Виктор Пронин - Человеческий фактор

Все так же с некоторым безразличием он сложил все бумаги в свою папку и положил наконец телефонную трубку. Епихин был спокоен – подписанные Долговым листы использовались редко, и, вполне возможно, недостача этих листов вообще никогда не обнаружится, а если Катя что-то и заметит, то наверняка не придаст этому ровно никакого значения, решит, что уже использовала их.

Когда в кабинетик вошла Катя, Епихин стоял у стеклянной стены и, раскачиваясь с пяток на носки, наблюдал за работой в цеху.

– Привет! – сказала Катя, увидев на своем стуле папку Епихина, она не думая положила ее на шкаф.

– Ну, что там в банке? Опять проблемы?

– А! Обычная канитель!

– Николай не звонил? Тоже замотался где-то?

– В пробке застрял! Там от него записочка на столе.

Епихин подошел к столу, взял клочок бумажки, который уже держал в руках, вчитался.

– Что-то он надолго влип.

– Скоро будет. Как поживаешь, Епихин? – спросила Катя, помолчав.

– По-разному... А в общем, тускло.

– Что так?

– Нет прекрасных потрясений, нет отчаянных решений и даже поползновений.

– Надо же... Стихами заговорил! Растешь!

– Заговоришь! – Епихин сел на стул, положив руки на спинку. – А ты, Катя, как поживаешь?

– Даже не знаю, даже не знаю... Нет времени в себя заглянуть, представляешь? Такое ощущение, что в этой нашей суете сквозь себя проношусь, не замечая. У тебя так бывает?

– У меня только так и бывает.

– Вот видишь, Епихин, как много у нас с тобой общего, – усмехнулась Катя.

– Это хорошо или плохо?

– Как подойти, чего хотеть, к чему стремиться... Опоздал на самолет – это плохо. А он возьми да упади. Значит, опоздание – это хорошо.

– Твой самолет взлетел?

– Похоже на то, – Катя внимательно окинула Епихина взглядом – последнее время он постоянно перешагивал черту, которая отделяла бухгалтера от снабженца, жену директора от наемного работника, мужчину от женщины, в конце концов. Он не шел далеко, не лез напролом, но переступал, а если учесть, что это происходило частенько, делал это сознательно.

– Но еще не упал? – спросил Епихин, склонив голову к плечу, лукавенько так спросил, давая понять, что вопрос его глубже, чем это может показаться.

– Пока лечу, – ответила Катя.

– Это радует, – вздохнул Епихин.

– Обнадеживает, – поправила Катя.

– Будет и посадка?

– Надеюсь... Хотя о посадке лучше спросить у прокурора, это по его части.

– Я другое имел в виду.

– Посадка – она и есть посадка, – жестковато ответила Катя. – Как сказал народ, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Самый богатый человек страны, миллиардер, олигарх, кандидат в президенты и прочая, и прочая... Сидит за проволокой где-то в забайкальских не то горах, не то степях и шьет рукавицы из брезента. Говорят, неплохо получается, но сноровки еще не приобрел, план не выполняет и потому надежды на досрочное освобождение пока нету. Такие дела, Епихин, такие дела.

Казалось бы, пустой разговор, ни о чем, что-то вроде перебреха, какой бывает у случайных попутчиков в ожидании электрички. Но чувствовалось, что и для Епихина, и для Кати он чем-то важен, напряжение чувствовалось в их вроде бы бестолковых словах. Ни один, ни другой разговор не прекращали, каждый хотел что-то добавить, уточнить.

– Слушай, а тебе удобно называть меня Епихиным?

– Удобно, – не задумываясь, ответила Катя. – И потом, как же тебя называть, если ты и есть Епихин?

– Ну... Некоторые по имени обращаются...

– Да-а-а? – удивленно протянула Катя и задумалась. – Нет, все-таки ты не Валентин, ты Епихин. Знаешь, есть имена, которые я не могу произносить... Если говорить о тебе, то я не могу произнести всерьез ни Валентин, ни Евгеньич... Мой Долгов, например, не в силах произнести имя «Алла»... Только благодаря этому обстоятельству его жену зовут Катей.

– Значит, твоего мужа не будут звать Валентином? – произнес Епихин отчаянные слова, но сознательно, зная, что произносит. Однако Катю эти слова не затронули.

– Моего мужа зовут Николаем, – спокойно сказала она. – А вот, кстати, и он, – сквозь узкую дверь в ангар протиснулся Долгов, быстро прошел мимо работающих станков и оказался в стеклянном кабинетике. – Явился – не запылился, – приветствовала его Катя.

– А вы все шушукаетесь? – спросил Долгов, усаживаясь в свое кресло. – К чему пришли, до чего договорились?

– Епихин спросил – не Валентином ли зовут моего будущего мужа.

– А ты?

– Я сказала, что моего мужа зовут Николаем. И будущего тоже.

– Как ты права! – восхитился Долгов.

– С кем поведешься – с тем и наберешься! – рассмеялась Катя.

Все-таки невозможно затеять то, что затеял Епихин, и ни в чем, хотя бы в самом малом никак себя не выдать. И если найдется человек, который будет не то чтобы подсматривать, подглядывать, выслеживать, нет, если найдется человек, который просто видит, что происходит вокруг, просто слышит, о чем люди говорят, как сидят, как стоят, какие слова произносят, – этого вполне достаточно, чтобы злоумышленник себя проявил.

На беду Епихина такой человек нашелся – Катя. Он сам своими намеками, вроде бы беспредметными разговорами насторожил Катю и заставил, вынудил ее смотреть на него куда внимательнее, пристальнее, нежели это принято в обычном общении.

Вот, казалось бы, не произошло ничего необычного, но Катя все видела как бы сквозь увеличительное стекло. Снаружи, из-за стеклянной стенки кабинетика рабочий, оторвавшись от станка, помахал рукой, приглашая подойти. «Меня зовешь?» – спросил Долгов, ткнув себя пальцем в грудь. Рабочий отрицательно покачал головой. Тогда Долгов указал на Катю – рабочий и на этот раз сделал отрицательный жест. «Епихин?» – Долгов указал на своего заместителя. И рабочий утвердительно кивнул.

– Тебя, – сказал Долгов и повернулся к Кате для каких-то своих разговоров.

Но что делает Епихин!

О, как поступает Епихин!

Епихин не вышел тут же в ангар, чтобы выяснить, в чем дело, он протиснулся между столом и стулом, на котором сидела Катя, потом, втянув живот, просочился между сейфом и сидящим Долговым, подошел к шкафу, взял положенную там Катей свою папку и потом снова повторил весь свой путь в обратную сторону, и только после этого вышел в цех.

Катя неотрывно наблюдала за ним широко раскрытыми глазами.

– Ты заметил? – спросила она у Долгова, когда Епихин вышел из кабинетика.

– Что?

– Рабочие обращаются по производственным делам не к тебе, а к нему?

– Ну и что?

– Раньше эти вопросы решал ты.

– Значит, смена подросла! – ответил Долгов. – Мне, слава богу, есть чем заниматься.

– Как-то незаметно это произошло... При том, что ты чаще бываешь здесь, чем он. Епихин постоянно торчит среди рабочих... О чем они могут говорить?