Алина Егорова - Сапфиры Айседоры Дункан

«Такого на арапа не возьмешь», – смекнул Обносков и решил поменять тактику. Дед одинок и жаждет внимания, поэтому и затевает ежедневные склоки. Чтобы расположить его к себе, нужно проявить интерес к его персоне. Польщенный старик растает, и тогда можно будет просить у него все, что хочешь. Да что там просить! Сам предложит перстень, еще и уговаривать будет. Все-таки Леонид не зря считал себя знатоком человеческих душ – как он ловко разгадал натуру Каморкина!

Утром, облачившись в белую рубашку и повязав галстук, Леня стоял перед дверью квартиры Каморкина. К двери долго не подходили, но Обносков был настойчив.

– Степан Константинович? Здравствуйте! Я из областного краеведческого музея, – льстиво пропел он в ответ на неласковое стариковское «Чего надо?».

– Ну и что с этого? – засопел Каморкин, совершенно не собираясь отпирать дверь. – Проваливай, пока милицию не вызвал.

– Я из музея, поговорить хотел, – пробормотал Леня, совершенно растерявшись. Он удрученно побрел вниз по ступеням. Такого поворота Обносков никак не ожидал.

Перстень с сапфирами Леонид считал своим. Он уже мысленно продал его за огромные деньги какому-то сумасшедшему коллекционеру и стал почти олигархом. Он приобрел просторный дом в Барселоне, скупил акции преуспевающих европейских компаний и жил в свое удовольствие. Лучшие красотки мира принадлежали ему, а Алиса была забыта и брошена за ненадобностью. Сама виновата: мужем дорожить надо, а не разменивать его на третьесортных любовников.

Со столь сладкими грезами расстаться Леня не мог. Он продолжал приходить к бывшему «Золотому ключику» и обдумывать план действий. Обносков не сомневался: блестящая идея появится сама. И вскоре его озарило.

В тесной квартирке-мышеловке, которую ему сдала бойкая тетка с вокзала, о цивилизации напоминал лишь телевизор – старенький, малюсенький и капризный. Он то работал, то не работал. Часто шипел и показывал горизонтальные полосы. Но Леня нашел на него управу: стукнет кулаком по корпусу, и полосы пропадают. Правда, иногда вместе с изображением.

Вечером, вытянув усталые ноги на пыльном диване с продавленными пружинами, Леонид апатично смотрел на экран.

– Дачный сезон – благоприятное время для квартирных воров. Большинство краж приходится на летнее время, – известил бодрый голос ведущего криминальной хроники.

Обносков поморщился: его любимый спортивный канал в затрапезной квартирке не принимался. Он выключил телевизор и поплелся на кухню за бутербродами. «Дачный сезон, дачный сезон», – вертелось у него в голове. Дачный сезон! – пришло просветление.

Соседей Каморкина Леня не видел уже неделю. Да и сам старик второй день себя никак не обнаруживал. «Ну, правильно, – догадался Обносков, – на улице значительно потеплело, лето наконец-то наступило к середине июня. Вот дедок и дернул за город, астму лечить».

На дело он пришел подготовленным. Убедившись в отсутствии соседей и старика (никто так и не появился во дворе, и свет в окнах не включали), Леонид легко справился с замком каморкинской квартиры.

Он и не думал, что получится так просто, словно с отмычкой родился, а не орудовал ею впервые.

– Ничессе, живут пенсионеры!

Тусклый сумеречный свет с окон и узкий луч карманного фонаря – все освещение. Но и при нем Леонид сумел оценить небедную обстановку. Не то чтобы старик был Рокфеллером, но Леня ожидал увидеть нечто совсем скромное и ветхое вместо вполне пристойной мебели среднего класса.

В гостиной стоял сервант, как водится, с хрусталем за стеклянными дверцами. Новоявленный домушник стал шарить по полкам: где-то должна была быть коробка с перстнем. Коробок была тьма: с нитками, марками, квитанциями и всякой дребеденью, но только перстня он не обнаружил. Находиться в чужой квартире было страшно, особенно угнетала гробовая тишина. Все вокруг словно вымерли, и за окном не было слышно ни звука. От звука резко затормозившей машины оборвалось сердце. На улице послышались чьи-то шаги. Леня метнулся к окну и осторожно отодвинул занавеску. Он увидел припаркованный джип и его гориллообразного хозяина, шагавшего в сторону дома. Владелец джипа был не опасен, и у Обноскова отлегло от сердца, которое чуть не выпрыгнуло из груди. Лазать по чужим квартирам – занятие оказалось не для его нервов. Он вдруг подумал: если сейчас попадется с поличным, ему несдобровать. Положение было идиотским: он за пару сотен километров от дома в чужой квартире с отмычкой и карманным фонарем обыскивает пыльные шкафы и серванты со всяким барахлом и ничего не находит. Какого лешего он вообще взялся за это дело?! Нужно уходить, а перстень все не попадается. Он со злости стал вываливать из ящиков на пол вещи. Обносков перерыл всю квартиру и злой, как черт, ни с чем убрался восвояси.

«Наврала, стерва! Ну я тебе устрою!» – мысленно пообещал он Агнессе.

Утренний экспресс уносил несостоявшегося миллионера в Петербург. Его гнала злоба. Леонид не сомневался, что драгоценного перстня нет и никогда не было. Его просто-напросто одурачили, как мальчишку. И сделала это какая-то тетка с мозгами курицы, а это больно било по самолюбию.

Леонид свои обещания выполнял не всегда, но в этот раз решил выполнить. Он подъехал к Енотаевской улице, резко свернул во двор и припарковался около знакомого дома. С ненавистью хлопнул дверцей «Матиза» так, что перекосилось зеркало. Машина была не его, на ней ездила жена. Сейчас этот «Матиз» Леню раздражал, как раздражала Алиса и все связанное с ней. Причиной тому были найденные только что мужские часы. Направляясь к дому Агнессы, Леонид заглянул в бардачок за салфеткой, чтобы протереть солнцезащитные очки. Еще несколько секунд назад он точно знал, что скажет Агнессе и как будет себя вести. Это должна была быть сцена, достойная подмостков Большого театра. Леонид представлял себя воплощением возмездия, неумолимого и беспощадного. Он устроит этой твари «апокалипсис», она у него узнает, почем фунт лиха!

В следующее мгновение планы смешались. Мысли о мести были вытеснены внезапно образовавшейся пустотой. Пальцы почувствовали металл браслета, и в этот миг по спине побежал холодок: он еще не увидел этих чужих, враждебных мужских часов с классическим темно-синим циферблатом, а его уже затрясло мелкой дрожью. «Максиму Инархову к юбилею работы в ОАО «Артемида», – было выгравировано на обратной стороне. Леня швырнул находку на место и стал тщательно вытирать руки, словно они были вымазаны чем-то отвратительным. Он совершенно забыл про запотевшие стекла очков, все тер и тер кисти, но они все равно казались безнадежно грязными.

Свирепый, как бешеная собака, Леонид бросился к крайней парадной, дверь которой была открыта и подперта кирпичом, что спасло ее от удара Лениной кроссовки. Кипящая внутри него злоба требовала быть на ком-нибудь сорванной. Лифт долго не ехал, и нервный Леня пошел по боковой лестнице. К шестому этажу он устал, его пыл немного утих. Он передумал душить Агнессу сразу, в прихожей. Обносков добрался до нужного девятого этажа и уже собрался шагнуть на площадку к лифтам, как услышал ворчливый старушечий голос: