Галина Романова - Тайна, приносящая смерть

Степушкин поднялся тремя ступеньками к массивной двери, дернул за ручку. Дверь мягко поддалась. Сразу за дверью турникет, охранник вскочил со стула, потребовал документы. Предъявил, что ему, жалко, что ли. И даже сказал, что его должны ждать. Охранник сунулся в пустой журнал с одной-единственной заполненной верхней строчкой. Покивал важно:

– Проходите. – И запустил в движение преграждающий путь турникет. – Дарья Дмитриевна вас ждет.

Девочка была прехорошенькой. Степушкин аж слюну сглотнул, до того ему девочка понравилась. Высокая, ножки – струнки. Попка, юбочкой обтянутая, аккуратная, ручки ухоженные. Короткая стрижка, симпатичное молодое лицо. Степушкин чуть было не повернул обратно.

Разве могла такая красотка соображать и искать преступников? Такой только под руку с богатым фраером прогуливаться по тусовкам и площадям городским. Хрустеть карамельками да, прости господи, по команде юбчонку задирать. Что она смыслить может?

Глазки Дарьи Дмитриевны его остановили. Умненькие такие, въедливые. Такие, что не смотрят, а внутренности твои перебирают с последующей сортировкой. Такие глазки подвести не могли, это точно. И в такие Степушкин за долгую свою уголовную жизнь насмотрелся вдоволь.

– Здрассте, Дарья Дмитриевна, – с полупоклоном поздоровался Георгий Иванович. – Можно присесть?

– Да-да, пожалуйста, – хозяйка просторного шикарно обставленного кабинета кивнула в сторону стула, выставленного посередине. – Присаживайтесь... Георгий Иванович Степушкин, если не ошибаюсь?

– Он самый, он самый, охрана и документ мой смотрела. – Степушкин вытянул из кармана штанов большой клетчатый носовой платок, прошелся по голому почти черепу. – Еле нашел вас, так спрятались... Вывеска незаметная опять же... И почему «Ванда»?

– Имя это такое женское, не слыхали? – усмехнулась Полукарова.

Ну не рассказывать же было гостю, что название придумали, соединив половинки двух имен: Ваня и Даша. Вот и получилось: Ванда. Напарник смущался тому, что его имя первым стояло, настаивал на переименовании. Даша только отмахнулась:

– Пусть остается так, мне нравится.

Так и оставили.

– Имя... – Георгий Иванович пожевал губами. – Может, и слыхал. Я много чего слыхал за долгую жизнь. Слышали о моей беде?

– Немного.

– Поможете?

– Не знаю. Ничего не могу обещать заранее. Мне нужно знать все обстоятельства дела и...

– А мне нужно знать ваши расценки! – перебил ее Степушкин. – Может, зря и пришел? Может, у вас тут за день по тысяч десять нужно платить. И... Я человек старый, одинокий, бедный... Больной к тому же. Слыхали о моей беде?

Врал безбожно!

Старым он лишь выглядел, проведя большую часть сознательной жизни в тюрьме. Оттого и сутуловат, и худоват был, волосы опять же растерял до сроку. Одиноким тоже не мог считаться, бабы липли на него, как на варенье. Что им в нем было, он мог лишь догадываться.

Дом добротный? Да, это было. Приобретению он много времени и сил посвятил. Воровал, не тратил, не шиковал, копил тайком от напарников. Потом, выйдя в очередной раз, домик-то и прикупил, оформив на тетку свою престарелую. И оформлением договора ренты сразу в правах узаконился. Тетка, понятное дело, долго не протянула, померла. Дом перешел к Степушкину. В нем он и жил теперь, успев и надстроить, и перепланировать изрядно. Деньги-то были!

Ремонт забабахал такой, как в телевизоре показывают. На мебель не поскупился. Не все же ему хрусткими нарами спину свою и ребра мять. Надо же когда-то и на мягком поваляться, и теплым укрыться. А роскошь он любил. Любил, чтобы все красиво было.

Эта-то вот любовь его и сгубила. Из-за нее, проклятой, он теперь и сидит перед этой симпатичной девчонкой, возглавляющей сыскарское агентство со странным, совсем не подходящим случаю названием.

А бабы его...

Что бабы? Наглые они, оголтелые, алчные и до денег с угощением, и до ласк. А какие теперь у него могли быть? Только такие, какие же еще! О любви-то он теперь и не мечтал. Мечты все растерял по срокам и по ссылкам. Теперь только паскудницы жадные и грели его койку. Пару месяцев назад две такие вот столкнулись лбами на его огороде ночью, так полосовались, так полосовались, что хоть собак на них спускай.

– У вас есть собака? – словно услыхав его мысли, спросила симпатяшка в обтягивающей юбочке.

– Что? Собака? Нет, собаки нет. А это вы к чему?

– Так, собаки нет, – записала Дарья Дмитриевна, глянула на него внимательно. – Живете один?

– Один.

– А гости? Гости случаются?

– Гости? Какие такие гости? – Степушкин осторожно пожал плечами.

Вот привычка многолетняя, куда от нее деваться! Вроде и по своей нужде и сам сюда пожаловал, а карт всех открывать не хочется. А собственно, о каких гостях речь? Каким гостям у него быть-то? Из прошлой жизни редко кто когда захаживал, не жаловал он их особо и уж точно не приглашал никогда.

Про баб ей своих рассказать? Так не поверит. Видел, видел, как носиком брезгливо подергала, когда он в кабинет к ней ввалился. Досье прочла и думает небось, что подзаборник он какой-нибудь. Портки опять же недорогие, штиблеты – прощай молодость, рубашонка не особо. А чего ему выпендриваться-то? С какой стати достатком своим перед носом у других помахивать? Чтобы повадно было в дом к нему лазить? Так слазили уже, хватит.

– Когда у вас в последний раз дома были гости? – терпеливо повторила свой вопрос Даша. – Послушайте, Георгий Иванович, ведь если вы не станете говорить со мной откровенно и честно, то я вряд ли смогу вам помочь. Мы же с вами не под протокол, что вы в самом-то деле! Сами пришли, а теперь недоговариваете.

– Что нужно-то? – неуверенно спросил Степушкин, уже жалея, что пришел.

Найти все равно ничего не найдут, дурак, что поверил в чудо. Подноготной всей этой девчонке знать тоже не надобно. Дружат они с тем следаком с мутными противными глазами. Что мешает Даше этой поделиться с ним сведениями? Да ничего! Контора ее с дурацким бабьим названием сегодня есть, завтра развалится. А Степушкину потом жить...

– Мне нужно знать все! – мягко шлепнула аккуратной ладошкой по столу Дарья Дмитриевна. – Ваши контакты, все возможные посещения вашего дома, включая почтальонов и соцработников. Ну и... И бывших ваших коллег по цеху. Потом... Кто еще знал о том, что украденные вами вещи вы не продали в свое время? Знал или догадывался? Может, вы хвастались кому-то, показывали их, может, кто-то мог подсмотреть, как вы их мерили. Вы же делали фотографии, может, кто-то видел их. Вы готовы ответить на мои вопросы?

Степушкин глубоко и надолго задумался.

Да, глазки девчачьи его не обманули. Вона как сразу быка за рога и в стойло! Не стала ходить вокруг да около, а сразу ей и про контакты все выложи, и про гостей, и про блатных. Про все, про все.