Виктор Пронин - Ледяной ветер азарта

На следующий день Чернухо, застав Званцева в кабинете Панюшкина, не церемонясь потащил его на улицу.

– Пошли-пошли, – сказал он. – Людей посмотрим, себя покажем... Прогуляемся. Начальство, думаю, возражать не станет, а, Николашка?

– Гуляйте, – беззаботно ответил Панюшкин. – Ежели с пользой для дела, отчего ж не прогуляться... Я бы и сам не прочь компанию вам составить.

– Нет, Николашка, к нам не примазывайся. Дела важные делай, отчеты готовь – Комиссия строга и неподкупна. Пошли, Володя! Ты не против, если я тебя Володей буду называть?

– Как вам угодно.

– Мне угодно так, – кивнул Чернухо.

Выйдя на крыльцо, они остановились, привыкая к яркому слепящему свету. Чернухо даже в шапке едва доставал Званцеву до плеча. Чтобы не унижать гостя, заставляя его задирать голову, Званцев великодушно спустился со ступенек. После этого Чернухо, оставшийся на крыльце, уравнялся с ним ростом.

– Куда пойдем, Кузьма Степаныч? – вежливо спросил Званцев.

– А куда хошь, – Чернухо быстро сбежал с крыльца. – Я гость. Развлекай меня, рассказывай всякие истории!

– Боюсь, вы ошиблись, выбрав меня в провожатые, – Званцев начал догадываться о цели прогулки. – Для историй больше подойдет Ягунов – начальник мастерской. У него на несколько комиссий историй хватит.

– Да? – Чернухо вскинул голову и внимательно посмотрел Званцеву в глаза, но, кроме острых солнечных бликов, ничего не увидел. – Ну и ладно, обойдемся без историй. Я человек простой, перебьюсь.

Они свернули на протоптанную в снегу дорожку, которая вела к Проливу. Чернухо посерьезнел, оживление исчезло с его лица, он сосредоточенно смотрел себе под ноги, будто боялся оступиться.

– Скажи мне, Володя... Ты не скучаешь здесь?

– Да вроде некогда... – Званцев опасливо покосился на Чернухо, припомнил предупреждение Панюшкина о том, что этот коротышка – единственный, кого стоит бояться.

– Ну, как некогда?.. Второй месяц ждете у моря погоды – пока Пролив замерзнет. При желании можно найти часок-другой поскучать, а?

– Можно, – согласился Званцев. – При желании.

– Я почему спрашиваю... Парень ты молодой, хочется небось и общества, и разнообразия?

– Хочется.

– А все бросить к чертовой матери не хочется?

– Хочется.

– Что же останавливает?

– Многое останавливает, Кузьма Степаныч.

– Например?

Званцев обернулся на поотставшего Чернухо, подождал его, пропустил вперед.

– Из всех зол выбирают меньшее.

– Значит, для тебя эта стройка – зло?

– Нет, – Званцев покачал головой. – Когда говорят, что из зол выбирают меньшее, то имеют в виду, что из нескольких вариантов принимают лучший. У меня есть основания считать себя счастливым, поскольку я получил лучший вариант – работаю на интересной стройке, занимаю неплохую должность, от меня здесь кое-что зависит. Кроме того, мне повезло работать под началом такого опытного, знающего человека, каким является Панюшкин, – дипломатично закончил Званцев.

– А какой худший вариант? – спросил Чернухо.

– Худший мой вариант являет собой Тюляфтин – представитель министерства в вашей Комиссии. Знаете, многим в жизни предоставляется возможность ублажить тщеславие солидным предприятием или учреждением. Иным другого и не надо. Я знаю случай, когда машинистка нашего министерства из дурацкой спеси не стала разговаривать с машинисткой из жэка... Вернее, она разговаривала, но давала понять, что стоит гораздо выше.

– Так что Тюляфтин? – напомнил Чернухо.

– Тюляфтин соблазнился громадной стеклянной вывеской с волшебным словом «Министерство».

– Думаешь, он на этом проиграл?

– Нет, выиграл. Он выиграл, – подчеркнул Званцев. – Для меня это было бы проигрышем. Для меня важно...

– Ты бы пошел на место Панюшкина? – неожиданно спросил Чернухо.

– Не знаю, – легко ответил Званцев. Чернухо не удалось уловить напряженности в голосе главного инженера. – Не знаю, – с улыбкой повторил Званцев, разгадав нехитрый ход Чернухо. – Я, Кузьма Степаныч, прекрасно понимаю коварство вашего вопроса... От должности начальника мне все равно не уйти. Не на этой стройке, так на следующей она обязательно настигнет меня. Сейчас я главный инженер, с работой справляюсь, к какому бы выводу вы ни пришли, сам-то я вижу, что справляюсь. Начальников строек в возрасте Панюшкина или около того предостаточно, и нашему Управлению в скором времени понадобится много молодых, но опытных специалистов, скажем так. Вы это хотели услышать от меня, пригласив на прогулку? – Званцев остановился, загородив дорогу. Стекла его очков сверкали благожелательно и улыбчиво.

– Я не надеялся, что мне так повезет, – ответил Чернухо озадаченно.

– Разве я сказал нечто неожиданное? Странное?

– Нет-нет, – успокоил его Чернухо. – Меня только слегка озадачил твой подход.

– Подход?

– Ну... трезвость. А как ты попал сюда, к Панюшкину?

– Проходил у него практику в Карпатах. А когда его направили сюда, он пригласил меня на должность зама главного инженера. Я согласился. Вскорости главный уехал в Москву. Не то здоровье ухудшилось, не то семейные обстоятельства... Что-то у него ухудшилось. Вот и все. Вас еще что-то беспокоит?

– Меня беспокоит твой тон.

– Не понял? Я чем-то вас...

– Нет-нет, все в порядке. Ты ничем меня не обидел. Меня беспокоит твоя невозмутимость, уверенность... И вот думаю: откуда это у человека, который впервые главным инженером, который никак не закончит первую стройку, которому предстоит отчитываться перед высокими инстанциями?..

– И как же вы себе ответили? Каков вывод?

– Вывод? – рассеянно переспросил Чернухо. – Пошли, Володя, в контору, а то Николашка уж небось истосковался в одиночестве, измаялся.

И, повернувшись, Чернухо быстро зашагал по дорожке, не оглядываясь на Званцева, как бы забыв о нем.

– Вы не ответили мне, Кузьма Степаныч, – напомнил тот.

Теперь повернулся, загородив дорогу, Чернухо.

– Хорошо тому живется, у кого стеклянный глаз – он не плачет, не смеется и сверкает как алмаз.

– Вы имеете в виду мои очки?

– Я имею в виду широкую спину Панюшкина, из-за которой даже Тайфун не кажется слишком страшным.

Большая темная изба, расползшаяся от возраста, казалась покинутой едва ли не сотни лет назад. Свежий снег замел протоптанную дорожку, и Панюшкин поднимался по ступенькам, с удовольствием вслушиваясь в мягкий, упругий скрип снега. Он прошел по коридору, тронул холодную ручку двери своего кабинета, вошел, не раздеваясь, сел за стол. Положил лицо в большие жесткие ладони, чувствуя затылком поднятый воротник куртки и подтаивающий в тепле снег, ощущая пальцами морщины, выросшую за день щетину, углубления и выступы черепа и не решаясь изменить позу, чтобы не нарушить сосредоточенного и расслабленного состояния.