Виктор Пронин - Человеческий фактор

Угрюмый мужик сидел над рюмкой водки, увидев Михася с Аликом, чуть раздвинул в улыбке тяжелые черты лица – рад, дескать, видеть. Девицы в тесноватых, расползающихся джинсах тоже узнавающе сверкнули блудливыми своими глазами. И хмырь, который когда-то в долг угощал их пивом, тоже бросил взгляд, не остался безучастным, хотя и поскупился на улыбку. Он сидел лицом к залу, локоток на столе, нога на ногу, пиджак распахнут, поза свободная, таящая в себе готовность в любой момент сорваться с места и устремиться наружу, на улицу, в жизнь. Какая-то нетерпеливость была в его позе. Он, кажется, был единственным в полуподвальчике, кто время от времени поглядывал на часы. Не то ждал кого-то, не то куда-то торопился и вот присел на минутку, переброситься словцом с Фатимой, опрокинуть кружку пива и снова устремиться туда, где его ждали, любили и баловали. И действительно, едва выпив залпом остававшееся в кружке пиво, он вскочил, что-то на ходу уже бросил Фатиме, та улыбнулась в ответ, но не столь радушно, как Михасю с Аликом, не столь. Чувствовала она, что человек этот непростой и легкости в общении не позволяет. Быстро взбежав по лестнице, он исчез из виду и никто об этом не пожалел, только девицы проводили его взглядами слегка недоуменными, дескать, куда придурок помчался, если мы еще здесь?

И не успели Михась с Аликом выпить по кружке, как в кармане задребезжал, забился, заколотился мобильник.

– Ну вот, – проговорил Михась, – наконец-то... А то я уж по тебе, дорогой, соскучился. – Слушаю!

– Живой? – спросил знакомый напористый голос.

– Местами.

– Почему не отвечал на звонки?

– Отсутствовал.

– Ну и что? На то и мобильник, чтобы отвечать в отсутствии.

– Обстоятельства не позволяли.

– Женщины? Водка? Забавы?

– Всего понемножку... Как ты понимаешь, с некоторых пор все это мне стало доступным.

– А когда дела?

– На этой неделе.

– Я могу спокойно уезжать?

– Не знаю, как насчет спокойствия, но ехать можешь.

– Почему все-таки не отвечал? В нашем деле это непозволительно. Я думал, ты это понимаешь.

– Да потерял я мобильник! Поехали с ребятами на рыбалку, поселили нас на чердаке, там сено... Мобильник выскользнул из кармана... Поддали... Собрались уезжать – начались поиски... Нашелся... Я же не могу на тебя выйти, связь односторонняя.

– Хоть не все просадили?

– Маленько осталось.

– На жизнь хватит?

– До твоего возвращения продержимся.

– Круто живете!

– Молодые потому что... Слушай... Шутки это, понял? Шутки. Не полные же придурки... Ты не боись... На этой неделе все сделаем. Созреть же надо.

– Созрели?

– Не боись, мужик. Читай газеты, слушай радио, смотри телевизор... Тебе сообщат.

– Кто?

– Средства массовой информации. Сам знаешь, в стране это дело поставлено неплохо.

– Вы где сейчас?

– На боевом посту.

– С рыбалки уже вернулись?

– Лишние вопросы, мужик.

– Ни пуха, Михась.

– К черту! – И Михась отключил связь. Взяв салфетку, заботливо принесенную Фатимой вместе с фисташками, он вытер лоб и только тогда поднял глаза на Алика.

– Ну что? – спросил тот. – Отгавкался?

– Переживает.

– Ты его успокоил?

– Фатима! – Михась помахал поднятой рукой и, дождавшись, когда женщина посмотрит в его сторону, показал два растопыренных пальца – повторить, дескать, каждому еще по кружке «Светлого невского».

Когда Долгов, бестолково бродя по следственным коридорам и заглядывая в двери, не зная, к кому обратиться, наткнулся на Анпилогова, – это была чистая случайность. Точно так же он мог столкнуться с кем угодно. Анпилогов в это время пребывал в состоянии унылом и безрадостном. Текучка, которой он вынужден был заниматься, нисколько не радовала его, не возбуждала, не повергала в состояние тревоги, нетерпения и азарта. Подперев кулаком щеку, покорно кивая головой, он выслушал рассказ Долгова о том, что какие-то типы требуют с него тридцать тысяч долларов, не то, дескать, убьют его, поскольку поступил на него заказ.

– Надо же, – сказал Анпилогов и надолго задумался, глядя в окно. Там шелестели деревья, с бешеной скоростью проносилось мимо него лето, да что там лето – жизнь проносилась неудержимо, необратимо, навсегда.

– Так что, мне отдать им эти деньги?

– Как хотите, – ответил Анпилогов, все еще пребывая в своем сумеречно-печальном состоянии. – Но я бы на вашем месте не стал.

– Как же быть? Как мне дальше жить?

– А пошлите вы их подальше! Они вам угрожали?

– Да! – заорал Долгов, обиженный столь равнодушным отношением не просто к его проблемам, к его жизни. – Да! – повторил он уже потише, но тоже достаточно громко.

– Пальчиком грозили? Громким голосом кричали? Кулаками в воздухе потрясали?

– Они вооружены! У них пистолет!

– Настоящий?

– Да!

– Сейчас делают из пластмассы очень похожие на настоящие... Китайское производство, между прочим.

– При мне по бутылке бабахнули!

– И что? – спросил Анпилогов, не в силах оторваться от листвы за окном – на ветру она шелестела, трепетала и, казалось, готова была сорваться и унестись, зеленой еще, молодой и сверкающей, унестись вслед за ветром к той жизни, которая где-то шумела, трепетала, охваченная любовью и ненавистью.

– Вдребезги! – хрипло прошептал Долгов, собираясь уже подняться и выйти. Но произошло странное – этот его шепот, этот хрип, эти его сверкающие глаза, полные гнева и обиды, пробудили Анпилогова от спячки. Он встряхнул головой, встал и захлопнул форточку, как бы отгораживаясь от всех тех ложных соблазнов, которыми какие-то мистические силы хотели было его соблазнить, увлечь, а потом насмеяться над ним и бросить.

– Так, – сказал он и положил большие свои сухие ладони на полированную поверхность стола. – Пистолет, говорите?

– Да.

– Стреляли?

– Да, – с некоторой усталостью проговорил Долгов.

– По бутылке?

– Да.

– Попали?

– С первого выстрела.

– И что бутылка?

– Вдребезги.

– А расстояние?

– Метров десять, может, пятнадцать...

– Что же вы молчали?! – воскликнул пробужденный Анпилогов.

– Я молчал?!

– Ну не я же, – примирительно сказал Анпилогов. – Так, – повторил он и на этот раз опустил растопыренные свои ладони на стол с легким хлопком. – У меня к вам один вопрос... Вы кому-нибудь об этом говорили?

– Нет.

– Жене, любовнице, приятелю, собутыльнику, соратнику, попутчику? Говорили?

– Нет, вы первый.

– Ха! Как приятно даже в таких делах быть первым, – пробормотал Анпилогов. – И не говорите никому. У вас есть собака?

– Дворняга.

– Даже ей! Вы меня понимаете? Даже собаке, несмотря на ее беспородность, ни слова. Кстати, беспородные собаки умнее всех прочих. Еще неизвестно, на кого она работает.

– В каком смысле? – не понял Долгов.