Ирина Градова - Пациент скорее жив

– Это же не… – пробормотала я, озираясь.

– Не Светлогорская больница, хотите вы спросить? Вы совершенно правы, не она. Разве я мог оставить вас в том клоповнике? Вас осмотрели, Никита позвонил мне, и мы быстренько переправили вас на «малую родину».

– Это моя больница?

Боже, какое счастье: дома, как говорится, и стены помогают!

– Проснулась? – услышала я веселый голос, и в палату вошел Олег.

Как обычно, он выглядел замечательно, только, может, был слегка бледноват. Но его волосы лежали так, словно он только что посетил салон, а чисто выбритый подбородок мог служить рекламой любой фирмы, торгующей бритвами и лосьонами для бритья. Только сейчас я заметила, что, оказывается, нахожусь в палате не одна: напротив, у стены, располагались еще две койки на приличном расстоянии друг от друга. Женщины, сидящие на них, завистливо смотрели на меня во все глаза. Должно быть, они думали: и как такая раздрызганная женщина могла заполучить двух таких видных мужиков?

– Я выгляжу как фурия, да? – пробормотала я, осознав, что на фоне «своих» мужчин, наверное, напоминаю ожившую смерть.

– Скорее как мумия, – улыбнулся Олег, подходя и становясь рядом с Лицкявичусом.

– Ты – сама доброта!

– Недомогание скоро пройдет, – подал голос Лицкявичус. – Пара суток крепкого сна, и вы снова вернетесь к нам красавицей.

– Ну уж нет! – замахал руками Шилов. – Так быстро вы ее не получите! Агния едва не погибла, а вы снова хотите втянуть ее в какую-нибудь авантюру?

– Я не против! – пискнула я, чувствуя, как ко мне возвращается радость жизни.

– А я вот против! – рявкнул Олег. – Две недели как минимум – и это мое последнее слово!

– Не возражаю, – усмехнулся Лицкявичус. – Думаю, мне удастся уломать вашу завотделением, Агния, чтобы она позволила вам взять несколько дней за свой счет, ведь отпуск-то, по сути, пропал. Кстати, вас ожидает зарплата медсестры за месяц работы в Светлогорке и комиссионные от ОМР – за вредность службы, так сказать.

– Что с Мариной? – внезапно вспомнила я о старшей медсестре, и счастливая, дурацкая улыбка сползла с моего лица.

– Мы поговорим об этом позже, – попытался сменить тему Лицкявичус, но я не позволила.

– Мне нужно знать! – закричала я (вернее, подумала, что закричала, потому что мой голос еще не настолько окреп, чтобы издавать столь громкие звуки). – Марина жива?

– Жива, жива, – вздохнул Лицкявичус. – У нее тяжелая травма головы, но, думаю, все обойдется.

– Слава богу! Я ведь считала ее подручной Урманчеева. Кстати, его взяли?

– Карпухин разослал ориентировки, но ваш психоаналитик – настоящий угорь! Хотя далеко он вряд ли уйдет: его счет в банке заморожен, за квартирой установлено наблюдение.

– А Власова?

– Власова в следственном изоляторе. Правда, она предпочитает помалкивать: адвокат посоветовал ей отрицать какую-либо связь с Урманчеевым, что дамочка и делает сейчас. Однако остается по крайней мере один неоспоримый факт: она пыталась вас убить, и этого адвокату изменить не удастся.

– А Антон? Возможно, мне показалось, но… Антон ведь был там, да?

– Вам не показалось, – кивнул Лицкявичус. – Но о нем мы поговорим позднее, если не возражаете. Вам нужно прийти в себя и оправиться от недавнего… приключения. Мне вообще нужно вам многое рассказать, Агния, но это подождет. Сейчас просто расслабьтесь и отдыхайте.

Сказав так, Лицкявичус попрощался и покинул палату, провожаемый влажными взглядами моих соседок.

Олег присел на краешек кровати.

– Ты постоянно меня удивляешь, – тихо сказал он, проводя рукой по моим растрепанным волосам очень осторожно, словно боясь, что они вот-вот осыплются, как осенняя листва. – И пугаешь.

Было так приятно от того, как его рука касается меня, что я предпочла не расслышать последней реплики. Прижавшись щекой к ладони Олега, я спросила:

– Ты простил меня?

– Простил? – удивился он. – За что?

– За то, как я вела себя в нашу последнюю встречу?

Его лицо выглядело озадаченным.

– Ну, я же знал, что ты через час передумаешь, начнешь заниматься самоедством и захочешь, чтобы того разговора вообще не было, – пожав плечами, ответил Шилов.

– Тогда почему же ты мне ни разу не позвонил?! – воскликнула я. – Я думала, что ты дуешься, не желаешь меня больше видеть, а ты… Я ведь пыталась тебе позвонить, даже номер почти набрала, но не знала, что сказать.

– Я думал, что Лицкявичус… Он что, ничего не сказал тебе о нашем разговоре?

– О каком разговоре? – насторожилась я.

– Он пришел ко мне на следующий день после того, как мы с тобой поругались, и сказал, что ОМР поручает тебе очень ответственное дело. Просил не звонить тебе и не искать тебя, чтобы, не дай бог, не подвергнуть тебя нечаянно опасности. Мне, конечно же, это совсем не понравилось, особенно слово «опасность», но… В общем, Андрей Эдуардович умеет убеждать!

Да уж, точно. Особенно учитывая тот факт, что, судя по словам Олега, Лицкявичус разговаривал с ним еще до того, как я приняла решение помогать ОМР в Светлогорке. Это означало, что он нисколько не сомневался в моем согласии, а если бы даже я все-таки отказалась, то нашел бы необходимые аргументы, чтобы я непременно передумала.

– Зачем тебе ввязываться в какие-то расследования? – вдруг спросил Олег. – Ты каждый раз попадаешь в неприятности из-за того, что пытаешься заниматься чужими делами. Милиция должна лучше выполнять свою работу! Или сам злосчастный ОМР. А ты ведь, насколько я понимаю, отказалась вступить в него?

У меня не было ответа на его вопрос, поэтому я просто откинулась на подушку и прикрыла глаза, делая вид, что страшно утомлена нашей короткой беседой.

– Тебе нехорошо? – поинтересовался Олег.

В его голосе не было тревоги. Во-первых, он как-никак врач и умеет держать себя в руках, а во-вторых, думаю, Шилов догадался, что я симулирую, потому что не желаю отвечать.

– Просто устала, – соврала я.

На самом деле, несмотря на пережитое, я ощущала необыкновенный прилив энергии и прямо-таки зверский аппетит. И еще мне ужасно хотелось вытрясти из Лицкявичуса все, что ему известно в отношении Власовой, Урманчеева, Антона и тех, ради кого я, собственно, и торчала в Светлогорской больнице практически целый месяц. Я имею в виду пропавших пациентов. У меня было полное ощущение того, что время было потрачено впустую, так как я не смогла выяснить ничего путного. Существовала, однако, надежда, что Власова расколется на допросе, потому что, как совершенно справедливо заметил Лицкявичус, из песни слов не выкинешь: они с Урманчеевым всерьез намеревались от меня избавиться, и это свое намерение им придется по крайней мере аргументировать.

Олег ушел, пообещав вернуться вечером. Полежав для приличия с полчасика, я напялила халат, очевидно, принесенный заботливой мамочкой, и отправилась в ванную приводить себя в порядок. К счастью, меня положили в хорошей трехместной палате с душем, поэтому я провела там битый час, наслаждаясь тем, как струи воды бьют по моему телу. Испытав на себе полный паралич – причем дважды! – я ни за что не хотела бы повторения тех ощущений.