Карина Тихонова - Прогулки с Хальсом

И началась потеха. Представление шло под непрерывный хохот, свист и улюлюканье зрителей. Сюжет был незамысловат: бывший крестьянин, разбогатевший на торговле навозом, решил перебраться в город, создать свой салон и собрать в нем избранное общество. Он придумывает себе новое имя и изо всех сил пытается подражать манерам дворян. Слуга новоявленного аристократа — веселый Арлекин — постоянно дурачит своего глупого барина, вовсю пользуется его деньгами и в конце концов сбегает от хозяина вместе с его невестой, хорошенькой Коломбиной. Зрители надрывались от хохота, узнавая в разбогатевшем выскочке своих заносчивых соседей. Правы лицедеи, сто раз правы! В последнее время Голландию охватила настоящая эпидемия: почти все разбогатевшие торговцы мечтают получить дворянский титул! Как только они не изощряются в стремлении перещеголять друг друга богатством! Один известный фабрикант построил во дворе своего дома фонтан, из которого било красное вино, другой заказал ювелирам ночной горшок из чистого золота… В общем, клоуны верно подметили самую смешную черту новых голландцев — попытку «облагородиться» с помощью денег!

Два толстяка в пышных костюмах, зажатые хохочущими зрителями, смотрели представление молча, и лица их были багровыми от гнева. Осмеяли! Осмеяли пышные дурацкие костюмы, «благородные» манеры, стремление прибиться к знатным персонам, отсутствие вкуса, ума, воспитания! Выставили на посмешище толстые животы, красные носы, глупое бахвальство и бесконечное самодовольство! Проклятые клоуны!

Как только представление закончилось, буржуа в пышных костюмах начали решительно пробиваться сквозь толпу. Зрители провожали их хохотом и заливистым улюлюканьем.

На смену клоунам вышли акробаты. Франс выбрался из толпы и направился к повозкам комедиантов, выискивая взглядом запомнившееся двухцветное трико. И когда дошел до последней повозки, нашел того, кого искал.

Пекельхаринг сидел прямо на земле, прислонившись спиной к колесу и вытянув длинные ноги. Глаза клоуна были закрыты, рядом с ним валялся напудренный парик с косичкой. Франс в нерешительности остановился. Неловко беспокоить уставшего человека, но восхищение оказалось сильнее:

— Господин Пекельхаринг!

Клоун открыл глаза и настороженно окинул незваного гостя проницательным взглядом. Лицо, покрытое белилами, походило на маску, капли пота, струившиеся со лба, прочертили сверху вниз узкие влажные дорожки.

— Что вам угодно, любезный господин? — спросил Пекельхаринг низким голосом.

Франс поразился, как не похож он был на жеманный писк, которым клоун пользовался на сцене.

— Я хотел поблагодарить вас за прекрасное представление, — ответил Франс, отвешивая учтивый поклон. — Не помню, когда я так смеялся. Грандиозный успех!

Пекельхаринг ловко вскочил на ноги и поклонился Франсу все с той же настороженной учтивостью:

— Да, кажется, представление публике нравится. Но если бы вы знали, с каким оглушительным успехом оно шло в Амстердаме! Нас лупили после каждого спектакля! — Шут задрал рукав трико и показал собеседнику большие пожелтевшие синяки. — Вот это я понимаю, зрительская отдача! Зацепили за живое! — Внезапно Пекельхаринг изогнулся вопросительным знаком и приложил руку к уху: — Простите, добрый господин, я не расслышал вашего имени…

— Хальс, — представился Франс. — Меня зовут Франс Хальс, я секретарь гильдии живописцев Харлема.

Темные глаза клоуна блеснули на фоне густого слоя белил.

— Вы художник? Что же, это меняет дело. Рад приветствовать собрата по искусству.

Они снова раскланялись, только на этот раз поклон шута был более почтительным.

— Я бы хотел нарисовать вас, — сказал Франс без всяких предисловий.

— Меня? — удивился клоун.

— Артиста, — уточнил Франс. — Хорошего артиста. У вас трудная профессия, ведь вы обязаны говорить зрителям правду. А людям не всегда это нравится.

— Да ведь и вы, господин Хальс, обязаны делать то же самое! Впрочем… — тут глаза шута обежали скромный, но добротный костюм собеседника, — вижу, что ваша правда людям нравится больше, чем моя. — Пекельхаринг пожал плечами и весело закончил: — Рисуйте, почему бы и нет? Буду весьма польщен!

— Но для этого я должен увидеть ваше лицо… — начал Франс.

— Вы его видите, — перебил клоун. — Моя маска и есть мое настоящее лицо, поверьте, господин живописец. Все остальное — чистой воды притворство.

Франс покладисто кивнул.

— Что ж, логично. Если позволите, я начну прямо сейчас, господин… — тут Франс сделал паузу, сообразив, что не знает настоящего имени собеседника.

— Пекельхаринг, — подсказал шут, и в уголках его губ появились два веселых полукруга. — Это имя передал мне мой любимый покойный учитель, а он был великим артистом. Так что зовите меня Пекельхарингом. Я привык к этому имени.

Всего только один час отдыхали артисты перед следующим выступлением. Зрители шумно требовали выхода клоунов, и Франс едва успел набросать подвижную маску-лицо клоуна Пекельхаринга. Они договорились встретиться после вечернего представления, и шут покинул своего нового знакомого.

Франс сунул под мышку плотные листы картона и пошел рассматривать другие ярмарочные чудеса и соблазны. На противоположном конце площади цыганки гадали всем желающим по руке. Внимание Франса привлекла молодая девушка в цветастых юбках. Ее круглое добродушное лицо было не похоже на хищные смуглые лица цыганок. Франс уселся на перевернутый бочонок, достал чистый лист картона и принялся за новый угольный набросок. Сначала цыганка не обращала на него внимания, потом подружки начали подталкивать ее в бок, указывая глазами на странного человека. Цыганка остановила на Франсе лукавый взгляд и громко окликнула:

— Эй, господин зевака, что вы делаете? Хотите навести на меня порчу?

Франс повернул к ней картон. Цыганка подошла ближе, уперлась руками в бедра и внимательно рассмотрела рисунок. На ее круглом лице медленно расцвела улыбка.

— Да вы настоящий художник!

— Точно, — ответил Франс, заслоняясь ладонью от яркого солнца. — Если ты будешь хорошей девушкой и посидишь спокойно, я подарю тебе твой портрет.

Цыганка засмеялась.

— Да зачем он мне? Свое лицо я ношу с собой!

— Когда ты состаришься, то сможешь вспомнить, какой была в молодости, — начал Франс, но цыганка перебила его пренебрежительным жестом:

— Разве старикам не грустно сравнивать свое лицо с тем, которое у них было много лет назад? Нет уж, добрый господин, не нужен мне мой портрет. Когда я состарюсь, то не стану огорчать себя сравнениями с молодостью. У старости есть свои радости. — Цыганка внимательно вгляделась в лицо собеседника: — Постойте-ка, добрый господин, уж не цыган ли вы? Уж очень вы похожи на наших мужчин!