степанович всю дорогу травил байки про бильярдистов. Он чувствовал себя в ударе. Ирка смеялась, не верила, и старик, нарочито горячась, убеждал, что все истинная правда, все так и было.

Они поднялись пешком до седьмого этажа – Гройс не признавал лифтов и приучил Ирку ходить по лестнице. На площадке стоял человек, увидев которого, девушка замерла и вцепилась в руку старика. А потом отпустила.

– Здравствуй, Ирина, – сказала ее мать, повернувшись и убрав руку с кнопки звонка. Со стариком она не поздоровалась, словно его здесь не было.

– Мам… – Ирка не двинулась с места. – Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду. Хватит по чужим квартирам шататься, пойдем домой.

Михаил Степанович усмехнулся:

– Что-то ты, Валя, поздно спохватилась о чужих квартирах. Ириша у меня с той весны живет.

– Вот пожила – и будет, – сухо сказала мать, сверкнув на него черными глазами. Посмотрела на девушку, и голос ее смягчился: – Ирин, я виновата. Ну прости! Возвращайся, не вороти нос от родного человека. А то уже и между соседями пошли сплетни, и тетя Света спрашивает, куда ты пропала… Не по-людски получается.

– А как же… – голос девушки дрогнул, – а как же дядя Вова? Хочешь, чтобы мы с ним помирились?

– Я его выгнала. Нету его больше и никогда не будет. Пойдем, Ирин…

Валентина не смотрела на старика, но он кожей ощущал исходящую от нее враждебность. «До чего красивая баба, – против воли подумал Гройс. – Заберет ведь у меня девчонку, стерва…»